Это открытие перевернуло многие мои представления. Я уверена, что детям никогда нельзя говорить неправду. Думаю, что им все можно объяснить в доступной форме, чтобы не нарушать привычный порядок жизни. Теперь я ощущала себя не только хранительницей некоей семейной тайны, которую мне доверили и которую ни в коем случае ни под каким видом нельзя разглашать, но и стала задумываться над многими вещами, называемыми «миром добра и зла», и росла страшной «антисоветчицей». Когда я открывала рот, чтобы высказаться, мама бежала закрывать форточку, испуганно оглядывалась, махала руками и повторяла:
Тише! Тише! Что ты говоришь! Соседи услышат!..
Соседка слева, по словам мамы, доносила в «органы», а сосед снизу там работал.
Кем? я люблю конкретность.
Ну, понимаешь он там, видимо, при допросах Слышишь, как кричит, когда приходит домой? Нормальный человек ведь так кричать не будет
Я слышу: от его голоса, который сотрясает пол в нашей квартире, позвякивают рюмочки в буфете.
Перераспределились и роли моих родителей. Какой-то червь засел у меня внутри: разумом понимая, что произошло когда-то, душой принять отношение к деду я не могла. Я стала постепенно охладевать к отцу, с которым очень дружила в детстве. И он, уйдя из жизни, ушел навсегда и из моей жизни. Я вспоминаю его как нечто далекое и закончившееся, словно смотрю фильм.
Я любила рыться во всяких недозволенных местах. За это меня ругали, но ничего не помогало. Особенно я любила залезать с тетину тумбочку, когда приезжала к ней в гости: там я находила тетины украшения: кольца, цепочки, серьги, брошки, кулоны, бусы; рассматривала, примеряла и могла заниматься этим часами, вертясь перед зеркалом и так, и эдак.
Что ты там ищешь? сердится бабушка. Тетя Аня увидит, будет недовольна!
Не будет! Я все на место положу! Смотри, какое у нее кольцо красивое с аквамарином! невозмутимо отвечаю я, надевая кольцо на палец. Мне велико И сережки с топазами Я тоже уши проколю
Однажды, роясь в отцовском письменном столе, хотя это было мне строжайше запрещено, я, неизвестно для чего, переворошила кучу разных бесполезных, с моей точки зрения, бумаг и вдруг обнаружила среди них тщательно спрятанный пожелтевший от времени конверт, на котором была написана фамилия отца. Я взглянула на обратный адрес внизу, там стояло: г. Винница. И я поняла, что письмо было от деда. У меня заколотилось сердце: «Интересно, значит, дедушка даже письма писал отцу!» Меня мучила совесть, что я держу в руках то, что предназначено не мне, и одновременно разбирало жуткое любопытство. Второе пересилило: я осторожно открыла конверт и вытащила содержимое. Это был сложенный вчетверо, уже слегка помятый листок из ученической тетради в линеечку, исписанный неровными, сползающими вниз буквами. Я впилась глазами в текст, прекрасно отдавая себе отчет в том, что совершаю очень нехороший поступок.
«Дорогой Сережечка! Давно не получал о вас никаких известий и не знаю, как вы живете Я узнал случайно, что у тебя родилась дочка, а моя внучка. Хотелось бы ее увидеть хоть один раз. Может быть, привезете ее в Винницу? Это ведь по дороге в Сумы. Я еще работаю, но читать не могу глаза почти совсем ослепли, поэтому прошу, чтобы мне читали Кому-то понадобилось зло посмеяться надо мной. Родственники, бывшие у вас, привезли обманчивую весть, будто бы мама твоя желает переехать ко мне, чтобы коротать вместе жизнь. Я ухватился за это, как утопающий хватается за соломинку. Я послал вам несколько писем, но в ответ не получил ни одного слова. Очевидно, все это обман. И кому это понадобилось посмеяться надо мной?.. Очень надеюсь, что ты ответишь мне. У меня ведь, кроме вас, никого нет. Куда голову склонить и где найти приют?..»
Я читала и плакала письмо показалось мне таким тоскливым, одиноким, призывным. Дед написал его через три года после моего рождения. И как же получилось, что он, пронеся через всю жизнь любовь к семье, бабушке и детям, живя мечтой вновь когда-нибудь соединиться с ними, даже во имя всего этого, не отрекся от духовного сана в то трудное для всех время, чтобы снова стать учителем и облегчить тем самым жизнь близких? Не смог. Почему?..
Письмо, как я поняла, осталось, как и прежние письма, без ответа. «Значит, мой отец изгнал из своего сердца своего отца? размышляла я. Значит, дедушка стал ему совсем чужим?» Я, никогда не видя своего деда даже на фотографии, полюбила его. Сколько любовий может вместить одно сердце! А может быть, это было только сострадание и внутреннее понимание попавшей в плен обстоятельств человеческой души? Когда он тоже умер, я, узнав об этом, заплакала. Отец положил руку мне на голову и сказал:
Спасибо, доченька!
Сказано: «Не судите»
С одной стороны, я была зажата рамками всяких принятых в обществе условностей. Мне всегда делали замечания, если я при гостях вела себя не должным образом слишком громко смеялась, встревала в разговоры взрослых, вертелась за столом, или наставляли: сиди так-то и так-то, говори то-то и то-то. С другой стороны, мне предоставляли полную свободу действий дома. И я пользовалась ею. Начитавшись книг о пиратах, устраивала плот в гостиной и «плыла» на нем под «пиратским флагом» в неведомые страны. На плоту было полное снаряжение, необходимое в дальней дороге, и даже стояла электроплитка, на которой готовилась «пиратская» еда. Она была вполне съедобна, нечто вроде блина: я замешивала на воде муку, в которой зажаривались кусочки колбасы, лука, помидоров что попадалось под руку и что давала мне бабушка. Домашние удивлялись, что я, такая разборчивая в еде, с удовольствием поглощаю эту жуткую смесь.
В другой книжке я вычитала, как устроен инкубатор, и выращивала цыплят из магазинных яиц, которые у меня постепенно протухали в устроенном под батареей фанерном ящике, в который был вставлен термометр, чтобы следить за нужной температурой. Мне никто не мешал заниматься моими исследованиями, только иногда комментировали, что из магазинных яиц ничего не вылупится, потому что они изначально несвежие.
В банке с водой я старалась получить искусственным путем янтарь из скатанной в шарики сосновой смолы.
Янтарь пролежал в земле миллионы лет, прежде чем стал камнем, убеждали меня. Но я упряма и каждый день проверяю, насколько уже затвердел мой камень.
Из большого куска толстого картона я соорудила домик Красной Шапочки. Чтобы создать «пейзаж», наклеила «деревья» на тюлевые шторы их я нарисовала гуашью на ватмане и вырезала. И вечером, когда становилось темно, зажигала сзади свечу. Она освещала маленькое окошко с занавеской из марли. Я часами сидела в темноте, любуясь своим произведением.
Пламя свечи колеблется за открытыми ставнями, наклеенные на тюль деревья тенями плавают по потолку, я рисую в своем воображении, как Красная Шапочка подходит к домику, открывает дверь, входит, ставит корзинку с едой. Постепенно я начинаю представлять себя хозяйкой домика в лесу. Вот я иду за хворостом, набираю полную охапку, несу домой, чтобы растопить печь. На улице вьюга, а в домике тепло и уютно: потрескивают дрова, тихо ходит от малейшего движения воздуха занавеска
Надя, смотри не сделай пожар! Твоя марля может загореться! врывается в мои грезы из-за двери действительность.
Не мешай! Не загорится! отмахиваюсь я, боясь нарушить картину.
А вот уже весна я собираю подснежники. Рядом живут зайцы и белки. Они волшебные и умеют говорить. Все они приходят ко мне в гости, и я кормлю их чем-нибудь вкусным. Прекрасный принц там тоже присутствовал. Он увозил меня к себе во дворец, и я превращалась в необыкновенно добрую и красивую принцессу в воздушном платье.