Ладно-ладно. Ольжана отставила чарку. Я просто уточнила. Прости.
И попросила его продолжить.
Брат Клод откинулся назад, прижался спиной к стене. Посмотрел в окно на цветущие склоны. Ольжана же смотрела на него, как на картину: он вписывался во всё окружение так, что хоть на холст переноси.
Юноша полюбил её, поделился брат Клод, но как ты помнишь, он был монах. Не желая расставаться с ней, он похитил Ашегер и привёз её сюда, в твердыню над ущельем. Он спрятал девушку на вершине башни, в келью, куда никогда не поднимались другие башильеры. Скупо улыбнулся. В эту келью.
Ольжана обвела убранство взглядом.
Ашегер втайне прожила здесь несколько месяцев. Говорят, юноша добивался её любви, но для неё ничего не стоило сердце того, кто удерживал её силой. Юноша предлагал ей бежать с ним из монастыря, но Ашегер отказалась, заявив, что он предаст её так же легко, как предал свои клятвы. Она требовала вернуть её домой, но юноша упорствовал, а потом
Брат Клод развёл руками:
Нельзя скрывать человека вечно даже в таком большом монастыре, как наш. О существовании Ашегер узнал другой монах. Он пожаловался настоятелю, и тот пришёл в ярость. Настоятель повелел предать суду девушку, осквернившую монастырь своим присутствием, невзирая на то что несчастная находилась здесь против своей воли.
Ольжана хмыкнула.
Ничего удивительного.
Увы, кивнул брат Клод. Но Ашегер была горда. Не желая, чтобы её судили за грех, которого она не совершала, она выбросилась из вот этого окна.
И указал наружу.
Ольжана проследила за его рукой. Над ущельем кружили птицы.
Ужасно. Она покачала головой. Отметила про себя: если Ашегер выпрыгнула из этого проёма, она была тоньше её, Ольжаны, раза в полтора. Конечно, насмерть? Или легенда приберегла для неё счастливый конец?
Брат Клод довольно сощурился.
Одни говорят, что она обратилась в птицу. Другие в реку. Третьи в плющ, оплетающий монастырскую стену, и в цветы, растущие на дне ущелья. В этом сила легенд: никто не хочет признать, что девушка разбилась. Раз эта история про горе и роковую любовь, в ней будут цветы, и реки, и птицы, и туманы, и призраки, пугающие послушников в коридорах.
А что с юношей-монахом? Он бросился за ней или заколол себя кинжалом?
Вай! Брат Клод засмеялся и сделал резкий жест рукой: взмахнул, точно крылом. А ты уже знакома с кубретскими историями, да? Но ни то ни другое. Он стал отшельником поселился в пещере под монастырём и всю жизнь нёс бремя своего греха.
Брат Клод потянулся к своей чарке, задумчиво обвёл края пальцем.
Юноша был чудовищем, признал он, но мне с детства нравится эта история. Есть в ней нечто завораживающее, мудрое и насмешливое. Башильер выкрал девушку и со звериной прытью охранял её в крепости-монастыре, но она всё равно ему не досталась улетучилась сквозь пальцы, как туман. И её не удержали ни стены, ни горы, ни страх смерти. Яростная любовь, и та не удержала, потому что есть вещи сильнее ярости и страха.
«Если бы он не стал монахом, подумала Ольжана, то стал бы поэтом». Она осторожно спросила:
А почему ты оказался тут, в монастыре? И добавила: Но если личное, не отвечай.
Она предполагала, что за душой брата Клода обязательно должна быть беда несчастная любовь, или кровная вражда, или что-то ещё, из-за чего он решил стать черноризцем, чтобы успокоить бурю в душе.
Брат Клод отпил из чарки.
Я всегда видел себя служителем Дланей, сказал он просто. Я люблю эти горы, люблю покой и люблю давать помощь тем, кто её просит.
Тебе здесь нравится?
Да. Он тронул башильерский знак на груди. Его одеяние выглядело точь-в-точь как у Лале, только более опрятным. В монастыре много дел, не заскучаешь. Не думай, что я провожу все дни, рассказывая истории и пребывая в хандре, это уж я так, поддался соблазну Посмеялся. Ты ведь наша гостья.
Брат Лазар говорил, что братия здесь совсем крошечная.
Это правда, согласился брат Клод, отставив чарку. Монастырь пустеет. Немногим молодым башильерам так же, как мне, охота жить в живописной глуши. Но мне нравятся мои братья. С ними легко сладить. Одна беда совсем не говорят по-иофатски, только читают на нём во время бдений. Он вздохнул. Книги книгами, но я боюсь забыть живую речь. Поэтому с братом Лазаром мы ведём переписку на иофатском.
Переписку на иофатском.
Звучало знакомо. Ольжана призадумалась: в Мазарьском господарстве, когда они встретили трёх подонков на дороге, Лале показал «письмо от приятеля» на иофатском. Не от брата Клода ли?
Размышляя о своём, Ольжана поводила рукой по подоконнику заскользила подушечками пальцев по шершавой поверхности. Заметила краем глаза: теперь и брат Клод её изучал.
Ты очень нравишься брату Лазару, сказал он тепло. Иначе бы он не привёз тебя сюда. Кивком указал на дверь. Лазар дорожит этим местом. Он ведь жил здесь недолго, знаешь? Сразу после того, как вернулся в Вольные господарства.
Он привёз меня сюда совсем не из-за истории о монахе и девушке в башне. Ольжана усмехнулась. Ты же слышал о моём женихе. Лазар его боится.
Из окна подул ветерок, пахнущий летом и горной свежестью. Как маняще было поверить, что она убегает не от чудовища, а от жениха к тому же, с мужчиной, который рискнул своими клятвами, чтобы хотя бы на пару ночей затаиться с ней от всего мира на вершине неприступного монастыря.
Брата Клода передёрнуло.
Боится? опешил он. Да ты что?
Он положил локоть на колено, подался вперёд со взмахом кисти резкий и очень кубретский жест.
Послушай, джана, сказал он тоном, не терпящим возражений. Я давно знаю Лазара. Я был совсем юным, когда решил вступить в орден, и послушником отправился в Хал-Азар. Да, я пробыл там недолго: повидал мир и убедился, что моё место здесь. Но сколько успел пережить! Мятежи, осады, песчаные бури, колдовскую чуму.
Он отрицательно закачал головой:
Правда в том, что Лазар ничего не боится. Ни земных бед, ни небесного гнева. Он не боится ни колдунов, ни прецепторов никого в целом свете.
Ольжана не знала, чему ей удивляться больше: то ли пламенной речи, а то ли тому, что брат Клод только сейчас упомянул свою жизнь в Хал-Азаре. Зачем была вся беседа до этого?.. Если бы Ольжана жила в таких дальних землях, то при знакомстве рассказывала бы об этом первом делом.
Брат Клод посмотрел на неё разочарованно.
Неужели ты этого не чувствуешь?
Ольжана лишь развела руками. Ей казалось, что брат Клод говорил про другого человека. Про какого-нибудь воина, или интригана, или могущественного чародея вроде Йовара, но точно не про учтивого хромого лекаря, который местами был так трогателен, что хотелось потрепать за щёки.
Я видела его напуганным, призналась она. Пару раз. Когда мы встретили на дороге лихих людей. Она помнила: Лале держался чудесно, но говорил с ублюдками, сжимая свою ладанку чуть ли не до побелевших пальцев. И когда нас чуть не нагнал мой брошенный жених.
Тогда, в бане, после нападения чудовища, Лале выглядел так, будто ещё немного и упадёт в обморок.
Брат Клод недоверчиво засопел.
Сомневаюсь Может, тебе не то показалось?
Может, легко согласилась Ольжана, не желая ссориться. Ты жил в Хургитане?..
Но разговор о его хал-азарском прошлом продлился недолго. Брат Клод не рассказал Ольжане ничего, чего не рассказал бы Лале, и беседа плавно вернулась к Кубретскому господарству; видно, брат Клод действительно любил свою родину.
Они обсуждали места, которые проезжали Ольжана и Лале, говорили о гостях и хозяевах, тостах и шутках, об огромных кувшинах вина, которые кубретцы запечатывали и зарывали в землю на рождение детей (а открывали на их свадьбы). Говорили о перевалах и рудниках, одежде и мифах, о сказках про местных чародеев тут Ольжана изобразила удивительную неосведомлённость. Брат Клод описывал, как однажды сбился с пути, когда с другим башильером возвращался в монастырь из Кубрета, ездили на ярмарку. Они плутали до самой ночи, и наконец тропа вывела их на уступ, с которого открывался вид на замок, высеченный прямо в горе.