В первый же учебный день на большой перемене она объявила смутившейся Надьке, что хватит той гулять с Генкой. Претензии свои она обосновала очень просто: Генка самый лучший в поселке парень, а поскольку она теперь и сама почти царица, то прохаживаться по вечерам под окнами с ним рядышком следует теперь ей.
Драка была неминуема, не принято у них было, чтобы вот так запросто, без ожесточенной борьбы отдавать даже завалящего кавалера, а уж коли он, кавалер, объявлен во всеуслышание наипервейшим, тут уж хочешь, не хочешь, а рукава засучивать придется. В тот вечер Надя вернулась домой с фонарем под глазом, в разорванной форме и залысиной на месте выдранного клока волос, но это все пустяки, потому, что вернулась она победительницей.
Все, кто присутствовал в качестве зрителей и судей на этом импровизированном ринге, а было их немало, видели, как она повалила Светку на землю, придавила спину коленом и плюнула ей на голову, это ли не победа? Поднявшаяся с земли Светка явила миру лицо, залитое слезами, а уж хуже этого позора и нету. Больно или обидно тебе, не имеет значения, не хнычь и не жалуйся, иначе задразнят! Мать, расспросив про драку, сказала ей тогда: «молодец!»
Как исполнилось Надьке с Генкой по шестнадцати, в ход пошли поцелуйчики, тискаться стали по темным углам, но ничего такого, все в пределах разумного. Генка, понятное дело, хотел бы больше, да кто же ему даст? Надежда, как любили говорить у них бабки, себя соблюдала, Генка тоже в этом вопросе совесть имел, особенно сильно не нагличал, ведь он ее своей невестой считал, а с невестой надо обращаться уважительно.
Надя очередной, сто сорок пятый раз, повернулась на жесткой кровати и подумала, что зря она так береглась, лучше бы этот первый раз произошел у нее с Генкой, все не так противно было бы. По окончании школы их с Генкой матери начали активно готовиться к свадьбе. Для начала раздобыли разрешение для нее, Надьки. Генке уже стукнуло восемнадцать, а ей еще нет, а ждать, когда стукнет, никто почему-то не хотел.
То есть, лично она как раз бы подождала, подумаешь, всего несколько месяцев. Но мать только отмахнулась, когда она заикнулась об этом. Это была первая капля едкой горечи, начавшая подтачивать желание выйти замуж. Чем ближе был назначенный срок, тем больше Надя нервничала и злилась. Генка ее теперь раздражал так, как может раздражать кол, к которому привязана пасущаяся нетерпеливая скотина, ни шага в манящую сторону, ходи, как идиотка по кругу!
Дело дошло до того, что она поймала себя на желании учиться дальше, это она-то, посредственная ученица, едва переползавшая из класса в класс, не убогая дурочка, но и отнюдь не гений интеллекта, сроду эта учеба не вызывала в ней никакого интереса, училась, потому, что надо было. А тут, на тебе, в институт захотелось!
За пять дней до свадьбы Надя сильно поссорилась с матерью. Улучив минутку, когда та, по ее наблюдениям, была в хорошем расположении духа, она изложила все свои претензии, особенно напирая на желание продолжить учебу, что характеризовало ее, по ее же мнению, положительно. Мать опешила и в первую секунду не нашлась с ответом. Закрепляя успех, Надя твердо заявила, что замуж за Генку не пойдет, вот что хотите с ней делайте, а не пойдет!
И сделаю! взревела медведем из чащи очухавшаяся мать, я тебе так сделаю, что неделю на жопу не сядешь, срань болотная! Ишь ты, условия она мне ставить будет! А то, что продуктов куплено на тыщи рублей, тебе начхать? Я уж не говорю про платье и туфли, кто их будет носить, я что ли?
Людка будет носить, ей давно уж хочется замуж выскочить, прямо невтерпеж, а размер у нас почти один, попыталась найти выход Надька, все еще надеясь кончить дело миром, хотя слова матери о купленных продуктах сильно уязвили ее. О продуктах она печется, а о судьбе дочери даже мысли нет!
Теперь, по прошествии стольких лет, было ясно, что она тогда повела себя неправильно, надо было сначала с самим Генкой говорить, а не с матерью. Генка, как пить дать, оскорбился бы ее нежеланием делить с ним жизнь, обиделся, и ей ничего особенно делать бы не пришлось, он сам в злобе все бы договоренности порушил.
После разговора мать стала следить за ней, опасаясь, как бы чересчур строптивая дочь не удрала, оставив их всех с носом, опозорила бы тогда семью на весь поселок. Но было ей некогда, хлопот полон рот, она и пристроила к этому делу Людку, всегда подававшую большие надежды в мелких подлостях и доносительстве.
Но просчиталась Генерал в юбке, ох, как просчиталась! Ей-то казалось, что она знает свою младшенькую всю наизусть, от макушки до пяток, да только скрытная очень Людка была, себе на уме. Нравился ей Генка, сильно нравился, но в присутствии Надьки, более красивой и более яркой по характеру, не было у нее шансов обратить на себя его внимание. Вот и задумала младшая сестренка помочь сбежать из дому старшей, впрочем, у них и разница была только в полтора года, одинаковые почти.
Людка так торопила ее тогда с этим злополучным побегом, так были не опытны обе, ведь соплюшки еще, что сбежала Надька почти без ничего, документы, малая толика денег, у пьяного отца удалось из кармана выгрести, но без вещей, только то, что на ней было надето, жалкие летние тряпочки с местного рынка, да веревочные босоножки.
В этих-то босоножках, которые весьма условно можно было назвать обувью, она и попала под неласковый московский дождь. До столицы Надежда доехала легко, хватило денег купить плацкарт, а какие-то усталые, но веселые буровики, возвращавшиеся из Тюмени, кормили ее всякими разносолами, ничего не спрашивая взамен. Надька ела, хихикала над их рассказами, сплошь выдуманными, как ей казалось, мечтала вслух о том, как в институт поступит, и ей уже казалось, что все трудности позади.
А они только начинались, трудности эти, да какие! Про такие трудности ни в каких книжках не пишут, почти никто и не подозревает о них. Если только некие самые прозорливые маменьки говорят о них дочкам на ушко поздно вечером, чтобы не вздумали искать приключений на свои хрупкие тела и души.
Хлебнула Надька тогда лиха, хлебнула сполна, но все-таки счастлив был ее Бог, вылезла, сумела. Спаслась из такой вонючей ямы, в которой другие, вроде бы и не слабее ее, калечатся и гибнут. Но никогда об этих нескольких неделях старалась не думать и не вспоминать, и уж тем более, никому никогда не рассказывала о них. Когда вылезла и огляделась, прием во все институты давно уже закончился, ну, оно, может и к лучшему, все равно бы не поступила, не готова была, и знания слабые и измотана физически и душевно.
Вместо института поступила Надежда на работу, сделалась штукатуром-маляром на стройке, город все ширился, рос вверх и вдаль, много простых рабочих рук ему требовалось. Общежитие дали сразу же, а чего волынить, когда работать некому? Год Надька работала как бешеная, даже сама удивлялась своему упорству. На стройке работала, вечером училась на подготовительных курсах, в немногое свободное время грызла все тот же гранит науки, не больно-то он ей давался, мозги вскипали от всех этих формул, законов и падежей. Одна валентность чего стоила! Не понимала она ее в школе, не поняла и сейчас, зазубрила только то, что можно.
Никуда она не ходила, ела всегда мало, денежки копила. Деньги ей нужны были впрок, знала уже, что без денег в этих огромных каменных джунглях пропадешь на счет раз, оно, конечно, и с деньгами не хитро пропасть, но без них уж точно кранты. Поначалу есть хотелось до ужаса, привыкла дома живот набивать, потом притерпелась, зато фигура выиграла.
Надька Попиха совсем худой и костлявой, как на обложках журналов изображают, сроду не была, плотненькая такая девушка, но с насильственной своей диетой похудела, и ее теперь все чаще стали сравнивать с какой-то американской актрисой, имя у нее никак не запомнишь, но симпатичная, это точно.