Гара-Киши, допив принесенный чай, добавил:
Утром с ребятами за полчаса погрузили его вещи, и он, попрощавшись с нами, уехал. С того момента до резни в Ходжалы нам о Юсифе ничего не было известно. А когда из Карабаха хлынули беженцы, чудом спасшиеся две-три семьи из Ходжалы остановились у нас в хлоп-пункте. Среди них был пожилой человек дядя Имран. Хромал одну ногу во время бегства на перевале отморозил. Бежали ведь в чем попало. Так вот он рассказывал, что покойного Исмаила и Юсифа хорошо знал. Имран говорил: «Когда дашнаки напали на Ходжалы и началась резня, мы с Юсифом вместе были. И он нам тогда сказал, что, если живы останетесь, как-нибудь доезжайте до поселка хлоп-пункта. Если скажете, что от меня, вас с радостью примут. Мы кое-как спаслись, а он остался. А позже, по дороге к вам, нас догнали знакомые. И от них мы узнали, что Юсифа дашнаки забили до смерти!»
Тут Гара-Киши, прервав свой рассказ, закурил. Кто-то из некурящих закашлялся от дыма. Гара-Киши, чуть помолчав, продолжил:
И вот спустя несколько дней после этого разговора с Имраном опять мы встретились с ним. Он стоял у ворот хлоп-пункта, где в свое время работал Юсиф. Поздоровались, поговорили о том о сем. Я спросил, чего он тут стоит? Имран ответил, мол, хочу на работу устроиться здесь, на воротах, вроде ничего сложного нет. Надо же ведь на жизнь заработать. Ну и я брякнул, что тут в свое время, после того как руку повредил, Юсиф работал. Если бы тогда с его братом не случилось бы этой беды, он бы никуда не уезжал! Остался бы жив. Люди озверели! Кому он плохого сделал?! Кто мог такое сотворить? Тут Имран удивленно уставился на меня: «Вы что, разве не знаете кто?!» Я удивленно ответил: «Нет, конечно! Откуда нам знать?» А Имран и сказал: «Так ведь это Юсиф говорил, что когда-то с вами здесь работал этот Шаген, кажется. А жена его в лаборатории работала. Ну и девочка у них была. Помните, наверно? Вот этого Шагена драгоценный зять. Муж его дочки Риты. В лесу в Исмаила он стрелял!»
Гара-Киши умолк. Наступила тяжелая тишина. То ли от тяжелого рассказа, то ли от едкого дыма голова раскалывалась. Я не выдержал. Попросив извинения, вышел на свежий воздух. Мама что-то делала около курятника. Увидев меня, тревожно сказала: «На улице холодно, накинь что-то на плечи. Не ровен час, простудишься еще».
Да, эти разговоры были вчера. А сегодня я, стоя на обочине дороги перед хлопкопунктом, где когда-то пролегала железная дорога, смотрел на эти крошечные дома. В одном из них прошло мое детство. Мое трудное, но счастливое детство. Еще раз окинув взглядом эту замечательную местность, я пошел обратно, домой. Наверно, мама меня заждалась. В воротах столкнулся с Майей женой покойного старшего брата. Она, с подозрением разглядывая меня, спросила, где же я в такую рань гулял? Пропустив мимо ушей ее вопрос, поздоровавшись, я зашел во двор.
Майя была второй женой старшего брата. У них было двое уже взрослых детей. Сын успел жениться и развестись. А дочь Мина была замужем за младшим сыном моей сестры Севиль. То есть получалось, что она вышла за своего кузена. Вот такая петрушка! К сожалению, на мои вопросы, что все это значит, что за дикость такая, вразумительного ответа я ни от кого не смог добиться. В общем, мне показалось, что здесь была какая-то мутная история. Все хотел об этом спросить у самой сестры, но не мог найти удобного случая. После встречи в аэровокзале, когда мы ехали в наш районный центр, Лейла рассказывала о старшем сыне Севиль, как он пропал без вести во время войны, учиненной дашнаками. И намекнула на то, что тот неспроста исчез. Ходят слухи, что якобы кто-то из здешних мог выдать его врагам во время боя. Я, конечно же, когда ехали, слушал племянницу вполуха. И не понимал, на кого и на что она намекает. И честно говоря, мне казалось, что все это не более чем женские сплетни. А когда я узнал, что дочь Майи Мина каким-то образом женила на себе младшего сына Севиль, я допускал мысли, что Майя без проблем могла организовать ликвидацию или похищение старшего сына моей сестры на фронте. Почему, с какой целью?! Я представил себе такую картину. Майя выдает замуж свою дочь. А у жениха огромный дом с плодоносящим садом, где-то приблизительно двадцать соток. А чтобы никто больше не заявлял своих прав на эту недвижимость и землю, она, то есть Майя, через своих родственников организовывает устранение претендента и так далее. И теперь, столкнувшись с Майей, глядя в ее холодные, подозрительно смотрящие глаза, я подумал, что подобное вполне могло произойти. Несмотря на то, что я старался отогнать эти негативные мысли о ней, все же в голове роилась масса вопросов к Майе. Но не было ни сил, ни желания их задавать. Почему-то я чувствовал себя со вчерашнего дня не лучшим образом. Болела голова и слегка морозило. Зайдя домой, поздоровавшись, я снял куртку. Племянница, забрав ее, унесла на веранду. Как всегда, хлопотавшая у печки мама заворчала:
Где ты, сынок, в такую рань, не позавтракав, гуляешь? Ты глянь, да на тебе лица нет! Ты, случаем, не заболел, а?.. Ну-ка, иди сюда.
Я, подойдя к ней, нагнулся. Она, пощупав мой лоб, воскликнула:
Вот тебе на! Так у тебя же температура, сынок!
Потом, повернувшись к кому-то из сестер, велела приготовить какой-то чай с кизиловым вареньем и, напоив меня, уложить в постель. Таким образом, не успев приехать, я загремел в койку вместо того, чтобы заниматься улучшением бытовых условий мамы. И перед тем как провалиться в тревожный сон, услышал стук двери на веранде. И женский голос вкрадчиво сообщил: «Лекарство принесла от температуры». Мама, понизив голос, ответила: «Да потише ты. Поставь на комод и градусник найди там, в ящиках где-то. Если температура не упадет, тогда дадим лекарство». Тело ломило, и так трясло меня, что зуб на зуб не попадал. Натянув на голову одеяло, незаметно уснул. Проснулся уже ночью. Нисколько не было лучше. А наоборот, носоглотка была обложена, трудно было дышать. Видимо, хорошенько простыл. Выйдя в туалет, опять заснул. Утром мама, разбудив меня, заставила поесть горячий бульон и выпить какую-то жидкость. После, велев опять поспать, ушла на кухню. В комнате, где я лежал, было прохладно из-за отсутствия отопления. Но под двумя шерстяными одеялами мне было вполне комфортно. А после приема горячего бульона и непонятной жидкости вообще стало хорошо. И я опять незаметно заснул. Разбудил меня от тяжелого сна где-то тренькавший телефонный звонок. Пока сообразил, где находится источник звука, он прекратился. Надо было встать и посмотреть, кто же звонил, но я никак не мог заставить себя выбраться из-под теплого одеяла в холод. Невольно подумал: «Ни фига себе, юг называется. Еще не зима, а такой собачий холод». Повернувшись на другой бок, свернулся калачиком. Вроде температуры не было. Совестно стало второй день лежмя лежал. Надо было вставать, где-то дрова раздобыть на зиму. А то скоро мой краткосрочный отпуск закончится, и, не дай бог, мама останется без дров. Негромкий стук двери веранды и грубый мужской голос, произнесший: «Добрый вечер», заставили меня вскочить и одеться. По голосу узнал племянника, который встретил меня в аэропорту. Как бы я ни бодрился, меня слегка шатало. Я, выйдя на так называемую веранду, где стояла остывшая печка-буржуйка, поздоровался. Племянник, справившись о моем здоровье, уважительно встал и пожал руку. Мама, указав мне на умывальник, как в детстве, сказала:
Там вода теплая, умывайся полегчает.
Задрав рукава свитера и умывшись, я вернулся за стол, где уже стояли стаканы с горячим ароматным чаем. Племянник, пригубив чаю, спросил:
Вы когда собираетесь уехать?
Я охрипшим голосом назвал дату вылета обратный билет купил еще дома. Племянник, кивнув, поинтересовался: