Но Света не знала, и никто не сказал ей. В тот день жарища была страшенной, асфальт плавился, в нем оставались буквально отпечатки ног, люди не шли по улицам, а перебегали от дома к дому, от дерева к дереву. Они заскакивали, тяжело дыша, в магазины не столько за покупками, сколько перевести дух. Транспорт шел пустой, мало у кого хватило мужества поместить себя в душегубку собственными руками. К вечеру полегчало, но, увы, ненамного. Пришла ночь и тоже не оправдала ожиданий. Воздух застыл, как стекло. Где-то громыхало, там то ли шла гроза, то ли еще только собиралась. Пока это было далеко, и звук был слаб, но тугие тучи висели над заливом, над линией горизонта, где волны касались неба, и эта армада в любой момент могла двинуться на город.
Когда в окно ударил первый порыв ветра, Светлана уже не помнила себя от боли и удушья. В груди пекло, и отдавало в спину и в руку. В глазах прыгали мелкие серые точки, подташнивало. Она хотела взять телефон, он выскользнул нагнуться она не смогла. Хотела открыть окно и не шагнула к нему, а практически упала в его сторону всем телом, уцепилась руками за подоконник, подтянула себя ближе, не очень понимая, что происходит. Ударила по раме. Безрезультатно. Подтянулась еще, повисла на ручке, оно распахнулось во всю ширь. Теперь подтянуться еще, встать и хоть чуть-чуть выставить голову, будет легче. Будет легче дышать. Она дернулась всем телом, конвульсивно, сильно. Инерция бешеного рывка потащила ее вперед и бросила вниз. Падая, она вдруг поняла, что происходит и испугалась. До пота, до ледяной дрожи, до смерти.
И умерла.
Мгновенно.
Тело рухнуло безжизненным кулем.
Белая кожа, тонкая кружевная сорочка, тоже белая. Светлые волосы. Издалека смотрелось, как будто кто-то разлил молоко по черной земле. Волосы, руки, ноги как струйки, сейчас они впитаются, и все исчезнет.
Ее нашли под утро. Гроза действительно разразилась над городом, с такой силой, что все попрятались по домам и носа не высунули, пока она не унеслась прочь. Рассвет подкрался с востока и осветил тоненькую фигурку на свежевскопанной черной земле, где сплетница Валентина накануне собиралась высадить пару кустов мелкого белого шиповника. Почему не весной, почему теперь, когда лето на поворот к осени пошло? Она не знала. Захотелось.
Посади жасмин, сказала ей Лида, когда вернулась и узнала все в подробностях. Она жасмин любила. Он пахнет изумительно.
Его эта звезда не любит. Говорит, воняет.
Тем более посади. Не ты, так я. Пусть воняет. Так ей и надо.
Тогда лучше ты. Я тебе дам саженец, а ты посади. Она тебя боится.
И правильно делает. Пусть еще больше боится. Прямо до обморока.
Ты что, отомстить хочешь?
Никогда этого не делаю. Для этого есть Он, и Лида ткнула рукой вверх.
Николай? всполошилась Валя.
Какой Николай? Бог! Бог для этого есть. «Мне отмщение и Аз воздам». Не слышала разве?
Ну, Бог Он, знаешь ли, долго запрягает
А это, смотря, к кому едет. И по какому поводу.
Думаешь, он тебе быстро ответит?
Не знаю, Валь. Но очень надеюсь.
Злая ирония судьбы заключалась в том, что Лида вернулась из командировки ровнехонько на следующий день после смерти Светланы. Ей оставалось пробыть в Сибири еще три или четыре месяца, и она решила сделать перерыв; точнее, они с бабой Люсей решили, что ей лучше будет вернуться, взять отпуск, отдохнуть, а потом снова уехать еще где-нибудь на полгода. Не торопясь, доделать все намеченное, и написать все необходимое, будучи, так сказать, непосредственно рядом с материалом. Света не знала, да и не могла знать об этом. Лида не имела привычки делиться своими планами ни с кем, кроме Людмилы Мелентьевны, а в этот раз еще и решилось все, как всегда в таких случаях в один день, в последний момент. Наличие билетов на самолет тоже очень повлияло, с ними было сложно лето, сезон, рядом Байкал, рядом Алтай, рядом Китай. Короче, не было билетов, а тут вдруг бац, и нарисовались. А впереди маячила пора последних отпусков август и сентябрь. Они обещали быть теплыми и солнечными, а значит, очень востребованными. И значит, лететь надо было или сейчас, или как было запланировано еще год назад. Лида с Людмилой Мелентьевной мгновенно сориентировались и все переиграли.
Это к вопросу о том, что лучше: быть маленьким начальником в большом городе или большим в маленьком? пошутила Лида.
Ну, на твой вопрос еще древние римляне ответ дали, фыркнула баба Люся. Не помнишь разве Цезаря: «Лучше быть первым в деревне, чем вторым в Риме»?
Лида помнила. И была полностью с Цезарем согласна.
Перед отлетом она прилегла уже собрав все вещи, убрав съемную квартиру, подготовив все, вплоть до ключей и носовых платков легла и увидела сон. Ей приснилась белая фигура на черном фоне, она лежала неподвижно в центре огненного круга, прочерченного буквально вплотную. И Лида шла к этой фигуре. Шла торопливо, а ноги вязли в чем-то мягком; ей нужно было дойти и погасить огонь, но она не поспевала. Чем быстрее она шла, тем выше поднимались языки пламени, и все более плотным кольцом закрывали незнакомку в центре круга. Лида побежала пламя взлетело вверх, языки стремительно рванулись навстречу друг к другу, сомкнулись плотным куполом. Огонь злобно ревел, переливаясь синим и багровым. Лида, наконец, добежала, но все, что ей оставалось это стоять бессильно и слушать его голос. Она заплакала, всухую, без слез.
«Пусти меня, сказала она ему, пусти меня к ней. Она там одна. Пропусти».
Пламя опало. На черной обугленной земле лежал белый цветок, он был похож на колокольчик, но пах сильно, как огромный жасминовый куст.
И тут Лида вспомнила про Светлану, как та говорила, что больше всего любит именно этот цветок и его аромат, аромат короля цветов, короля ночи. Вспомнила и проснулась.
И разнервничалась. Позвонила Свете на мобильный. Никто не ответил. «Номер недоступен». Она разнервничалась еще больше.
Летела, и когда предоставлялась возможность, набирала номер. Никто не отвечал.
А телефон в это время валялся около дивана, в той самой маленькой комнате рядом с кухней. У него был выключен звук, но даже если был бы включен все равно. Когда он выпал у Светы из рук, он упал неудачно, раскололся и отключился. Лида позвонила первый раз в тот момент, когда Светлана, уже выронив его, из последних сил подтягивала себя к окну. Сергей Афанасьевич не стал говорить об этом Лиде. Пожалел ее. Может быть, зря. Тогда, может быть, у Лиды не появилась бы мысль, что это она виновата в том, что опоздала. Если бы он сказал, она бы поняла она ничего не могла сделать. Это была судьба. Смерть тоже судьба. И она не всегда наказание. Иногда она спасение, освобождение, или даже счастье. Говорят, нет ничего лучше жизни. Но жизнь может быть хуже смерти. И часто бывает. Нашими собственными молитвами и нашими собственными руками. Равно, как и руками ближних наших.
Ираида Львовна, безусловно, не собиралась убивать Светлану. Она просто хотела объяснить дерзкой девчонке, кто есть кто. Ей всегда это удавалось. Со всеми. И она просто хотела сделать ремонт. Она имела право. Безусловно.
Но в этот раз что-то пошло не так.
Сплетница Валя готова была вывалить на Лиду всю имевшуюся у нее информация буквально с порога, но Лида пресекла ее монолог на корню.
«Завтра, сказала она ей, жду тебя в шесть вечера. Я спать. И ты спать».
И захлопнула дверь.
Теперь ей нужно было только время. Много времени.
Нужно было как-то прийти в себя.
2. ЗАВЕЩАНИЕ СВЕТЛАНЫ
Главным аргументом Ираиды Львовны в свою защиту было утверждение, что Светлана абсолютно здорова. Заключение патологоанатома о причинах смерти ее не убедило, она стояла на том, что это просто совпадение, она даже начала утверждать, что Светлана, мол, пила, и выпала пьяной, это просто Лида подговорила медиков не поднимать шума. Но тут вмешался Сергей Афанасьевич, и популярно объяснил, что бывает за такие наветы и выдумки. Особенно в нынешние годы, когда суды спокойно принимают к производству дела о защите чести и достоинства и присуждают порой более чем серьезные суммы за моральный ущерб. Ираида Львовна замолчала, но продолжала ходить через двор, всем своим видом выражая категорическое несогласие с официальной версией.