Куда ему теперь податься? Что делать?
Что, если они и правда смогли переписать на себя квартиру? Вряд ли, конечно Но мало ли. У матери, интересно, сохранились права? Или теперь всё, можно с её собственностью делать что хочешь? И что теперь? К кому бежать? Кого трясти? Он даже не знает, где искать этих задротов. А переписку они, наверное, потёрли.
Как ему сказать обо всём этом матери? Вот, она выйдет, и? И что? Извини, я потерял твою квартиру? Потому что хотел купить последний айфон? Так?
Нет, нужно достать этих гадёнышей. Найти их и удавить по одному. И Марину эту тоже. Алексеевну. Стоит, скалится. Полотенце протягивает. Мы ещё посмотрим, кто будет смеяться в конечном итоге. Посмотрим.
Герхард Рихардович с некоторым разочарованием посмотрел на Демьяна, открыл в дверь, там, за ступенями вниз, оказался ещё один коридор и размашисто шагнул к ближайшему кабинету. Поманил Демьяна за собой.
Пластиковый зашёл тоже, но присаживаться не стал, а нырнул за ширму, перекрывающую всю стену, и принялся вышагивать там мерным солдатским шагом. Туда обратно. Звучно впечатывая пятку в пол. Это раздражало.
Что ж, сказал Герхард Рихардович, усаживаясь за стол. Отвлечёмся от преходящего и обратимся к вечному. Мы тут, знаешь ли, очень рады волонтёрам. И неважно, сами они пришли. Или их привели. За ручку. Я поэтому сам стараюсь всё показать в первый день. Именно на вас всё держится. Такие ребята, как ты, и двигают науку. У тебя есть какие-то вопросы? Пожелания?
Демьян осмотрелся. Кушетка, стеллаж с заблюренным стеклом дверец, платяной шкаф, раковина. Окон здесь не было: видимо, этаж размещался ниже уровня земли. Мрачновато.
На столе у Герхарда Рихардовича высился спортивный кубок странного вида: двойная спираль из мелких шариков и перемычек.
Пластиковый всё так же ходил там у себя за ширмой.
Две недели, правильно? Мы на две договаривались. А то не потерять бы, Демьян вспомнил «Пятёрочку», Лиду и вскрытые коробки с энергетиками, квалификацию.
Потери пробуждают, живо отреагировал Герхард Рихардович. Потому что посредством потерь у человека формируется понимание ценности того, что он имеет. Нужно ценить потери. Ты ценишь потери?
Нннет, сказал после некоторых раздумий Демьян. Я, конечно, понимаю Всё это правильно Но лучше не терять. Мне так кажется.
Абсолютно здоровая позиция, легко согласился врач. Ну что. Идём?
Куда? спросил Демьян.
Можно, пока пластиковый шуршит там за ширмой, вскочить и побежать. Рискнуть.
Коридор ступеньки мимо охраны выход. Не успеют. Наверное.
Но что потом?
В экстракторскую, сказал Герхард Рихардович. Для калибровки. Сегодня он посмотрел на часы, впрочем, почему нет, сегодня вечером у нас даже получится, наверное, поработать. Если сейчас без эксцессов откалибруемся. Как, готов?
Так-то да, сказал Демьян. Только это Что тут вообще происходит? Что вы будете делать?
Герхард Рихардович откинулся на спинку. Сосредоточенно отёр лоб, словно вызывая из головы джинна.
У тебя как с памятью? спросил он. Жалоб нет? Хорошо всё помнишь?
Прекрасно, сказал Демьян. Лучше не бывает.
Очень хорошо. Очень У нас тут, в Лаборатории интенсивной психотерапии, проводятся как терапевтические сеансы для платёжеспособных клиентов, так и исследования. С первых мы берём деньги, а вот тем, кто участвует в исследованиях, даже приплачиваем. Четыре тысячи рублей в день. С копейками там что-то. Четыре семьсот, что ли
Вы только мне на карту сразу кидайте, перебил его Демьян. Напрямую. Я номер помню. Потому что ботаны эти А что за исследования? Как в рекламе? Это не Неудобно?
Или Можно ведь захватить врача. Потребовать что?
Нет, нужно докрутить в голове этот план. Сначала докрутить. А потом уже что-то делать.
Никакого дискомфорта или боли. Ничего такого. Лежишь и медитируешь. Полчаса утром, полчаса вечером. Лежишь, а экстрактор тем временем проводит терапию. Нежно и тщательно. Всё просто. От тебя ничего не требуется. Через две недели выйдешь как огурчик! Новенький! Бодрый! Никаких блоков, никаких дисфункций! Только идеальное психическое здоровье. Только ничем не обусловленная радость. Ну что? Двигаем?
Да. Да Двигаем. А я могу выходить отсюда? Или звонить хотя бы? Мне бы телефон, кстати
Дверь кабинета с грохотом ударила в стену. Герхард Рихардович вздрогнул. Пластиковый высунулся из-за ширмы.
На пороге стоял азиатского вида мелкий пацан: припухшие губы, сощуренные глаза, торчащие ёжиком короткие волосы.
Так, сказал Герхард Рихардович.
Быстро! закричал пацан высоким девчачьим голосом с явным акцентом. Встать! Быстро! На пол!
Никакой это был не пацан. Стриженая девка это, и с лицом у неё тоже какие-то проблемы. Оно, как и у пластикового, не имело никакого выражения. Висело недвижной маской. Будто к ним в кабинет заглянул сейчас притворяющийся человеком робот.
Асмира, ты бы начал говорить Герхард Рихардович, но девка достала из-за спины скальпель и ткнула им в воздух.
Шарики давай сюда, сказала девка.
И тут из-за ширмы вышел пластиковый.
***
Сила и непредсказуемость: вот два параметра, нуждающихся в контроле; если уступаешь в одном показателе, будь острожен. Ну а если в обоих сиди в сторонке.
Спрячься.
Не делай ничего.
На всякий случай Демьян вжался в угол: одно дело дать в табло кому-нибудь излишне борзому, однако совсем другое встрять меж двух дерущихся киборгов. Геройство в такой ситуации было бы самым тупым выбором.
Герхард Рихардович привстал и заслонил собой кубок на столе.
Это было как взрыв. Будто из кабинета выкачали весь воздух, а потом гигантским компрессором выстрелили его обратно.
Две фигуры размазались, заняв всё пространство комнаты, Демьяну в лицо ударил ком электрического разряда, ветер снёс бумаги со стола, на шкафу что-то звякнуло, покатилось, разбилось о пол.
Оборвалась сутолока резко, как если бы кто-то сторонний нажал на паузу.
Пластиковый лежал на полу, нелепо подвернув руку; за ухом его собралась глянцевая лужица, и в ней Демьян видел смазанное, неверное отражение Герхарда Рихардовича.
Что-то перещёлкнулось в голове у Демьяна, и он понял, что всё так же слышит ту музыку, на которую обратил внимание тогда на работе: простой, но завораживающий перебор струн; звуки эти, похоже, так и были всё время с ним.
Демьян потряс головой, но звон этот никуда не исчез.
Плохо.
Стриженая девка повернулась к врачу. С опущенной её руки, со скальпеля, капало на пол что-то тёмное.
Шарики, громко сказала она. В термос. Быстро.
Асмира, сказал Герхард Рихардович; он так и стоял, прикрывая свой кубок. Ты же не убийца.
Мы уже сдохли! закричала девка, показывая на пластикового; голос её сорвался. Вот он мёртвый! И у тебя тут все мёртвые! Хоть и ходят! Жосур мёртвый! Выкачали! Я не буду больше! Всё! Иди! Сам умрёшь как шакал! Сейчас! Шарики! Быстро!
Лицо её так и осталось неподвижным, словно было разбито параличом; контраст между истеричным криком и этой оцепенелостью накрывал липким ужасом.
Она наклонилась, безо всякого напряжения подняла пластикового, только сейчас Демьян обратил внимание, какая она низкая, щуплая огляделась, и бросила тело на шкаф. Рука свалилась вниз и принялась маятником болтаться в стороны; девка приставила стул, забралась, аккуратно подоткнула руку, спрыгнула и снова посмотрела на врача.
Демьян почувствовал знакомый как перед боем прилив влажного жара к груди; того жара, который взвинчивает, будоражит, готовит к рывку. Но нужно было сдерживаться до верного момента. Демьян протяжно выдохнул, стараясь притушить внутренний огонь.
Герхард Рихардович, осознав, видимо, бесперспективность возражений, присел у себя там за столом, покопался в тумбе, насыпал какой-то мелочи на бумаги. Потом, осторожно обходя девку, она механически поворачивалась за ним, как следящая камера, а с руки её всё так же срывались в пол редкие капли подобрался к стеллажу, взял с полки большой китайский термос с красными цветами и ссыпал мелочь со стола в его широкую горловину.