Сакаи потянул «молнию» и расстегнул ее до самого низа. Босх не был уверен, знает ли Сакаи о такой детали, как «подпись», но вовсе не собирался сообщать ему об этом. Склонившись над телом, он стал медленно опускать глаза вниз, делая вид, что рассматривает каждую деталь, хотя на самом деле его интересовало лишь одно: ногти на ногах. Пальцы ног были высохшие, черные и потрескавшиеся. Ногти на них тоже потрескались, а кое-где и вовсе отсутствовали. Однако на тех из них, которые были нетронуты, Босху удалось разглядеть следы педикюра. Из-за разложения тканей, грязи и времени ярко-розовый некогда лак сделался тусклым. А на большом пальце правой ноги Босх увидел «подпись» – по крайней мере, то, что от нее осталось. Крошечный белый крестик, аккуратно нарисованный на ногте. Подпись Кукольника. Она присутствовала на всех телах.
Босх почувствовал, как заколотилось его сердце. Он огляделся внутри микроавтобуса и ощутил приступ клаустрофобии. Похоже, в его сознание впервые в жизни постучала паранойя. Мозг его начал лихорадочно перебирать возможные варианты. Если на теле имеются все признаки того, что это работа Кукольника, следовательно, ее убил Черч. Если ее убил Черч, который, в свою очередь, и сам уже мертв, то кто же оставил записку в полицейском отделении Голливуда?
Босх выпрямился и впервые окинул взглядом все тело целиком. Обнаженное и сморщенное. Забытое всеми. «Нет ли там, в цементе, еще и других, которые тоже дожидаются, чтобы их откопали?» – подумалось ему.
– Закрой, – велел он Сакаи.
– Ведь это он, Кукольник?
Босх промолчал. Выбравшись из микроавтобуса, он расстегнул «молнию» на плаще, чтобы впустить внутрь хоть немного свежего воздуха.
– Эй, Босх, – окликнул его изнутри автобуса Сакаи. – Мне просто любопытно, как вы узнали об этой девке? Если Кукольник мертв, кто вам сообщил, где ее искать?
Босх не ответил и на этот вопрос. Медленным шагом он направился обратно под навес. Похоже, стоявшие под ним все еще не решили, как вытащить кусок цемента, в котором недавно лежало тело. Эдгар, боясь испачкаться, стоял поодаль. Босх знаком подозвал его и Паундса, и они встали слева от траншеи, где их никто не мог услышать.
– Ну? – спросил Паундс. – Что мы имеем?
– Похоже на работу Черча, – ответил Босх.
– Черт! – выругался Эдгар.
– Ты уверен? – переспросил Паундс.
– Об этом говорит каждая деталь, которую мне удалось рассмотреть: Кукольник. Вплоть до «подписи». Она – там.
– Подпись? – озадаченно спросил Эдгар.
– Белый крестик на ногте ноги. Все время, пока шло следствие, мы не разглашали этого. Договорились со всеми репортерами, что они не станут о том сообщать.
– А может, какой-то подражатель? – с надеждой в голосе предположил Эдгар.
– Может быть. В газетах о белом крестике не упоминали ни разу, пока мы не закрыли дело. После этого Бреммер из «Таймс» написал о Кукольнике книгу. Там он упомянул и про «подпись».
– Значит, мы имеем дело с подражателем! – провозгласил Паундс.
– Все зависит от того, когда она умерла, – возразил Босх. – Книга Бреммера появилась примерно через год после смерти Черча. Если девушку убили после выхода книги, значит, это действительно подражатель. Если же ее уложили в цемент до того, то я уж и не знаю…
– Черт! – повторил Эдгар.
Прежде чем снова заговорить, Босх некоторое время размышлял.
– Тут может быть много вариантов. Подражатель. Но не исключено, что у Черча был напарник, о котором нам ничего не известно. Или, быть может… я шлепнул не того парня. Возможно, в записке, кто бы ее ни написал, – правда?
После того, как прозвучали эти слова, в воздухе на несколько мгновений повисло молчание. Собеседники отреагировали на них, как на собачье дерьмо на тротуаре: осторожно обходили, стараясь не приглядываться.