Подхватил под подбородок, подставляя лицо для опознания. Закинул так, что по позвоночнику выстрелили трассеры боли.
— Я сотрудник отдела уголовного розыска УВД «Аэропорт». Колесников Алексей Павлович, — представился Алексей, морщась от боли в спине, и добавил, когда боль стала нестерпимой: — Суки!
Никакого впечатления страдания, ругань и должность не произвели. Лицо, склонившееся над Алексеем, продолжало оставаться застывшим и спокойным.
«Лет тридцать пять. Острое, скошенное книзу, раздвоенный подбородок, губы тонкие, широкие, нижняя чуть выступает, нос прямой, с небольшой горбинкой, лоб высокий, на правом виске шрам сантиметра в два, глаза…»
Глаза у неизвестного были хищной птицы: холодные, цепкие и безжалостные.
Рядом дружно ухнули, как грузчики, и мимо Алексея проплыло тело наркоши. Безвольное, как тряпичная кукла.
— Отбегался, Арлекино хренов! — вполголоса прокомментировал кто-то из несущих.
Алексей не успел составить до конца словесный портрет. Рука в черной перчатке легла ему на глаза.
— Не пытайся меня запомнить. Ты меня не видел, нас тут не было. Иди куда шел. И все забудь.
Голос у мужика был под стать лицу: холодный и безжизненный.
Освободили Алексея, как и брали. Сноровисто и моментально. Разом ослабили все захваты и отскочили. Но перед этим кто-то ткнул стальным пальцем в подреберье, и от боли свет померк в глазах Алексея.
А когда прояснилось, вокруг уже никого не было.
Алексей, кряхтя, поднялся на ноги, осмотрелся и с досадой констатировал, что даже случайных свидетелей нет. Переулок в двух шагах от запруженного Ленинградского шоссе, казалось, вымер.
* * *
На кухне понятые со смурными лицами сосредоточенно читали протокол, в коридоре топтались двое с носилками. Алексею сразу стало ясно, попал под занавес, можно не суетиться. Он наскоро осмотрел с порога комнату, кивнул следователю прокуратуры Косте Щербакову, присевшему на корточки перед трупом молоденькой девчонки, и шмыгнул в ванную.
Труп принадлежал девушке лет восемнадцати на вид. И, судя по содержимому полочек в ванной, жила она одна. На стеклянной полочке и зеркале сально отливали черные овальные пятнышки — эксперт-трассолог прошелся кисточкой с графитовой пылью.
Алексей открыл кран, смочил руки и принялся стирать пыль с джинсов.
— На правой штанине, в области коленной чашечки, обнаружена потертость, диаметром пять сантиметров, овальной формы. Предположительно, возникшая при волочении тела по земле, — пробурчал он себе под нос, пытаясь развеселить сам себя.
Шутка не прошла, на душе было тревожно и пакостно, как ночью в засаде.
Вдруг накатила такая волна тошноты и слабости, что он едва успел ухватиться за край раковины. Судорога свернула желудок в комок. Вырвало мучительно, желтой пеной.
Алексей едва перевел дух, как новый спазм скрутил живот, и изо рта полезла липкая желчная пена.
Дверь открылась. Алексей успел в зеркале рассмотреть вошедшего Костю и вновь опрокинулся над раковиной.
Костя присел на край ванны, пристроив на коленях папочку.
— Блюем-с, господин офицер? Раньше за вами такого, сэр, не замечалось, — скучным голосом произнес он. — Ты от вида трупешника так блюешь?
Алексей не смог ответить, был полностью парализован новым приступом рвоты. Качал головой из стороны в сторону от боли, как телящаяся корова, что Костя понял по-своему.
— Значит, съел чего-то не то, — заключил он.
— Пошел ты! — отдышавшись, выругался Алексей.
Костя Щербаков был чистым и опрятным мальчиком из приличной семьи, даже очки носил. Среди шпанистого вида оперов он смотрелся полным «ботаником», а очень хотел сойти за своего. Поэтому вечно острил, подражая Алексею. Получалось у него, как у Петросяна, — натужно и ходульно.