Алла Гореликова, Мария Великанова
«Уважаемый господин Лежье!»
Анрио Лежье скептически хмыкнул. Вежливые, аж читать тошно. Уважаемый, вы идиот, шарлатан и позор нашей науки, с уважением. Дорогой сэр, вы несете бред, вы бы еще предложили водой печи топить, искренне ваш. Профессор, ваша кислородная теория — антинаучная ересь, перечитайте учебник химии для средней школы. Твердолобые кретины! Учебник для средней школы как последнее слово в развитии науки.
Ладно, прочтем, что считает нужным высказать еще один пылающий праведным негодованием адепт классической науки.
«Уважаемый господин Лежье!
Не будучи знаком с Вами лично, я тем не менее имею наглость просить Вас о личной встрече. Это касается Вашего выступления на последней конференции Ассоциации химиков Европы. Для меня очень важно побеседовать с Вами, и, надеюсь, польза окажется обоюдной.
Ваше великое открытие может перевернуть науку, и не хотелось бы, чтобы звезда Вашей славы не зажглась своевременно из-за узколобости так называемых учёных светил.
С искренним восхищением перед Вашим незаурядным талантом,
Дж. Смит»
Сколько патоки. Наверное, корреспондент. Писака, готовый на все в поисках дутой сенсации. Шакал. Гиена.
Впрочем, не все ли равно теперь. Надежды на грант больше нет, исследования придется свернуть, а пресса, выбирая очередную жертву, не спрашивает ее согласия. Откажешься дать интервью — выдумают сами какую-нибудь околесицу.
Анрио Лежье гадливо скривился и кликнул на флажок «ответить».
Нэд поправил галстук, нацепил обаятельную улыбку и нажал кнопку звонка.
Открыл немолодой человек в мятом белом халате; очки, залысины, ручка в кармане — классический учёный из комиксов. На газетных фото он смотрелся солиднее.
— Добрый день, профессор! Я Смит. Джеймс Смит. Спасибо, что согласились встретиться.
Обаятельную улыбку, уверенное, но не давящее рукопожатие. Этот умник должен понять, что перед ним потенциальный инвестор, а не напыщенное ничтожество. И разговор пойдет деловой, серьезный. О важных вещах.
И главное — тон. Уважительный, но без подобострастия.
— Для меня огромная честь так запросто беседовать с истинным светочем современной науки. Впрочем, ваше время дорого, буду краток. Профессор, я читал тезисы вашего доклада и смотрел его запись. Я не удивлён, что вас осмеяли; так, увы, часто бывает с теми, кто опередит своё время. Но я, поймите правильно, не учёный. Я бизнесмен, и потому способен оценить вашу гениальность.
— Простите? — умник чуть дрогнувшей рукой снял очки, протер полой халата. Надел, едва не промазав мимо носа. Типичный рассеянный гений. В век НИИ с миллиардными бюджетами совершивший фундаментальное открытие практически на коленке. — Бизнесмен? Но чем я… Ох, простите! Садитесь.
Вспомнил, спасибо. Сгреб со стола бумаги, скомкал и отправил в корзину свежие газеты — ясно, нервишки шалят. Конечно, приятно видеть свой портрет на всех передовицах, но не с заголовками вроде: «Провинциальный учёный против флогистонной доктрины — наивность или рекламный трюк?»
Что ж, поехали.
— Итак, профессор. Меня не интересует, каким доктринам противоречит ваше открытие. Я не стану проверять стройность ваших умозаключений. У меня один вопрос: это работает? Вы действительно можете зажечь предмет, из которого удалён флогистон? Не надо теории! Просто покажите мне это. Мне наплевать, какие постулаты нарушаются, если огонь горит.
— Это работает! — отлично, рыбка села на крючок. — Я сейчас вам покажу, нет ничего проще. Вот, — вскочил суетливо, схватил свои скомканные газеты, — подойдёт.
Расчистил стол, сгрузил на него газетный ком. Стал торопливо объяснять:
— В бумаге, разумеется, флогистон есть, она же горит. Флогистон сам по себе не поджигает ничего, как думают многие, он катализирует… Впрочем, неважно. Вот, смотрите. Это — обычные газеты. Кладём половину в прозрачный куб, накрываем его крышкой. Через вот это отверстие, — ткнул трясущимся пальцем, схватил с полки баллончик, по виду обычный газовый, — насыщаем воздух в кубе моим модифицированным кислородом. Поджигаем.
Чиркнул сразу двумя спичками, одну кинул в куб, другую поднёс к вороху газет на столе. Бумага в кубе вспыхнула весело, будто политая бензином. Вторая куча горела куда скромнее — как обычно горит обычная бумага.
— Вот, видите? Вы видите? С модифицированным кислородом горение намного активнее! Теперь давайте дефлогистируем бумагу, — схватил газету с подоконника, обрызгал дефлогистатором. Осторожно стряхнул проступившую по бумаге влажную испарину в банку. — Проверяем, — зажёг спичку, поднёс к газете. — Не горит, видите? Не горит!
— Ну конечно, флогистона же нет.
— А, не всё так просто! Глядите, — снова схватил баллончик, попрыскал на газету, ещё раз чиркнул спичкой. Заплясали языки пламени. Газета сгорела до пепла за каких-то пару минут — жаль, не засек по секундомеру. — Вы видите? Это работает!
— То есть флогистона в газете по-прежнему нет, но она горит? В этом вашем баллончике точно не флогистон?
— Молодой человек, — засмеялся нервно и чуть визгливо, — это удалить флогистон можно, как говорится, легким движением руки. Чтобы снова вернуть его на место, придётся произвести намного более сложные манипуляции. Флогистон должен не просто покрывать предмет, он должен входить в состав материала. Это по меньшей мере долго. Нет, если хотите, я могу провести качественную реакцию на кислород, и вы убедитесь, что здесь именно он, — потряс баллончиком. — Просто особенный.
Так. Спокойно. Особенный кислород, горение без флогистона… да понимает ли сам этот умник, на какой золотой жиле сидит?!
— Хорошо, убедили: в лаборатории это работает. Как вы смотрите на испытания в полевых условиях? Если они пройдут успешно, я и мой компаньон будем иметь все основания финансировать вашу дальнейшую работу.
Открыл рот, закрыл. Сглотнул. Кивнул.
— Отлично, — снова улыбнуться, доброжелательно и с пониманием. — Скажем, в пятницу?
Снова кивок. Вот же заклевали беднягу, от обычного коммерческого предложения дар речи теряет. Ничего, ты у меня ещё разбогатеешь, умник.
Зак позвонил, когда Нэд был в лифте.
— Чего спешишь? Я ещё не на улице даже.
— Время жмет. Как непризнанный гений?
— Весь наш. В пятницу везу. Ты своего эскулапа обработал?
— Эскулапшу, Нэд, — в трубке довольно заржали. — Всё будет пучком, клиент не пикнет. Подруливай прямо сейчас, папик хочет нас видеть.
— Еду.
Дверца машины хлопает, надо менять. Вот с этого гонорара и поменяем.
Папик уже сидел в гостиной у Зака. Развалился на диване и лениво потягивал коктейль. Хозяин жизни, блин. Стреляли мы таких…
— Здравствуйте, сэр. Рад сообщить вам, что всё будет готово к пятнице.
Поморщился недовольно. Жирная свинья.
— Раньше никак нельзя? У меня слушание в субботу.
— Пятница раньше субботы, сэр. Не волнуйтесь, ничего не сорвётся.
— Что вы задумали-то?
— Пожар, сэр. Гараж выгорит дотла необычайно быстро. А в нём — накачанный снотворным клиент.
— Всё сгорит так быстро, — вмешался Зак, размахивая сигарой, — что легавые лажанутся со временем поджога.
— Я понял, — важно кивнул папик, — у вас будет заготовлено алиби. Отлично. Я рад, что доверился профессионалам, — поставил бокал на стол, сыто рыгнул и наконец отсчитал аванс.
Дверцу поменять завтра же.
Мотор урчал почти неслышно. Высотки центра, полоса «спального района»… Анрио Лежье откинулся на спинку мягкого сиденья и устало прикрыл глаза. Три дня до пятницы вымотали нервы хлеще, чем месяц до конференции. Последний шанс. Получить грант, продолжить работу, доказать свою правоту.