«Не может не поразить самая форма картин, их твердый отчетливый рисунок, результат, может быть, трех тысячелетий никогда не прерывавшейся традиции…» Все, с чем сталкивается он в Китае, все более убеждает его в правильности идеи.
Китайская литература – та область синологии, привязанность к которой у В. М. Алексеева была самой сильной и в которой он тоже прежде всего искал проявления жизни и судьбы народа. Вот почему обратился он к Пу Сунлину с его «Рассказами Ляо Чжая о необычайном», опубликовав первый перевод из них в 1910 году и в продолжение четверти века после этого выпустив четыре сборника – и так сделав особенно популярным у нас китайского писателя XVII—XVIII веков. Обладая поражавшим его современников знанием китайского языка во всех его аспектах и китайской культуры в ее исторической протяженности, В. М. Алексеев видел зависимость развития литературы от степени развития общества и рассматривал китайскую литературу в ее связях с материальной и всей духовной культурой народа.
Обаяние литературоведческих исследований В. М. Алексеева – в их текстологической доказательности. В них ясность смелого ума, и глубина новаторской мысли, и сила обширных знаний ученого соединяются с тонкостью восприятия и мастерством поэта. Столь мощно выраженному сочетанию, пожалуй, в мировой науке примеров найдется немного!
Увлечение китайской народной картиной прошло через всю жизнь В. М. Алексеева. В народной картине ученый справедливо увидел отражение быта и верований китайцев. Работы В. М. Алексеева обогатили наши представления о сущности конфуцианства, буддизма и даосизма в тесном их сплетении на китайской почве.
В свете такого пристального внимания к китайской народной картине становится еще более понятным обращение В. М. Алексеева к рассказам Пу Сунлина о чудесах, которые вполне могут рассматриваться и как некое сопровождение к этим картинам. Эти рассказы помогают увидеть и понять то, что происходило в Китае XVII—XVIII веков. Все сверхьестественное, все волшебное в них способствует или противоборствует человеку именно тех времен, существующему в окружении той, до этнографичности точной действительности.
Сам Пу Сунлин в своих рассказах Ляо Чжая старается подчеркнуть присущую им достоверность, для чего применяются разные способы. Действуют в рассказах и свидетельствуют об их правдивости люди известные – губернатор Юй Чэнлун в посвященных ему повествованиях, цзычуаньскпй судья Би Ичжи («Как он решил дело»), яньчжэньский правитель Ли Цзяньтяпь («Фокусы»), ученый и каллиграф VII века Чу Суйлян, литератор и сановник XVI—XVII веков Ян Лянь, поэт и каллиграф Лю Лянцай, память о котором была еще жива при Пу Сунлине, не побоявшемся причислить его к лисьему роду («Мне передавали со слов цзинаньского Хуай Лижэня, что господин Лю Лянцай – потомок лисицы…»).