И представьте себе, директорша согласилась с Димкиными доводами. Молодцов опять занял свое законное место рядом с Орешкиным. А новенькую классная пересадила к Толстикову.
Но это уже не имело большого значения. Потому что за день до этого Ромка набрался смелости и предложил Лике встретиться после уроков.
— Хорошо, — просто сказала она. — Давай тогда завтра. В семь вечера.
— А где? — спросил Орешкин, чувствуя, как у него в груди от волнения прыгает сердце.
— В Таврическом саду. Тебе это удобно, Рома?
Еще бы Ромке было не удобно. Да он бы с радостью на Северный полюс понесся, вздумай Лика там назначить ему свидание.
Так они и договорились. Завтра, ровно в семь. В Таврическом саду.
Ну откуда Орешкин мог знать, что это дурацкое дежурство тоже будет завтра и тоже ровно в семь. Прямо как специально совпало.
Глава II Друзья ссорятся
— Значит, не можешь? — хмуро спросил Димка.
— Не могу.
— А почему?
— Нипочему. Просто не могу.
Ромке не хотелось врать, что-то выдумывать. Но и правду он сказать не мог. Димка бы его просто не понял.
Предпочесть какую-то там девчонку настоящему боевому дежурству?.. Нет, Димка явно бы его не понял.
— А ну смотри мне в глаза, — приказал вдруг Молодцов.
— Чего это я буду смотреть? — смутился Орешкин.
— Ишь глазки-то как бегают.
— Ничего и не бегают.
— Бегают, бегают. А ну давай колись, почему не можешь?!
— Бабушка заболела, — через силу соврал Ромка. — Придется к ней идти.
— Пускай Катька сходит. Катька была Ромкиной сестрой.
— У нее вечером бассейн. Димка остро прищурился.
— Бабуля, говоришь, заболела. А кто мне вчера сказал, что она на дачу уехала?
«Ах ты черт! — с досадой вспомнил Орешкин. — Действительно ведь говорил». Он невольно покраснел.
— Чего краснеешь? — сразу заметил Молодцов.
— Ничего и не краснею, — выкручивался Ромка. — Да, бабушка уехала на дачу, но почувствовала себя плохо и вернулась домой.
— Не могла она так быстро вернуться. Там автобус на станцию раз в сутки ходит. И у электричек «окно».
— Откуда ты знаешь?
— Я же был у вас на даче прошлым летом. Орешкин растерянно молчал.
— Вот что, Ромыч, — Димка похлопал друга по плечу, — не вешай мне лапшу на уши. Опытного сыщика не проведешь. Я тебя насквозь вижу.
— Ну и чего ты видишь?
— А то, что ты в новенькую втюрился. Сидели целую неделю, ворковали, как голубки. Противно было смотреть.
— Так не смотрел бы!
— Да мне тебя, Орех, жалко. Бегаешь за ней как собачка.
— Что ты сказал?!
— Что слышал! Небось на свидание к ней сегодня побежишь. Поэтому и на дежурство идти не хочешь.
Да, Молодцова не проведешь. В самую точку попал.
— Ну и побегу! — с вызовом ответил Ромка.
— Так бы сразу и говорил. А то — бабка заболела… — Димка покачал головой. — Эх ты, лучшего друга на девчонку променял.
— Брось, Димыч, — примирительно сказал Орешкин. — Ты и без меня прекрасно отдежуришь. А после все расскажешь.
Молодцов сердито засопел.
— Не буду я тебе ничего рассказывать. Иди встречайся со своей финтифлюшкой.
— Она не финтифлюшка, понятно?! — запальчиво воскликнул Ромка.
— Орешкин, Молодцов! — строго прикрикнула физичка. — Прекратите болтовню!
Друзья, бросив друг на друга сердитые взгляды, замолчали. Ромка отвернулся в одну сторону, Димка — в другую. Вот так, впервые за четырнадцать лет, они поссорились.
«Тоже мне, друг называется, — думал Димка, возвращаясь из школы домой. — Другой бы за счастье посчитал, если б ему предложили поучаствовать в рейде «Ударной группы по борьбе с бандитизмом». Вон как у Толстикова глаза загорелись, когда я ему сказал, что вечером иду на дежурство. А этот предатель с девчонкой попрется гулять. Ну и пожалуйста! Ну и катись!.. Была бы еще девчонка красивая. А то ни кожи ни рожи».
В общем, Молодцов был обижен до глубины души.
Придя домой, он заперся в своей комнате и плюхнулся на диван. Постепенно злость на Орешкина стала проходить. В принципе и сам Димка был не такой уж девчонконенавистник. Ему, к примеру, очень даже нравилась Ромкина сестра Катька.
Орешкин не звонил, и Димке из-за этого было как-то не по себе. Он понял, что Ромка первым не позвонит. И значит, придется звонить самому.
Димка набрал номер телефона, но в квартире Орешкиных трубку никто не снял. «Ладно, — решил Димка, — завтра в школе помирюсь».
Он пошел на кухню. Григорий Молодцов смазывал свой «ПМ». Мать мыла посуду.
— Готов, орел? — спросил Суперопер сына.
— Готов.
— А Ромка?
— Его мать не отпустила.
— И правильно сделала, — сказала Димки-на мама. — Разве это дело — детей на опасное дежурство брать?!
— Да какое там опасное? — Молодцов вставил в пистолет обойму. — Я же знаю статистику. Вчера преступлений было полным-полно. Значит, сегодня будет тихое дежурство.
— Все равно не дело, — упорствовала мать. — Ребенок должен уроки учить, а не носиться с тобой по городу.
— Я не ребенок, — сказал Димка.
— А тебя никто не спрашивает. — Она снова посмотрела на мужа. — У Димы совсем нет детства. То ты его с аквалангом плавать учишь, то машину водить, то на охоту с собой берешь и таскаешь целый день по лесу; не забывай, Гриша, мальчику еще четырнадцать лет.
— Уже четырнадцать лет, — поправил же- ну Молодцов. — Пора взрослеть. Я в его годы ого-го каким был. Помню, помог милиции в Пскове банду Комбинезонова взять. Такая заварушка со стрельбой была — приятно вспомнить…
— Тогда время другое было.
— Время всегда одно, — философски ответил Суперопер и, засунув пистолет в плечевую кобуру, надел потертую кожаную куртку. — Пошли, сынок.
— Димка, чтоб никуда там не лез, — наставительно сказала мать. — Узнаю — уши оборву.
— Ладно, — ответил Димка.
Они вышли на улицу. Идти было сравнительно недалеко. Молодцовы жили в Озерном переулке, а Следственное управление, где базировалась «Ударная группа по борьбе с бандитизмом», располагалось на Захарьевской улице, рядом с питерским ФСБ. Им надо было только дойти до Литейного проспекта и свернуть направо.
— Пап, — спросил Димка, — а ты мне пушку-то дашь?
— А как же, — хмыкнул Молодцов-старший.
Они вошли во внутренний дворик Следственного управления. Здесь их ждала ударная группа. Димка был знаком со всеми оперативниками. Вот Миша Сорокин по прозвищу Малыш, гигант под два метра ростом; он мог играючи согнуть пальцами толстый гвоздь. Вот Гена Зотов по прозвищу Зоркий Глаз; это прозвище он получил за меткую стрельбу. Димка сам видел, как Гена в тире сажал пулю в пулю. Вот бывший автогонщик Семеныч, ас-водитель, умеющий запросто вести машину на двух колесах. А вот его «верный конь» — «уазик» — со множеством пулевых отверстий на ветровом стекле и дверцах.
Оперативники, щурясь на солнышке, смотрели, как к ним подходят оба Молодцова. Отец и сын.
— Принимайте пополнение, — сказал Григорий, кивнув на Димку.
— Теперь-то мы живо с бандитами управимся, — раскатисто засмеялся Миша Малыш.
Суперопер достал из кармана портсигар, на крышке которого была выгравирована надпись: «Григорию Молодцову — мастеру силового задержания».
— Закуривайте, мужики, — протянул он раскрытый портсигар оперативникам.
Те взяли по сигаретке и разом задымили.
— Ну как дела? — спросил Молодцов.
— Пока тишь да гладь, Григорий Евграфыч, — ответил Гена Зоркий Глаз.
Не успел он это сказать, как в кабине «уазика» заработала рация.
— «Первый», «Первый», я — «Пятый». Прием.
Семеныч залез в кабину и взял микрофон.
— «Первый» слушает.
— Немедленно бурум-дурум-дурум-бу-рум, — неразборчиво проговорила рация. Как и «уазик», рация была старая и регулярно откалывала подобные номера.
— Чего, чего? — переспросил Семеныч. — Повторите.