Женщина резко оглянулась,облизнулагубы, послечего перекрестиласьеще раз,
вытащила на светнательный крестик, с надеждойегопоцеловала и пнула пятками
брюхо коня, посылая его вперед.
Скакун недовольно фыркнул, однако с берегаспустился и медленнодвинулся по
темной воде. Глубина выдалась всегоничего, до брюха река не достала — и меньше
чем черезминуту всадницаоказаласьнаправомберегу.Следом, разбрызгивая
холодные капли, на сушу выбрался и конь с хворым пареньком.
Женщина опять замешкалась, словно никак не решаясь на некий опасный подвиг, с
надеждой оглянулась на покинутый берег, но потомувереннотряхнулаповодьями,
заставляя скакунов перейтина шаг. Лошади побрели по узкой тропинке, пробитой в
высокой осоке, под копытами плотоядно зачавкала черная торфяная вода.
Тропа вела женщину за собой, виляя меж берез и тонких, какпрутья, сосенок с
желтыми иглами, то иделокруто уходявправо или влево,а иногда и вовсепо
широкойдуге вобратную сторону. То ли следы запутывала, то литопи неведомые
огибала. Одно хорошо — комарынад болотом почему-то не вились. Ато зачаси
зажрать могли, высосать досуха.
Верстычерез триберезыисосенкиостались позади, и передпутницей, за
широким и ровным полемкоричневого мха, заблестели многочисленные окна открытой
воды.Тропинкавела вперед,но уже через несколькосаженей ноги коней начали
проваливаться, мох заколыхался, словнозанавескапод резким порывом ветра, — и
лошади, тревожно заржав, остановились, не поддаваясь ни на какие понукания.
Черезнесколькоминутженщина сдалась, двинуласьвдольполя,украйних
березок, —ивскорес удивлением обнаружила, что пересекаетту жетропу, по
которойзабраласьв самую вязь.Наверное,это был намек на то, что следовало
возвращатьсяобратно —но путница упрямоповернула вправо,вглубь болотных
мхов. Верста, другая — и опять она оказалась перед бездонными окнами. В этот раз
путницаповернула вдругую сторону—и черезнекоторое времявновь вышла к
тропе.
Немного поколебавшись и глянув напредзакатное небо, упрямая гостья Козютина
мхавсе же опять направилась ктопям, заставляя коней все тем же мернымшагом
месить тухло пахнущий торфяник и корни осоки.
Внебекаркнулворон. Он сделал над путницейстремительныйкруг,сложил
крылья и упал на ветку совсем черной, с несколькими лишь белыми пятнами, березы,
поднявшейсяедва навысотучеловеческогороста.Потоптался,склонилнабок
голову.
— КЛютоборуяпробираюсь, —натянувповодья,сказалаемуженщина. —
Сказывали,с любой хворью он управиться способен. Сын уменя занедужил. Совсем
плох... Спаси его, Лютобор, коли слышишь. Спаси, матерью твоей заклинаю!
Воронопять каркнул,упал светкии, расправивкрылья тольконадсамой
землей,метнулсяпоперектропы,взмылнадплотнойстенойежевики,что
поднималасьслева в полусотнесаженей,иумчалсядальше,тяжеловзмахивая
крыльями. Женщинапроводилаего взглядом,подумала,а затем потянулаповод,
поворачиваявслед за птицей.Лошади, ощутивнетерпениевсадницы,перешли на
широкийшаг.Их ноги опятьначали проваливатьсяглубоков торф,зажурчала,
разливаясь по сторонам, вода — но на этот раз скакуны беспокойстване выказали.
Да ито ужесажен черезтридцать земля стала тверже, болотная осока сменилась
обычной травой.
Вблизив стене ежевики неожиданно обнаружилсяпросторный проход. Шелон не
прямо сквозь кустарник,а наискось, такчто с болотаоставался невиден.За
проходом начиналасьновая тропа, более широкая и ужене торфяная, а глинистая.
Ещечерезполверстывсадницаувиделавпередипоросшийдубамивзгороки,
облегченно вздохнув, перешла на рысь.