Едва он до меня дотронулся, как я вновь упала без чувств, вернее, словно уснула, потому что обмороку предшествуют болезненные ощущения, а я в тот раз просто заснула благодатным сном.
— По правде говоря, Андре, все, что ты говоришь, представляется мне до такой степени странным, что если бы не ты, а кто-нибудь другой мне это рассказал, я бы ему не поверил. Ну хорошо, договаривай, — закончил он невольно дрогнувшим голосом.
В это время Жильбер жадно ловил каждое слово Андре, он-то знал, что пока все до единого слова было правдой.
— Я пришла в себя, — продолжала девушка, — и увидела, что нахожусь в изысканной гостиной. Камеристка вместе с хозяйкой сидели рядом со мной и, казалось, ничуть не были встревожены, потому что, едва раскрыв глаза, я увидела, что меня окружают улыбающиеся лица.
— Ты не помнишь, в котором это было часу?
— Часы пробили половину первого.
— Ага! Прекрасно! — с облегчением проговорил молодой человек. — Что же было дальше, Андре?
— Я поблагодарила женщин за хлопоты. Зная, что ты беспокоишься, я попросила немедленно отправить меня домой. Они отвечали, что барон опять пошел на место катастрофы за ранеными; он должен был скоро вернуться вместе с каретой и отвезти меня к тебе. Было около двух часов, когда я услыхала шум подъезжавшей кареты; меня охватила дрожь, какую я уже испытывала при приближении этого человека. Я упала без чувств на софу. Дверь распахнулась, и, несмотря на обморок, я почувствовала, что пришел мой спаситель. Я опять потеряла сознание. Должно быть, меня снесли вниз, уложили в фиакр и привезли домой. Вот все, что я помню.
Филипп высчитал время и понял, что сестру привезли с улицы Экюри-дю-Лувр прямо на улицу Кок-Эрон, так же как раньше она была доставлена с площади Людовика XV на улицу Экюри-дю-Лувр. С нежностью взяв ее за руку, он радостно произнес:
— Благодарю тебя, сестричка, благодарю! Все расчеты совпадают с моими. Я пойду к маркизе де Савиньи и поблагодарю ее. Позволь задать тебе один второстепенный вопрос.
— Пожалуйста.
— Постарайся вспомнить, не видела ли ты в толпе знакомое лицо?
— Я? Нет.
— Жильбера?
— Да, в самом деле, — проговорила Андре, напрягая память. — Да, в тот момент, когда нас с тобой разъединили, он был от меня в нескольких шагах.
— Она меня видела, — прошептал Жильбер.
— Дело в том, Андре, что когда я искал тебя, я нашел бедного парня.
— Среди мертвых? — спросила Андре с оттенком любопытства, которое существа высшего порядка проявляют к низшим.
— Нет, он был только ранен; его спасли, и я надеюсь, что он поправится.
— Прекрасно, — заметила Андре. — А что с ним было?
— У него была раздавлена грудь.
— Да, да, об твою, Андре, — прошептал Жильбер.
— Однако во всем этом есть нечто странное, вот почему я говорю об этом мальчике. Я нашел в его напрягшейся от боли руке клочок твоего платья.
— Это действительно странно.
— Ты его не видела в последнюю минуту?
— В последнюю минуту, Филипп, я видела столько страшных лиц, искаженных ужасом и страданием, столько эгоизма, любви, жалости, алчности, цинизма, что мне кажется, будто я целый год прожила в аду; среди всех этих лиц, промелькнувших перед моими глазами, я, вполне возможно, видела и Жильбера, но совсем этого не помню.
— Откуда же в его руке взялся клочок от твоего платья? Ведь он — от твоего платья, дорогая Андре, я выяснил это у Николь…
— И ты ей сказал, откуда у тебя этот клочок? — спросила Андре: ей вспомнилось объяснение с камеристкой по поводу Жильбера в Таверне.
— Да нет! Итак, этот клочок был у него в руке. Как ты это можешь объяснить?
— Боже мой, нет ничего проще, — спокойно проговорила Андре в то время, как у Жильбера сильно билось сердце.