- Привлекала внимание прохожих? Вы не преувеличиваете?
- Возможно, что и преувеличиваю, но в тот момент мне казалось именно так. Я долго стоял возле киоска, испытывая необыкновенный подъем и целую гамму чувств, которые, повторяю, не испытывал очень давно, и которые в совокупности, очевидно, и есть то, что мы называем счастьем.
- И это все? – спросил следователь.
- С моей книгой? Нет, не все, я продолжил свой путь по снежной Москве, и то тут, то там натыкался на такие же газетные киоски со своей первой заветной книгой, которой отдал так много времени, и в которую, кажется, вложил всю свою душу.
- Насчет вашей души вы ошибаетесь.
- Как вы сказали?
- Я сказал, что вы ошибаетесь насчет вашей души. Вся ваша душа распределена между всеми счастливыми моментами вашей жизни, а это всего лишь эпизод из нее, хотя и очень занятный. Итак. Прошу вас, продолжайте рассказывать!
- Хорошо, я попытаюсь вспомнить все до малейшей подробности. Итак, я заходил в метро, переезжал с одной станции на другую, потом выходил наверх, и тут же натыкался на новый газетный киоск, где на видном месте висела или стояла опять она – моя заветная первая книга. Я ликовал, я, кажется, даже пел, и был весь переполнен до краев самым настоящим счастьем, и такого подъема, такой высшей радости, поверьте, со мной не было очень давно, возможно, что с самого детства.
- Да, – сказал, помолчав, следователь, – я вам по-хорошему завидую. Между прочим, вы очень долго сидите в тюрьме, и, очевидно, не знаете, что того, самого первого вашего киоска, что на углу Камергерского и Тверской, уже нет в живых!
- Как так нет в живых?
- Очень просто, – его убрали оттуда. То ли сломали, то ли перенесли в новое место. Кажется, что все же перенесли, я точно не помню этого.
- Вы часто гуляете по Москве? – спросил он у следователя.
- Не очень часто, раз или два в год, и то по нужде. Работы, знаете-ли, очень много, иначе ответил бы вам конкретнее.
- Вы очень загружены?
- Не то слово, буквально до предела, и почти со всеми приходится беседовать о тонких материях, как например с вами.
- Беседовать о счастье?
- Не только о нем. С человеком вообще можно беседовать о чем угодно, как о счастье, так и вообще о самых ужасных вещах, человек вместилище и того, и другого.
- Как хорошо, что вы беседуете со мной именно о счастье.
- Да, вам повезло. Скажите, а других счастливых моментов в вашей жизни больше не было?
- Вы хотите докопаться до самой моей души?
- Такая уж у меня профессия.
- Почему же не было, конечно, были. Вам надо рассказывать в хронологическом порядке?
- Не обязательно. Главное, чтобы было о счастье, а когда вы его испытали: в детстве, или уже в зрелом возрасте, не имеет большого значения.
- Дайте подумать.
- Хорошо, я не тороплю вас.
Они помолчали. Следователь закурил, и глядел в зарешетчатое окно под потолком, пуская кверху голубые колечки дыма. Дотошный чиновник, служака, наверняка давно пора на повышение, а он все тянет лямку, возится с такими безнадежными субъектами, как я, пытается докопаться до истины, задает странные вопросы о счастье, которых другие следователи боятся, как огня. Ему бы не о счастье беседовать, а рявкнуть изо всех сил, да стукнуть по столу кулаком, я бы, наверное, сразу же раскололся, и рассказал обо всем, что знаю. Впрочем, может быть, что их интересует именно это, может быть, их интересует именно моя душа, и то, что лежит на самой ее глубине. Может быть, в этом ведомстве работают именно с душой, а не с телом, предпочитая не ломать пальцы и не заливать в горло воду, а докапываться до такого, что вам дороже всего на свете, дороже даже, чем сама жизнь.