- Андрюшка! Брат! А я тебя принял черт знает за кого!
- Виктор! - удивленно пробормотал Икар, делая ударение на последний слог. - Ты?
В следующее мгновение братья обнимались в полутемном сарае.
- Это хорошо, что ты нашел меня! Я тут совсем загибаюсь!
Икар не видел лица брата. Но теперь он узнавал его голос, различимый сквозь простудную хрипоту. И еще здорово кололась щетина, которой зарос брат.
- Ты колешься! - сказал Икар.
- Пять дней не брился! Меня тут одна сердобольная старушка кормит. Но не бреет, - засмеялся Виктор.
На него, раненного, усталого, затравленного, вдруг нашло веселье, как будто с появлением брата жизнь вошла в обычное русло.
- Я получил твою записку, - рассказывал Андрей, стараясь разглядеть лицо брата. - Полковник Лекарев отругал меня и велел доставить касторку для аэропланов. В общем, послал меня к черту. Я решил действовать сам... У меня здесь лошади.
- Курить у тебя найдется?
Вместо ответа Икар быстро достал из кармана пачку папирос "Дюшес". И брат закурил жадно, торопливо. Словно он не курил, а утолял жажду.
- Это хорошо ты придумал, что приехал сам, - сказал Виктор. - С тобой мы не пропадем. Откуда лошади?
Икар тихо засмеялся и сказал:
- Я рабочий сцены и одновременно конюх и кучер Героического рабочего театра.
- Мы артисты - наше место в буфете! - воскликнул Виктор и снова засмеялся. - Но потом вдруг смех оборвался новым приступом кашля. - Я тут здорово простыл, - сказал, откашлявшись, Виктор. - Подхватил этакую деревенскую инфлуэнцию... Ты не заметил в поле аэроплана?
- Нет, - ответил Икар, - я же ехал в темноте.
- Он должен быть здесь, - сказал Виктор. - Если бы они подняли его в воздух, я бы услышал. Я внимательно слушал... Может быть, они запрягли в аэроплан лошадей? Голь на выдумки хитра. Ха-ха...
- Как твоя рана? - спросил Икар.
- Терпимо. Пулевое ранение в икру навылет. Кость, кажется, не задело... Ты сейчас же езжай в разведку. Машина моя в порядке, заправлена. Мы сможем поднять ее в воздух и - адью... Героический рабочий театр!
Уже развиднелось. В сарае тоже стало светлей. И Икар наконец увидел лицо своего старшего брата. Заросшее щетиной, с ввалившимися глазами, оно казалось чужим, незнакомым, и только шрам над бровью как бы подтверждал, что это он, брат Виктор.
- Я, пожалуй, поеду с тобой, - вдруг сказал Виктор. - У меня тут есть костыль... А полковник Лекарев - порядочная дрянь. Вернемся в Питер угостим его касторкой.
Братья посмеялись над полковником. Потом Икар подставил плечо, и Виктор, опираясь на плечо брата и на костыль, заковылял по огороду к фургону.
- Ты лошадей поил, конюх? - спросил по дороге Виктор.
- Не до водопоя, - ответил Икар.
- Надо напоить. Они уже остыли. И наноси в фургон побольше сена.
- Для лошадей?
- И для меня, - сказал Виктор. - А то по этим дорогам... с раненой ногой...
И снова фургон с красными звездами, переваливаясь с боку на бок, покатил по размытой дождем прифронтовой дороге.
7
Гаубичная батарея стояла на пригорке, неподалеку от осинника, который успел пожелтеть и б лучах утреннего солнца трепетал легкой золотистой листвой. Четыре орудия с короткими, запрокинутыми вверх стволами стояли в ряд. Окрашенные в цвет жухлой травы орудия казались мирными, не имеющими отношения к войне, а скорее принадлежащими к природе. Неподалеку от них, сзади, стояли зарядные ящики с боевыми выстрелами.
Пленных привели к командиру.
- Кто такие? - строго спросил командир, разглядывая красноармейца и мальчика.
Красноармеец ничего особенного собой не представлял. Мальчик же, одетый в белую рубаху и синие шаровары, в красном фригийском колпаке, с трехцветным французским знаменем, выглядел странно, подозрительно.
- Я - красноармеец Яшечкин, - ответил боец, вынимая из кармана документ. - А малой - из революционного театра.