В 1994-м на совете Профессиональной футбольной лиги, протестуя против совмещения Николаем Толстых постов президента "Динамо" и лиги, Олег Иванович заявил: ""Спартак" оставляет за собой право выйти из розыгрыша чемпионата России". Эта угроза уже дала понять, кем чувствует себя Романцев в клубе. И какие вопросы считает себя вправе решать.
В последние два-три года жизни Николая Петровича у него не было возможности присутствовать на предматчевых установках, чего прежде и представить было невозможно – это было ритуалом на протяжении многих десятилетий, и к тому же он блистательно умел одной фразой, одной историей настроить команду на игру. Что случилось? Конечно, Старостин состарился. Но не только. Романцев... не запретил, конечно, но, скажем так, не рекомендовал. Он уже не мог выносить, чтобы чье-то влияние на "Спартак" было выше, чем его. Общее возмущение по этому поводу в спартаковских кругах трудно забыть даже более чем десяток лет спустя.
На похоронах Старостина в феврале 1996-го Романцев, естественно, был. Но остальной "Спартак" днем ранее улетел на предсезонный сбор, и многие ветераны недоумевали: неужели невозможно было поменять билеты, чтобы футболисты могли проститься с великим человеком, который посвятил их команде всю жизнь?
В завершение темы Николая Старостина цитата из его книги "Футбол сквозь годы", изданной в 1989 году.
Вот оно – документальное свидетельство, что именно завещал "Спартаку" его основатель: "Считаю опасным заблуждением, что старшим тренерам позволено единоличное руководство всей жизнью команды... Не в том беда, что внимание тренера рассеивается. Беда в том, что такой метод руководства выливается в оголтелое диктаторство. Команда мастеров – слишком сложный, капризный механизм, чтобы зависеть от воли одного лица. Бесконтрольность – самая благоприятная среда для ошибок, перехлестов, даже злоупотреблений".
Разве все это – не о совмещении Романцевым постов главного тренера и президента клуба?..
А вот о чем говорил Николай Озеров в своем открытом письме в "Известиях", опубликованном, кстати, за месяц до смерти Старостина зимой 1996-го.
"Впечатляющие победы московского "Спартака" в прошедшем сезоне на международной арене закрыли многим глаза на ту тревожную ситуацию, которая постепенно начала уводить главного тренера со спартаковского курса. Футбольный клуб с каждым днем становился все более чужим для тех, кто создавал его славу. А главный тренер Романцев стал единоличным хозяином, вершителем судеб угодных и неугодных ему людей... в последнее время он стал бестактно и безапелляционно вести себя с журналистами, руководителями нашего футбола, ветеранами и соперниками... Обстановка в клубе ужасающая. Это не мое мнение, об этом говорит вся футбольная Москва. Я не снимаю с себя вины за происходящее, хотя со своей стороны неоднократно делал попытки укрепить контакты между клубом и обществом... Ветераны, гордость "Спартака", олимпийские чемпионы, никому не нужны, их не знают ни по фамилии, ни в лицо... Правление клуба в течение полутора лет практически не собиралось. Причем члены правления не знают, где, когда и за сколько продаются футболисты, как расходуются заработанные клубом деньги. А проверить это в нынешних условиях практически невозможно".
– Не помните, что стало последней каплей, подвигнувшей Озерова к написанию нашумевшего письма? – спрашиваю нынешнюю главу общества "Спартак" Анну Алешину.
– Если не ошибаюсь, то, что с поста почетного президента футбольного "Спартака" бесцеремонно выбросили академика Станислава Шаталина. По моим сведениям, в начале 1989-го он был среди тех, с кем советовались по поводу кандидатуры нового тренера "Спартака". Шаталин поддержал Романцева и, будучи ближайшим советником Михаила Горбачева по экономике, оказал неоценимую помощь и футбольной команде, и всему обществу. Ученый с мировым именем, он с огромным удовольствием рассказывал, как оживленно за границей реагируют на его упоминания о почетной должности в "Спартаке". Потом его перестали приглашать на заседания правления клуба, а во время одного из чествований, назвав со сцены всех – вплоть до массажиста и видеооператора, об академике упомянуть забыли. А позже и вовсе вышвырнули. Вообще вокруг футбольного "Спартака" всегда было много интеллигентных людей: ученых, представителей искусства. В какой-то момент это, увы, сошло на нет.
– После публикации письма Озерова что-нибудь изменилось?
– Думаю, да. Именно тогда группе знаменитых ветеранов футбольного "Спартака" была назначена пожизненная материальная помощь. Отношения стали мягче, футбольный клуб начал помогать деньгами проведению чествований и юбилеев. Уверена: если бы письма Николая Николаевича не было, клуб и общество отдалялись бы друг от друга с каждым годом. Атак на какое-то время этот процесс был приостановлен.
Что называется, в тему – рассказ прославленного спартаковца Владимира Маслаченко о звонке ему Романцева тогда же, году в 1996-м. Посвящен он был тому, что бывший голкипер "Спартака" и будущий обладатель премии ТЭФИ, признанный лучшим спортивным телекомментатором, рассуждал об усилении роли общественности в жизни "Спартака". На что Романцев возразил: мол, причем здесь общественность, если я – хозяин?
Людовик XIV когда-то провозгласил: "Государство – это я". Саддам Хусейн недавно пожелал Ираку полного уничтожения, потому что "без меня Ирак – это ничто". Примерно так же в какой-то момент стал ассоциировать себя со "Спартаком" и Романцев – как бы красиво он ни говорил на знаменитой пресс-конференции в июне 2003-го, что "Спартак" – это не Старостин, Нетто, Симонян и тем более не Романцев.
После отставки Шляпина и ослабления позиций, а затем и смерти Старостина были созданы все условия, чтобы Романцев все-таки поставил личные интересы выше клубных, и никто ему был не в состоянии помешать. Иначе не был бы нарушен один из заветов патриарха – о спартаковском "рентгене" кандидатов в президенты. Что бы ни сподвигло Романцева на продажу клуба Червиченко, сетовать на утрату "народной команды" он права не имеет.
И еще немножко об интеллигенции. В какой-то момент к Романцеву, прежде уважаемому и даже любимому, культурная элита страны начнет относиться с плохо скрытой иронией. Вот фрагмент из моего разговора в конце 2002 года с народным артистом СССР Олегом Табаковым, блестяще знающим футбол, болеющим за "Спартак" и обладающим даром рассуждать об игре тонко и незашоренно. Спрашиваю Олега Павловича:
– С Олегом Романцевым знакомы?
– Всегда кланяюсь ему, когда вижу. Не думаю, что он меня знает, но сам всегда кланяюсь.
Умножьте эти слова на фирменную, с хитринкой, интонацию кота Матроскина – и представьте, КАК это звучало.
Характер Романцева начал стремительно портиться, когда в середине 1994-го вдобавок к тренерству и президентству в клубе он получил пост главного тренера сборной России. Получил, к слову, вполне заслуженно: шел третий подряд его чемпионский сезон, конкурентов внутри страны у "Спартака" и близко не было, на его футболистов был спрос и в Испании, и в Германии. Но на места уехавших Черчесова, Радченко, Карпина, Бесчастных, Ледяхова заступали другие, и получалось не хуже. "Спартак" играл красиво и легко, и нельзя объяснять это одним лишь отсутствием достойных соперников. Постановщиком футбольного спектакля Романцев в ту пору являлся первоклассным, у его команды еще долго было свое лицо.
Но лицо футбольное не может долго сохраняться без лица человеческого. А второе Романцев терял на глазах. Это начало проявляться в поступках – причем нередко в отношении коллег и друзей. Своего ближайшего товарища Георгия Ярцева он за два года, если называть вещи своими именами, подставил дважды.
В 1995 году "Спартак" впервые за четыре года проведения чемпионата России не выиграл его – золотые медали взяла владикавказская "Спартак-Алания". Зато красно-белые потрясающе выступили в Европе, одержав в групповом турнире Лиги чемпионов шесть побед в шести матчах над английским "Блэкберном", норвежским "Русенборгом" и польской "Легией". Предыдущим летом в команду из-за границы перешли популярные игроки – экс-спартаковцы Шмаров, Кульков и Черчесов, а также бывший киевлянин Юран. Вместе с Онопко, Цымбаларем, молодыми Тихоновым, Кечиновым и Аленичевым они творили на поле чудеса, и казалось, что весной российский клуб может и до полуфинала, и даже до финала лиги добраться. "Главное, Романцев нас не трогал, – рассказывал потом Юран. – В другое время запрещал играть в карты, убирал телевизор на базе, а на те два месяца у него хватило отличного настроения, играл с нами в футбол, смеялся. Все тогда совпало. Никаких распрей и склок, сплоченный коллектив и уверенность в победе".
Все рухнуло в одночасье. Игроки не хотели играть за спасибо, ждали хотя бы более или менее достойных их предложений – и не дождались. В результате к весне в команде не осталось ни Черчесова, ни Юрана, ни Кулькова, ни Онопко.
Кульков, уже закончив карьеру, на встрече с болельщиками "Спартака" рассказывал, что в конце 1995-го, имея предложения от испанской "Сельты" и английского "Миллуолла", пошел к Романцеву. И сказал, что если ему заплатят такие же, совсем не сумасшедшие, деньги, он останется в "Спартаке". Романцев переглянулся с Есауленко и заявил: "Это грабеж, на такое мы пойти не можем". На следующий день Кульков с Юраном стали игроками "Миллуолла". А игроки "Спартака" почти ничего не получили от тех огромных денег, которые заработали для клуба в дни побед в групповом турнире Лиги чемпионов. Юран вспоминал: