– Ты упоминала, что у Прайдов хороший дом, – заметила Алиция, – но никогда не говорила, что это особняк.
– Он и не был таким, когда я видела его последний раз, – возразила Шарлотта. – Илке писала мне, что они пристроили новое крыло.
Дом всегда был красивым. Теперь же он выглядел импозантным. В течение тех лет, что они переписывались, Илке иногда сообщала, как хорошо они все устроили. Увидев воочию результаты их трудов, Шарлотта испытала глубокое облегчение. Значит, она не напрасно проехала тысячи миль.
Она глядела на веранду, вспоминая, когда впервые увидела Илке. Это было почти день в день двадцать семь лет назад. Шарлотта сидела на крыльце, окруженная охапками веток остролиста, безуспешно пытаясь соорудить из них украшения для готовящегося праздника. Тогда Илке пришла ей на помощь и точно так же, она надеялась, Илке придет ей на помощь теперь. Илке или ее сын.
Шарлотта бросила взгляд на парадную дверь, надеясь, что ее старая подруга выбежит навстречу, радостно приветствуя ее. Но то, что она вместо этого увидела, вызвало у нее судорожный вздох.
– О нет! – воскликнула она, прижимая ко рту руку, затянутую в изящную перчатку. На двери висел траурный венок.
Точно такие же венки были в лондонском доме и на дверях Гленхэйвен-Холла, где умер Найджел. Это зрелище наполнило Шарлотту ужасом. У нее не было сил воспринимать мрачные известия. Если бы было где остановиться, она тотчас же повернула бы кабриолет и уехала. Вместо этого она остановила экипаж.
Алиция вышла и помогла выйти матери.
– Я уверена, – сказала она, – если бы что-то случилось с Прайдами, до нас бы дошли вести об этом. Ведь всего несколько недель назад мы виделись с братьями и сестрами мистера Прайда в Нэтчезе. Может быть, умер кто-нибудь из старых слуг?
Шарлотта позволила себе вздохнуть полной грудью. Сердце ее забилось спокойнее.
– Ты разумная девушка, – сказала она, протягивая руку и нежно дотрагиваясь до щеки дочери. – Не знаю, что бы я делала без тебя.
Шарлотта подобрала юбки и направилась к крыльцу. Она одолевала ступеньку за ступенькой, а память развертывала перед ней картины прошлого. На этом самом крыльце, на этой самой веранде за ней ухаживал Найджел. Нет, молчаливо поправила она себя, если быть откровенной, то это она ухаживала за ним. Что за диким, необузданным созданием была она в те годы! Всегда у нее в голове был какой-то план, какая-то интрига. И вот она здесь, чтобы ринуться в новую авантюру, на этот раз не ради себя, а ради дочери. Она готова была на все – только бы обеспечить будущее Алиции. Или почти на все.
Слава Богу, Алиция ничуть на нее не походила. Шарлотта не могла желать более послушной дочери.
– Как здесь тихо, – заметила Алиция, оглядываясь вокруг.
– Мы же в сельской местности, дорогая. Патрик весь день проводит в седле. Насколько я знаю Илке, то она должна на кухне готовить фантастический ужин. Она потрясающая кулинарка.
Стараясь не поддаваться тяжелому предчувствию, Шарлотта постучала. Когда ответа не последовало, она постучала снова, на этот раз громче.
Улисс был в библиотеке и делал наметки на черновике законопроекта, который он рассчитывал предложить на ближайшей сессии законодательного собрания штата. Стук в дверь прервал ход его мыслей.
– Кто это может быть? – пробормотал он. Кончита рассказала ему, что Патрик отваживал каждого, кто пытался нанести ему визит в первые недели после смерти Илке.
Он подождал, пока Кончита откроет, потом чертыхнулся сквозь зубы. Кончита была глуха и, наверное, не слышала стука. Он поднялся, чтобы дать отпор незваному гостю, настойчиво просившемуся в дом. Его шаги гулко отдавались в длинном пустом коридоре. Дом казался заброшенным. Что это там Кончита толковала о привидениях?
Он открыл дверь и увидел двух самых прелестных и модных дам, каких только ему доводилось встречать в жизни. От вида младшей просто дух захватывало. Ее светло-серый дорожный костюм позволял заметить, что талия у нее тонкая, как стебель, а грудь округлая и хорошо развита. Она была среднего роста, со светлыми волосами, синими глазами и тонкими чертами лица, изобличавшими аристократическое происхождение и отменное воспитание, столь редкие в этой части света.
Старшая из дам была небольшого роста, с темными волосами. На вид ей было не более тридцати пяти, решил Улисс. С головы до ног она была одета в черное. На другой женщине такой костюм выглядел бы мрачным, но эта дама носила его с необыкновенным изяществом.
Она посмотрела на него своими янтарными глазами и произнесла:
– Вы, должно быть, Улисс? Простите, что я осмеливаюсь называть вас просто по имени. Ваша матушка столько мне писала о вас, что у меня ощущение, будто мы давно знакомы.
Ее голос был еще более впечатляющим, чем внешность. Она говорила с легким придыханием и в то же время тягуче.
Улисс гордился тем, что никогда не забывал лиц и имен. И это сослужило ему хорошую службу в политике. Но он не мог догадаться, кто были его гостьи, не говоря уже о том, что одна из них знала его имя.
– У вас есть передо мной преимущество, мадам, – сказал он, немного смущаясь, что его застали в домашнем костюме. Рукава рубашки были закатаны, а пуговицы не все застегнуты. Должно быть, у него был вид праздного увальня. Черт бы побрал все на свете, он ведь не ожидал гостей, а тем более таких прелестных посетительниц.
– Милый мальчик, ваша мама, конечно, упоминала о нашем возможном приезде.
"Милый мальчик"? Кто же она, черт возьми, такая? И вдруг его осенило. Перед ним сама графиня Гленхэйвен! А та, другая, – ее дочь Алиция. Он совсем забыл об их предполагавшемся приезде.
– Боюсь, что вы прибыли в не самое подходящее время. – Он показал жестом на траурный венок. – У нас траур, и мы не готовы к тому, чтобы принимать гостей.
– Прекрасно вас понимаю, – сказала Шарлотта, проскальзывая мимо него в дверь. Красноречивым пожатием плеч она постаралась привлечь его внимание к своему платью. – Как вы могли заметить, моя дочь и я тоже в трауре. И все же мы с вашей матерью близкие подруги. Я уверена, она будет мне рада. Пожалуйста, сообщите ей, что я здесь.
Ее властная манера не произвела впечатления на Улисса. Он не слуга, чтобы бегать с поручениями.
Если бы у него было время успокоиться и привести свои чувства в надлежащее состояние, он нашел бы более деликатный способ сообщить ей печальную новость. Но графиня уже проследовала в гостиную, словно была здесь хозяйкой.
Улисс последовал за ней:
– Моя мать умерла.
– Что? – Графиня повернулась вокруг своей оси и оказалась с ним лицом к лицу. Ее смуглая кожа приобрела оттенок мела, а губы задрожали. – Что вы сказали?
– Моя мать умерла три месяца назад.
Глаза графини выкатились из орбит, и она потеряла сознание. Улисс успел подхватить ее до того, как она опустилась на дубовый пол.
– Кончита! – крикнул он. – Сюда!
– Мама, – причитала Алиция, опускаясь на колени и растирая руки графини.
– Кончита! – закричал Улисс еще громче. – Принеси нюхательную соль.
– Кажется, у меня в сумочке есть. – Алиция открыла сумочку и вынула оттуда флакончик синего стекла, откупорила его и подержала некоторое время у носа матери.
В воздухе распространился запах нашатыря. Графиня закашлялась и попыталась оттолкнуть флакончик.
– Со мной все в порядке, – заявила она, хотя по ее виду сказать этого было нельзя.
Улисс перенес ее в ближайшее кресло и осторожно усадил.
– Неужели это правда? – спросила Шарлотта, еле сдерживая слезы.
– Увы, это так.
– Я должна видеть Патрика.
Внезапно Шарлотта наполнила комнату громкими душераздирающими рыданиями. Она или в самом деле так любила его мать, или была прекрасной актрисой.
Из своей спальни в передней части дома Патрик услышал, как подъехал кабриолет. Он был слишком подавлен, чтобы встать и посмотреть, кто пожаловал. За этим неожиданным прибытием тотчас последовал громкий стук в дверь. Он дал Кончите строжайший приказ никого не принимать и рассчитывал на то, что у сына хватит здравого смысла вести себя так же.
Последние три месяца Патрик провел в полном отрешении от мира. Он не мог вынести мысли о том, что люди занимаются своими делами как ни в чем не бывало, и не мог видеть их за этими занятиями. Он не мог заставить себя притворяться, что его еще что-то интересует.
Раздражающий шум вырвал его из состояния отрешенности и полусна. Это был женский плач, и для того, кто слышал его раньше, он был узнаваем, как знакомая фотография. Он знал только одну женщину, способную так плакать.
Ошеломленный, смущенный, даже не уверенный в том, какой теперь год, не говоря уж о дне, Патрик поднялся на ноги. Он пошел к лестнице. Ему навстречу двигалась женщина… И тут время будто потекло в обратную сторону.
– Это ты, Шарлотта?
Сердце его забилось, во рту пересохло, дыхание остановилось.
Боже милостивый! Это действительно была Шарлотта, и выглядела она точно так же, как в их последнюю встречу.
– Патрик? – сказала Шарлотта все тем же голосом с придыханием, который он так хорошо помнил.
Она подбежала к нему и бросилась в его объятия. От нее и пахло так же, подумал он, когда она, содрогаясь и трясясь от рыданий, оросила слезами его рубашку.
– О, Патрик, дорогой мой, я просто не могу этого перенести. Мне так жаль Илке!
Эти слова Шарлотты развеяли чары. Значит, сегодня – это сегодня, а не двадцать семь лет назад.