Вдоль улиц рядами были сложены трупы - некоторые чистенькие и аккуратные, словно приняли смерть в своей постели, другие - перепачканные в крови и изуродованные до неузнаваемости. Встречались и те, что потеряли ногу, руку и даже голову… Неужели среди них есть и ее знакомые - учителя, одноклассники, их родители? Вероника вся подобралась изнутри, как пружина, и бесстрашно смотрела на них, не отводя глаз.
"Ты должна быть настроена только на спасение, - учил Веронику знакомый хирург - старый заслуженный врач Петр Ефремович, который уже вышел на пенсию и теперь работал на приеме в детской поликлинике. - Жалость и сочувствие нужно спрятать на самое дно - иначе в самый ответственный момент у тебя может дрогнуть рука. А что касается мертвых - к ним вообще нужно относиться спокойно. Их уже не спасти".
Петр Ефремович водил Веронику в анатомичку - показывал ей вскрытие, учил не бояться мертвого тела. "Для тебя не должно быть душ - только тела, объекты. По-другому никак. Если о каждом будешь думать как о живом, то сама свихнешься - и не сможешь работать". Тогда Вероника еще готовилась поступать в медицинский - собиралась пойти по стопам матери. Но потом, после нелепой смерти ее любимой кошки Царицы, твердо решила, что будет лечить животных. "Врачей, которые лечат людей, и так много, - объяснила она родителям, - а вот тех, кто может помочь животным, в некоторых городах нет вообще". Именно тогда родилась идея поступать в Московскую ветеринарную академию…
Носилки все плыли и плыли над землей, а Вероника, словно завороженная, не сводила глаз с картины разрушенного города. Прямо над их головами с рокотом пролетел вертолет. Возле одного из полуобвалившихся домов работала какая-то съемочная группа, освещая его прожекторами и юпитерами. Рядом с крыльцом промтоварного магазина, в котором уцелел первый этаж, стоял фургон с надписью "ХЛЕБ", и грузчики, как тени, мелькали с лотками туда и обратно. В покосившейся витрине посреди груды расколотого стекла, в смешных неестественных позах лежали два манекена - мужской и женский. Мужской был одет в черный костюм, а женский - в какое-то легкомысленное полосатое платье. Почему-то вид этих беспомощно распластанных больших игрушек вызывал даже больший ужас, чем мертвые искалеченные тела людей. Даже спасатели, которые тащили носилки, покачали головами и переглянулись. Кореец философски заметил, кивнув в сторону витрины:
- Вот ведь… Этим ничего не сделается. Выходит, что люди - они и есть самые хрупкие. А все говорят, что фарфор с хрусталем. Нет, не так… - Он размеренно шагал, переступая через разбросанные по улице обломки искореженной мебели. - Другой раз раскопаешь человека. Сам он, как штопор, три раза вокруг себя перекручен, а где-нибудь под ногой лежит маленькая хрустальная рюмочка - целехонькая! Или какой-нибудь елочный шарик…
Они свернули в переулок, где сохранилось много почти полностью уцелевших построек. Может быть, толчки здесь были слабее, а может - стены крепче. Попадались и дома, которые были разрушены не до конца, а как бы перерезаны пополам. В одном месте Вероника увидела в таком разрезе целую квартиру: двуспальную кровать, сервант с посудой, диван с парой кресел, на стене - ковер и часы с маятником. Он еще отстукивал время…
Когда они подошли к передвижной санчасти, уже почти стемнело. Здесь царили суматоха и неразбериха. Где-то неподалеку тарахтела машина - спасатель объяснил ей, что это гудит силовая установка, которая гонит электричество в операционные. Кругом, укрепленные где только можно, горели факелы. Вдоль улицы выстроились военные машины с зажженными фарами и вертолеты - видимо, гуманитарная помощь. Кругом роились толпы людей, то и дело раздавались выкрики:
- Ваня! Ванечка! Отзовись!
- Папа! Ты здесь!
- Где мне достать кислородную подушку?! - И все в таком роде.
Раненых здесь разделяли на две категории - особо тяжелых помещали в уцелевшем здании прокуратуры, а тех, кто был легко ранен или просто в шоке, укладывали на раскладушки в больших солдатских шатровых палатках. Вероника попала в категорию "легких". Строгая девушка с блокнотом представилась "Службой оповещения населения" и записала в блокнот ее фамилию и имя.
На прощание кореец-спасатель протянул ей пакетик арахиса и сказал:
- Ну ладно, ты давай выздоравливай. Ты еще молодая - все у тебя будет… - После этого они взяли на лотке еще по паре бутылок бесплатной минералки и ушли.
Пока Вероника лежала на носилках и дожидалась своей очереди, она, почти не ощущая вкуса, съела орешки и запила их остатками воды. Несколько раз она снова пробовала пошевелить ногами. Кажется, теперь это ей удавалось. Но когда она попыталась подняться с носилок, чтобы поискать среди раненых Максима или кого-нибудь из знакомых, в глазах у нее помутилось и она рухнула прямо на газон. Очнулась она, когда носилки уже внесли в небольшой предбанник палатки.
Сначала пожилая хромая санитарка с совершенно непроницаемым лицом предложила Веронике помочиться в судно. Потом прямо на носилках раздела Веронику догола и слегка обмыла ее влажным ватным тампоном на палочке - видимо, чтобы не заносить в палатку лишнюю грязь. Общупала по очереди все кости, промяла живот. Густо смазала царапины и порезы зеленкой. Затем, ничего не спрашивая, вколола ей два укола ("Противошоковый и глюкоза", - мелькнуло в голове у Вероники), натянула на нее чистую фланелевую больничную рубаху и велела двум помощникам унести ее и положить на раскладушку. Замшевое пальто и сапоги по причине их гигиенической негодности забрали в чистку.
Теперь Вероника лежала в скудно освещенной свечами палатке среди других легких раненых, и все ее имущество и богатство состояло из жесткого матраса, отсыревшей подушки и колючего шерстяного одеяла. Свернувшись под ним калачиком, она обхватила голову руками и постаралась выгнать из головы все мысли. Пока их груз был для нее непосилен…
3
- Мама!.. Папа!.. Максим!.. Бегите все на сопку… На сопку!.. А-а-а-а!!! Вытащите меня отсюда! Спасите! - Девушка из правого ряда металась, как в бреду, и в голос выкрикивала какие-то фразы.
- Этак она нам всю палату переполошит…
Две пожилые санитарки переглянулись, и одна из них - хромоножка - проковыляла по проходу к возмутительнице спокойствия. Когда она приблизилась, девушка снова принялась кричать - теперь она звала во сне какого-то Максима. Длинные и прямые белокурые волосы прилипли к бледным, по-детски пухлым щекам, губы были в кровь искусаны.
- Девочка! А девочка! - позвала санитарка, склонившись к самому ее лицу. - Проснись - не то ты мне всех тут перебудишь.
Девушка в испуге распахнула глаза и уставилась на санитарку непонимающим взглядом.
- Как тебя зовут, дочка? - так же шепотом спросила женщина и вдруг заметила, что у девушки на руках изломаны все ногти.
"Видно, из завала достали", - подумала она про себя и вафельным полотенцем стерла со лба девушки липкий холодный пот.
- Вероника… Меня зовут Вероника. - Девушка наконец поняла, где она находится и что от нее хотят.
- Вероника? Верочка, значит… Ну что ж ты, Верочка, так громко кричишь - сны у тебя, видать, плохие?
Девушка незаметно смахнула из уголка глаза слезу.
- Знаете, меня замучили кошмары, - стараясь говорить спокойно, произнесла она. - Наверное, мне стоит вколоть что-нибудь успокоительное, тогда я крепко усну и не буду орать.
- Вот видишь, какая ты рассудительная - умница, Верочка, - ласково сказала санитарка, и лицо ее немного оттаяло, утратив свое непроницаемое выражение. - Ты подожди, я тебя сейчас уколю, средство у нас есть очень хорошее - швейцарцы из Красного Креста всем раздавали. Будешь у нас спать, как младенчик. Ты пока не думай ни о чем - и спи. У меня тоже дом обвалился - все мы теперь такие. Но это, милая, ничего - как-нибудь выкрутимся. Говорят, тем, кто без крыши остался, компенсацию платить будут. Американские коттеджи строить. Выживем как-нибудь… - И она снова похромала на пост.
После укола девушка действительно стала спать спокойнее. Она уже больше не металась, а тихо лежала, раскинувшись на спине, словно нимфа, которая прилегла отдохнуть на берегу озера. "До чего ж хороша, - подумала санитарка, когда обходила ряды раскладушек со свечой, чтобы поправить своим подопечным одеяла. - А ноги-то, ноги - прямо как у манекенщицы. Длинные, фасонистые - и ведь совсем еще девчонка!"
- Эх, несчастная наша судьба… - вздохнула самой себе она, натянула девушке одеяло до самого подбородка, чтобы та не мерзла, и отправилась на пост. Была уже глубокая ночь…
4
Судовой врач плавбазы "Маршал Мерецков" Елена Владимировна, склонившись над столом, промывала рану молоденькой рыбообработчице, которая порезалась при разделке рыбы. Все шло по плану: ее сразу предупредили, что такие травмы случаются здесь чаще других. Они находились в море всего второй день - а с порезами в медпункт обратилось уже несколько человек. Еще двое сразу слегли с простудой, у троих схватило живот… Елена Владимировна проворно орудовала бинтом. Медсестру она отпустила пообедать и теперь спокойно, ничуть не смущаясь, выполняла ее нехитрую работу. Когда она уже почти закончила повязку, дверь вдруг с шумом распахнулась и в каюту ворвался главный механик судна - Александр Борисович, который по совместительству являлся и ее мужем.
- Лена! Только не волнуйся! - с порога закричал он.
- Что? Что-нибудь с Вероникой? - вскинула она голубые глаза.
- Землетрясение. Девять баллов. Разрушения - девяносто пять процентов, - на одном дыхании выдал он и, обессиленный, опустился на обтянутую клеенкой кушетку.
- А как же Вероника?! - в ужасе прокричала врач. - Что с ней?!
- Не волнуйся. Радист получил телеграмму из Москвы. Вместе с сообщением о землетрясении…