- Я должен уйти, я… - он вновь пытается встать, но я упрямо поджимаю губы. Меня не удивляет его желание унести ноги. И скорее всего, он бы сбежал, если бы не слабость, вспыхнувшая по всему его телу, будто пожар, - я…, я должен…
Его глаза закатываются. Я выдыхаю, а затем укрываю его до подбородка шерстяным пледом. Надеюсь, парень придет в себя после того, как большинство ран затянется. Иначе все наши труды были напрасными.
ГЛАВА 2
Меня будит стук в дверь. Я резко подрываюсь и вскрикиваю, будто боюсь, что парня нашли, а отец сейчас живьем сдерет с меня кожу! Однако в комнате спокойно.
Мария сообщает, что родители ждут меня к завтраку, и я со стоном валюсь обратно к себе на постель. Прикрываю пальцами глаза. Что же вчера произошло? Неужели я зашила тому незнакомцу рану? Неужели я вообще решилась пойти против воли отца? Черт, я не думаю, что моя жизнь продлится еще немного, если родители обо всем узнают.
Я нехотя встаю с кровати и одеваюсь так, как любит мама, чтобы заранее угодить ей. Они встретят меня с огнем в глазах, с намерением отослать из дома как можно дальше, а я посмотрю на них и скажу: но я же в вашем любимом платье! Я ведь правильная дочь!
Какой абсурд. В моей голове каша. Снимаю с себя мамин любимый сарафан и лихо натягиваю широкие джинсы и топик. Такой они привыкли меня видеть: мирно бунтующей против их правил. К чему привлекать лишнее внимание? Тем более что шрам не видно. Я проверяю, что он, действительно, не выглядывал из-под топа и киваю. Прошлое всегда со мной рядом, куда бы я ни пошла, и что бы я ни делала.
Я спускаюсь по лестнице нарочито медленно и плавно, будто сердце не вырывается из груди и не танцует сальсу где-то в ребрах. Встречаюсь взглядом с Марией и улыбаюсь ей, будто теперь между нами существует связь. По сути, так оно и есть. Тайны связывают людей, порой, даже без их согласия. Однако легче от ее присутствия не становится.
Когда я прихожу в стеклянный зал, где на ветру играют белые, шелковистые шторы, за столом все молчат. Отец, как всегда, прячет лицо за газетой. Мама - высокая, статная и худая блондинка, одетая в легкий салатовый комбинезон - изучает журнал, раскрытый на ее коленях. Мэлот переписывается по телефону, но едва замечает меня, тут же недовольно улыбается и скалится:
- Доброе утро, Дор.
О, Боже, он знает. Знает! Однако брат откидывается в кресле и усмехается.
- Я как раз хотел рассказать родителям о том, как вчера мы с тобой играли в гольф на заднем дворе. - Его брови ползут вверх. - Вечером. Помнишь?
Ах, вот в чем дело. Я со свистом выдыхаю и почему-то хмыкаю. Удивительно, что у него до сих пор не сложилось впечатление, будто родителям абсолютно наплевать на нас и на наши развлечения. Да, мама не сторонник боев, которые он устраивает так часто, что уже со счета, наверно, сбился. Но это не вылилось бы для него в огромные неприятности. Куда опаснее информация о том, что дочь де Веро спасает жизнь заклятому врагу. Тут уж я уверена, родители разошлись бы по полной программе.
- Да, - присаживаясь напротив, шепчу я, - расскажи, конечно.
- Ты надела топ. - Говорит мама, не отрывая глаз от журнала.
- Не берусь спорить.
- Переоденься, если решишь выйти на улицу.
Ее холодный тон похлеще ссор и споров. Я мечтаю услышать, как она кричит, но все чаще мне кажется, что она попросту не умеет чувствовать. Просто говорит, что делать, как делать и когда. Приказывает и ждет исполнения. И если я не слушаюсь, вступает отец, а у нее отпадает необходимость в разговорах на повышенных тонах; в любых разговорах, где положено смотреть собеседнику в лицо.
- Хорошо.
- Мэлот, - отец откладывает газету и сверкает зелеными глазами. Я всегда понимала, почему мой отец главный. И не только в семье, но и в этом городе. Он глядит на человека, и этого достаточно: слова излишни, когда вас прожигает взглядом Эдвард де Вер. - Ты же не занят сегодня? - Это не вопрос. - Мы должны встретиться с новым заказчиком. Я хотел бы тебя представить.
Папа говорит мало, но попадает точно в цель. Мэлот и не думает отвечать. Кивает, а отцу ничего больше и не нужно. Едва ли наши диалоги были длиннее и содержательней. Я иногда цепенею и падаю в рассуждения: как же так вышло, что в нашей семье никому нет ни до кого дела? Это же поразительно, как далеки друг от друга могут быть близкие люди.
- Адора?
- Что? - я выплываю из мыслей и встряхиваю головой. Наконец, мама смотрит мне в глаза, а не куда-то вдаль. - Ешь. Еда остывает.
* * *
После завтрака я убегаю из дома так быстро, как могу. Никто меня не замечает. Тень и только, вот кто я. Мои родители заметят кражу голубого бриллиантового ожерелья, но у них долго не будет возникать вопросов по поводу отсутствия меня. Хотя в глубине души я все-таки верю, что я нужна им. Они ведь мне нужны, а чувства - взаимное ощущение. Так ведь? Нет. Конечно, нет. Тогда бы жить было гораздо проще.
Я прибегаю в дом Марии и громко тарабаню по дубовой двери. Мне открывает один из тех парней, что помогали нести незнакомца на чердак.
- Тебя мама прислала?
- Да, конечно. - Я возбужденно киваю. Прикусываю губу и смиренно жду, когда мне позволят войти. Парнишка окидывает взглядом мою одежду - топ, который я не сменила на что-то более приличное - и усмехается.
- Проходи.
Пятнадцать лет - опасный возраст. В это время из спальни моего брата доносились стоны и шепот, и я пряталась в своей комнате, затыкая уши наушниками. Очень часто мне доводилось видеть, как он выпроваживает девиц через черный вход. Тогда-то я впервые и узнала, что подставлять Мэлота не стоит. Я пожаловалась маме на то, что у брата шумно в комнате, а потом всю неделю ходила с опухшей и красной щекой. Родителям сказала, что случайно ударилась об угол стола, когда поднимала с пола тетрадь. Они поверили. Но я на самом деле ударилась о руку собственного брата.
Поднимаюсь на чердак и осторожно распахиваю дверь. Незнакомец не спит. Стоит в углу и горбится так сильно, что бинты на торсе скатились вниз. Я тяну к нему руку, но тут же застываю, заметив решительность в его взгляде. Что-то мне подсказывает, что опасно к парню приближаться.
- Это ты перевязала рану?
- Я хотела помочь. - Голос осип. Возбуждение сменилось неуверенностью, и я робко закрываю за собой дверь, боясь нарваться на неприятности. - Ты лежал у моего дома.
- Что?
- Тебя сильно избили.
- Считаешь?
- Не понимаю, почему ты злишься.
Парень смотрит на меня так, будто я говорю на неизвестном ему языке. Его лицо тут же вытягивается, выражает искреннее недоумение и раздражение, но уже через несколько секунд его тело сильнее сгибается от боли.
- Черт, - выругивается он, придавив пальцами рану на плече. - Как я здесь оказался? За стеной. И кто ты такая? Почему… - он глядит мне в глаза. - Почему помогаешь мне?
Я и сама не знаю: почему. Набираюсь уверенности, бросаю на пол сумку и подхожу к незнакомцу, приподнимая перед собой руки.
- Я не сделаю тебе больно. Я лишь должна перевязать рану, иначе она не затянется, и ты останешься здесь еще на пару недель.
- Пару недель? - он вдруг нагло прыскает. - Меня здесь не будет уже сегодня.
- Вновь устроишься у стены?
- Я разберусь, где мне устроиться.
- Странная благодарность.
- Нет. Куда страннее твое желание мне помочь.
- А разве не так должны поступать нормальные люди? - Я все-таки подхожу к парню вплотную. Вижу, как он настороженно стискивает зубы, и улыбаюсь. - Чего ты боишься, я ведь не причиню тебе вред. Один взмах твоей руки, и все - прощай, Дор.
- Хорошо, что ты это понимаешь.
- Тебе очень больно?
- Нет, я… - он смущенно хмыкает и расслабляет плечи. - Немного.
- Хорошо. Присядь, я перевяжу рану.
Какое-то мгновение он колеблется, но затем все же садится на сваленные в пирамиду подушки. Парень облокачивается спиной о неровную стену, на ней ободраны старые обои и нарисованы детские каракули, а потом тяжело выдыхает.
- Я давно здесь?
- Одну ночь. - Поднимаю с пола сумку. В ней аптечка и еда, которую мне запаковала Мария, и я поджимаю губы: кто бы мог подумать, что я захочу о ком-то заботиться. Сипло вздыхаю и усаживаюсь напротив незнакомца, поджав под себя ноги. - Ты не против, если я осмотрю раны? На самом деле, я ничего в этом не смыслю. Но Мария сказала …
- Мария?
- Моя… - облизываю губы, - моя знакомая.
- Я думал, обо мне никто не знает.
- Она никому не расскажет.
- Откуда такая уверенность? Откуда ты вообще знаешь, кто и как поступит? - парень стискивает зубы и поправляет волнистые волосы. В его глазах проносится раздражение, и я невольно свожу брови. - Вы вечно все пытаетесь контролировать.
- Мы?
- Да, вы. С заречья. Нас разделяет не только стена.
- Что же еще нас разделяет?
- Отношение к жизни, образ жизни, сама жизнь.
- Знаешь, думаю, тебя очень сильно ударили по голове. - Подаюсь вперед и касаюсь пальцами пластыря на виске незнакомца. Он морщится, а я язвительно усмехаюсь. У меня вдруг просыпается ярое желание треснуть его. - Ты считаешь, я спасла тебя потому, что я очень и очень плохой человек? Интересное объяснение.
- Я не просил мне помогать.
- Да, не просил. Ты не мог. Ты валялся у стены и едва дышал.
- Какая ты благородная.
- Зато ты невыносимый, горделивый, самовлюбленный и…
- И? - его забавляет моя растерянность. - И какой еще?
- О, прекрати! - Возмущаюсь я.
- Что, прекратить?
- Не смотри на меня так.
- Как? - он неожиданно усмехается.