На Шируотер-Бич стоял густой туман. Судя по всему, начался прилив — я слышал, как внизу шумели набегающие волны, облизывая сваи коттеджей. Холодный воздух был пропитан запахом йода.
Мадж Герхарди открыла дверь и посмотрела на меня мутным взглядом. Несмотря на косметику, было видно, что она плакала.
— Вы частный детектив?
— Да. Можно войти?
— Входите, если хотите. Какая разница. Его нет.
Я уже догадался об этом по ее осиротевшему виду. Я прошел за ней по затхлому коридору в гостиную с высоким потолком. В углах стропил суетились пауки, а сами стропила были затканы паутиной так плотно, что, казалось, в комнату просачивается с улицы туман. Мебель была расшатана. Пустые и полупустые стаканы и бутылки стояли на столах и на полу, из чего можно было сделать вывод, что пьют здесь уже не первый день и попойка может начаться снова, если я не буду осторожен.
Мадж поддела ногой пустую бутылку и рухнула на диван.
— Это вы виноваты, что он ушел, — жалобно произнесла она. — Он начал собираться сразу, поговорив с вами.
Я опустился на стул напротив нее.
— Бегли сказал, куда он едет?
— Нет, он ничего не объяснил мне. Он просто сказал, чтобы я не ждала его, что он уже не вернется, все кончено. Зачем вам понадобилось пугать его? Чак никогда никому не сделал ничего дурного.
— Что ж он так испугался?
— Он очень чувствительный. У него уже было в жизни столько неприятностей. Он много раз говорил мне, что ему нужен только тихий угол, где бы он мог описать свою жизнь. Он ведь пишет автобиографический роман.
— О жизни в Новой Каледонии?
— Я думаю, Чак никогда не бывал в Новой Каледонии, — произнесла она с обезоруживающей искренностью. — Все эти истории о хромовых рудниках он почерпнул из «Нэшил Джеографик». Думаю, он никогда даже не уезжал из этой страны.
— Так где же он был все это время?
— За решеткой. И вы это прекрасно знаете, иначе бы не явились за ним. Я думаю, это стыд и позор, когда человек заплатил свой долг обществу и доказал свое право на реабилитацию...
Похоже, что, вдохновленная гневом Бегли, она цитировала его, но, к сожалению, не смогла ни вспомнить конца этого высказывания, ни поддержать в себе его благородный гнев. В смутном беспокойстве она оглядывала учиненный в комнате разгром, видимо, постепенно догадываясь, что право на реабилитацию у Чака было очень сомнительным.
— Он рассказывал вам, за что сидел, миссис Герхарди?
— Вкратце. Как-то ночью он читал мне отрывок из своей книги. Его герой сидит в тюрьме и размышляет о своем прошлом, о том, как он был обвинен в убийстве, которого не совершал. Я спросила, соответствует ли это действительности, но он не ответил, а погрузился в глубокое тяжелое молчание — с ним это бывало.
Она тоже замолчала. Я чувствовал, как под ногами сотрясается пол, — океан плескался между сваями, словно веселая безрассудная разрушительная сила.
— Чак сидел за убийство? — спросила Мадж.
— Мне сегодня рассказали, что десять лет назад он убил свою жену. Я еще не уточнял. Вам что-нибудь известно?
Она покачала головой. Ее лицо стало вытягиваться, словно сырое тесто под влиянием собственного веса.
— Наверное, это ошибка.
— Надеюсь. Кроме того, мне сказали, что его настоящее имя Томас Макги. Он когда-нибудь пользовался этим именем?
— Нет.
— Зато это очень хорошо увязывается с другим фактом, — сказал я, размышляя вслух. — Девушка, которую он посетил в «Прибое», до замужества носила это же имя. Он сказал, что она напомнила ему дочь. А я думаю, что она на самом деле его дочь.