- Ты имеешь в виду Димку Скворцова? Я знал его совсем мало. Наверное, хороший был парень, да будет небом ему земля. Дело в том, что погибают самые лучшие из нас. - Он взял Мусю за подбородок и заглянул ей в глаза. - Неужели ты на самом деле на меня не сердишься?
Она отрицательно покачала головой.
- Но ведь смерть друга была всего лишь предлогом надраться. Как ты не замечала, что все это время мне хотелось надраться? Скажи: замечала?
- Наверное, - не совсем уверенно сказала Муся.
- Мария-Елена, я настоящий слабак. Я не смог выдержать того потока любви, который ты обрушила на меня. Он сбил меня с ног. Я был не готов, Мария-Елена. Я не знал, что можно так.
- Но я не умею иначе, - виновато сказала она и отвернулась.
Он подхватил ее на руки и стал кружить по комнате. Выскочил на балкон. Она увидела маленькие фигурки людей на пляже. Она увидела… Нет, этого не могло быть. Ей это показалось.
- Что с тобой, Мария-Елена? Почему ты вздрогнула? Испугалась высоты?
- Да, - пробормотала она. Вообще-то она побаивалась высоты, но с Вадимом ей было ни капельки не страшно. - Да, - тихим виноватым голосом повторила она и спрятала лицо у него на груди.
Угольцев взял Мусю за локоть, когда она вышла из туалета.
- Прошу вас уделить мне всего одну минуту.
Она смотрела на него растерянно и слегка испуганно. Она не сразу узнала в нем того мужчину с пляжа.
- Давайте пройдем на корму. Пожалуйста.
Теперь она его узнала. Но при дневном свете он показался ей обычным, довольно пожилым человеком. Симпатичным и располагающим к себе.
Она послушно шла с ним рядом.
- У вас есть моя визитка. Я оператор с "Мосфильма". Мы снимаем музыкальный фильм. Главную роль я вам предложить не могу. Второстепенную тоже. Но в одном очень выигрышном эпизоде я бы снял вас с удовольствием. Дальнейшее уже будет зависеть от вас.
- Мне некогда сниматься в кино. Мы… у нас медовый месяц.
- Знаю. - Угольцев ласково и понимающе улыбнулся Мусе. - Ваш эпизод будет сниматься не раньше конца августа. Даже если вы не станете актрисой, эти кадры на всю жизнь сохранят для вас воспоминания об этом счастливом лете.
- Нет. - Муся осторожно высвободила свой локоть. - Мне пора.
- У вас два с лишним месяца на размышления. Я буду торчать здесь почти безвылазно. Звонить мне нужно по ночам. В любое время.
- Я вам не позвоню.
- Если вы станете киноактрисой, муж будет вами гордиться. И никогда не оставит вас.
- Я хочу быть домохозяйкой, - совершенно серьезно сказала она.
- Никогда не поверю. Я уверен, что вы всегда мечтали стать актрисой.
- Да, но… Это было еще до того, как я встретила Вадима. Пожалуйста, отпустите меня. Я не хочу делать того, о чем буду жалеть потом.
Она бежала, громко стуча по проходу своими панталетами. Угольцев смотрел ей вслед, скрестив на груди руки. Он еще не встречал женщины, которая бы так разбередила его душу, как это сделала Муся.
- Ты долго. Я уже собрался идти за тобой. А потом увидел, что ты разговариваешь с каким-то пожилым мужчиной, и успокоился. Это твой знакомый?
- Нет. Он спросил, понравился ли мне Сухуми и в какой гостинице мы остановились.
Она сама не знала, почему боится сказать правду.
- А тебе понравился Сухуми?
- Не знаю. Мне хорошо везде, где есть ты.
- Но… - Он откашлялся в кулак и спросил: - Завтра поедем на Рицу?
- Нет, ты хотел сказать что-то другое, - не выдержала она.
- Мария-Елена, я спросил, хочешь ли ты поехать на экскурсию на озеро Рица?
- Зачем? - искренне удивилась она.
- Ты там никогда не была.
- Ну и что? Но если ты хочешь, мы поедем туда.
Она взяла его руку и прижала к своей пылающей щеке.
- Я там уже был. И даже не один раз. Я хотел показать это озеро тебе.
Она сглотнула непрошеные слезы и отвернулась к окну, за которым простиралась бесконечная гладь морского аквамарина.
- Что с тобой, Мария-Елена? Скажи мне.
- Ничего. Но осталось совсем мало дней. А ты… ты хочешь увезти меня на эту Рицу.
Она видела, как закапали слезы в подол ее ситцевой юбки с ромашками.
- Ну, так дело не пойдет. - Вадим взял ее за обе руки и посадил к себе на колени. - Я вижу, ты решила, что мир вертится вокруг Вадьки Соколова.
Она зажмурила глаза и громко всхлипнула.
- А ведь это не совсем так, Мария-Елена. То есть я хочу сказать, это совсем не так. И ты сама очень скоро это поймешь.
- Это так, так, - твердила она.
- Нет, моя девочка. - Он гладил ее руки, волосы, лицо. Так гладят родители маленьких детей, пытаясь внушить им нелегкую для их чистого неискушенного восприятия истину о том, что в жизни, кроме радостей, существуют и горести, которых, увы, значительно больше. - Ты помнишь, как тебе понравилось нырять вместе с дельфинами? Они, кажется, приняли тебя за свою. Мария-Елена, ты и есть частичка нашего щедрого на красоту мира. Ты бабочка, случайно присевшая отдохнуть на плечо этого легкомысленного алкаша Вадьки Соколова. Отдохнешь - и снова в путь-дорогу. Мария-Елена, тебе самой скоро надоест торчать на моем унылом пыльном плече.
- Никогда не надоест.
- Ты меня выдумала, Мария-Елена. Я не такой, каким ты видишь меня.
- Я не слепая. - Она резко отстранилась. - Я вижу, какие у тебя красивые глаза. Я обожаю их целовать. Потому что это такое счастье - целовать твои глаза. Что, разве их нет на самом деле?
- Не такие уж они и красивые. - Вадим заметно смутился. - На фотографиях я выхожу почти слепым. Они у меня так глубоко посажены, что в училище меня прозвали Черепом. - Он опустил глаза, а потом и вовсе отвернулся к окну. - Вадька Соколов, если бы ты знал, что встретишь Марию-Елену, ты бы ни за что не стал растрачивать себя на всякую муть. Эх ты, Вадька Череп-Соколов.
…В последний день они поехали на машине в сторону Пицунды и, облюбовав безлюдный дикий пляж, натянули тент из полотенец.
Они до полного изнеможения занимались любовью, потом плавали нагишом в море, валялись на горячей гальке, целовались. Над их головами по эстакаде проносились машины, время от времени грохотал поезд. Но их собственный мир отторгал внешний. И чем интенсивней становилось это отторжение, тем большую угрозу представлял для них внешний мир - ведь он не прощает человеку даже секундного расслабления.
Первым сломался Вадим.
- Пора. Перед смертью, как говорится, не надышишься. Завтра на рассвете взлетаем.
- Еще полчасика. Прошу тебя.
Она повисла у него на шее, крепко обхватив его ногами.
- Мария-Елена, становится прохладно. Ты простынешь.
Она высунула язык и лизнула его в губы. А потом внезапно отпустила обе руки и откинулась назад. Он видел туго натянутую кожу на ее плоском сильном животе, покрасневшие за сегодняшний день груди, рассыпавшиеся по серой гальке волосы цвета подзолоченного шоколада. И понял вдруг, что тоже не сможет прожить без этой удивительной девочки-женщины, на целых три недели заслонившей ему весь остальной мир. Понял и весь сжался от предчувствия неминуемо скорой разлуки.
- Мария-Елена, я так тебя люблю. - Он прижал ее к мокрой от набегавших волн гальке, все больше и больше пьянея от отчаянного желания остановить или по крайней мере задержать время. - Ах, Мария-Елена, ну что же нам с тобой делать?..
От охватившего его горя он полностью потерял над собой контроль. Они любили друг друга, словно это было в последний раз. Почему-то оба были уверены в том, что это так и есть. Это была тихая и печальная страсть. Оба были до такой степени погружены друг в друга, и все их движения были настолько подчинены этому погружению, что со стороны могло показаться, будто они уснули.
Внезапно Вадим почти грубо оттолкнул Мусю от себя.
- Что мы наделали! Какой я болван! Иди искупайся. Скорее!
- Я не хочу смывать твои поцелуи, - пробормотала она и блаженно вытянулась.
- Я буду целовать тебя еще и еще. Ты… ты не должна забеременеть.
- Глупости. Сейчас вовсе не опасно.
- Лгунишка. Я прекрасно помню, когда у тебя были красные дни. Иди немедленно в воду. Или я искупаю тебя насильно.
Он опоздал всего на какую-то долю секунды. Муся вскочила и пустилась бежать. Он слышал в сгустившихся сумерках ее гулкие звонкие шаги. Он затряс головой и пошел собирать их вещи.
Она вернулась минут через десять. Он успел одеться и выкурить две сигареты.
- Поехали, что ли? - сказала она, надевая сарафан и шлепанцы. - Может, выедем сегодня вечером?
Он с удивлением глянул в ее сторону, увидел неясный силуэт ее четкого профиля. В этот момент на нее упал свет фары проносившейся по шоссе машины, и Вадим заметил струйку крови на левой щеке Муси.
- Что случилось? - заволновался он. - Ты ударилась?
- А, это. - Она размазала кровь ладонью и вытерла руку о сарафан. - Нет, я сковырнула родинку.
- Зачем? Это моя родинка. Я так люблю ее целовать.
- Но я не хочу, чтобы ее целовал кто-то другой, - тусклым, почти неузнаваемым голосом сказала она. - Поехали, я совсем замерзла.
Они наскоро перекусили в баре гостиницы. Муся выпила стакан томатного сока и отломила кусочек хлеба от бутерброда с красной рыбой. Они стояли лицом к лицу за высоким столиком с псевдомраморной столешницей и избегали смотреть друг на друга. Вадим первый посмотрел на Мусю и чуть было не выронил стакан с чаем, когда увидел ее лицо. Муся превратилась в настоящую дурнушку. Его сердце больно сжалось.
- По коням! - воскликнул Вадим и потащил ее к выходу. - Кажется, начинается дождь. Значит, все будет в порядке.
- Что будет в порядке? - тупо спросила она.