- Мы благополучно доберемся до дома. Есть такая примета, что если при взлете на пилота упала хоть одна капля дождя, он обязательно вернется на землю.
- Я не хочу возвращаться на землю. - Мария-Елена, мы же договорились с тобой: я буду каждый день писать тебе. И ты…
- Нет. Ты должен взять меня с собой.
- Но это невозможно. Я живу в военном городке, куда не пускают даже моих близких родственников.
- Я тебе ближе самых близких родственников.
- Мария-Елена, пожалуйста, давай сделаем так, чтобы нам было не слишком больно расставаться. Ведь мы с тобой сильные и мужественные люди.
Он то и дело поглядывал на ее темный профиль справа. Он гнал машину на бешеной скорости, хотя по логике вещей должен был ехать черепашьим шагом. Но у него внутри разрасталось тревожное болезненное чувство. Словно он знал, что проглотил яд, который со временем сведет его в могилу. Ощущение скорости слегка заглушало неумолимое действие этого яда.
Угольцев догнал белую "Волгу" под Туапсе. Дело в том, что Петька Калюжный бросил "рафик", можно сказать, с пустым баком, и ему пришлось клянчить горючее у проносившихся мимо грузовиков. К тому же этот парень оказался настоящим асом. Угольцев дважды чуть не столкнулся лоб в лоб со встречными машинами, в третий только каким-то чудом не свалился в пропасть на крутом вираже - дорога была мокрой и скользкой. Но он знал, что непременно догонит белую "Волгу".
Теперь он ехал сзади них на две машины - был очень опасный участок дороги, и потому собралась целая кавалькада машин, ползущих на скорости двадцать-тридцать километров в час. Изловчившись, он обогнал болтавшийся у него под носом красный "Москвич", а через несколько минут синего "жигуленка". Теперь он видел лицо девушки в зеркале дальнего вида белой "Волги". Ее голова лежала на плече у молодого человека, глаза были закрыты. Но Угольцев точно знал, что девушка не спит - ее ресницы то и дело беспокойно вздрагивали, переносицу прорезала складка, которой не может быть у спящих.
Он понял чуть ли не с первого раза, как увидел ее, что девушка живет не в Ленинграде, а где-то гораздо южнее. И дело было не только в ее мягком певучем выговоре уроженки русских степей. В конце концов она могла переселиться в Ленинград недавно. Угольцев знал, что выговор остается надолго. Но движения, жестикуляция и весь облик девушки говорили о том, что она обитает в не очень большом провинциальном городе на юге России, где, по всей вероятности, и родилась. Угольцев, хоть он сам родился и вырос в Москве, предпочитал всем остальным женщин с российского юга.
В ее паспорте не оказалось штампа прописки, но зато Угольцев узнал ее фамилию, имя и отчество. Он понял, что не имеет права терять эту девушку.
Он не спал всю ночь и теперь чувствовал, как нарастает постепенно тупая загрудинная боль - последнее время у него начало пошаливать сердце. Помимо всего прочего, страшно хотелось пить. Но он боялся остановиться даже на минуту, потому что вполне мог потерять их из виду - и тогда все пропало. Правда, каким-то чутьем он ощущал, что белая "Волга" будет ехать без остановки до самого дома девушки. Но дело было в том, что он знал по собственному горькому опыту, что потерять в этом мире в тысячу или даже в миллион раз легче, чем найти.
На выезде из Туапсе белая "Волга" успела проскочить на желтый свет. Угольцеву показалось, что прошло целых полчаса, прежде чем загорелся зеленый. Вдобавок ко всему откуда-то на его полосу влез рефрижератор, у которого были неполадки с выхлопной трубой - оттуда валили клубы ядовито-синего дыма. Угольцев почувствовал, как закружилась голова и пересохло во рту, и еще крепче ухватился за руль.
"Стар ты уже для таких подвигов, - пронеслось у него в мозгу. - Было бы разумней развернуться на первом же ответвлении, позавтракать в каком-нибудь кафе у моря, вздремнуть часика два - и в обратный путь. Девушкой больше, девушкой меньше… Да и она вся погружена в другого. Пройдет немало времени, прежде чем она сумеет его забыть. Ведь ты не выносишь, когда твоя женщина, находясь с тобой, вспоминает о том, как ее любил и ласкал другой…"
В этот момент рефрижератор съехал на обочину, и он увидел впереди белую "Волгу". Девушка вдруг оторвала голову от плеча своего спутника, тряхнула роскошными волосами, еще не знающими никаких "блондоранов" и "колестонов", и обернулась. Их глаза на мгновение встретились, и Угольцев понял, что не повернет, даже если ему придется ехать без остановки до Алма-Аты или даже Владивостока.
Муся сразу узнала того мужчину. Почему-то она ни капли не удивилась, хотя поняла, что он ее преследует. Разумеется, ни о каком совпадении не могло быть и речи.
Она беспокойно поерзала на сиденье. Она знала, что боится этого человека, вернее, того упорства, с каким он навязывает ей себя. И в то же время она почувствовала, что ее возбуждает его безумное поведение. Разумеется, она бы никогда не смогла его полюбить - об этом вообще не может быть речи, особенно теперь, когда она встретила Вадима. Однако ей очень льстило, что этот уже не молодой и, по всему видно, преуспевший в жизни человек не просто обратил на нее внимание, а совершил невероятный по теперешним понятиям поступок.
- Мария-Елена, этот безумец на "рафике" едет за нами уже часа полтора. Мне кажется, я где-то видел его.
- Возможно.
- Неужели он будет преследовать меня до самого Ленинграда?
Муся вздохнула и отвернулась. Она вдруг поняла, что ей больше всего на свете хотелось, чтобы город Ленинград и прилегающие к нему окрестности с их военными лагерями вдруг взмыли в космос и переселились на другую планету, а еще лучше в другую галактику. Тогда им не пришлось бы расставаться.
- Знаешь, мне действует на нервы его физиономия. Такое ощущение, будто он чего-то от меня хочет.
- Но ты ему этого не дашь, правда?
- Ни за что на свете. У этого типа совершенно одержимое выражение.
- Я люблю одержимых. Скажи, а ты бы смог преследовать меня, если бы я вдруг взяла и уехала с кем-то другим?
- Что за глупости ты говоришь, Мария-Елена? Разве я позволил бы тебе уехать с другим?
- А если бы я не спросила твоего разрешения? Предположим, ты проспал меня. Скажи: ты стал бы меня преследовать?
- Нет. Хотя мне бы очень этого хотелось.
- Но почему бы не стал?
- Каждый человек имеет право на выбор. А уж тем более красивая женщина. Я бы не смог навязать тебе мою любовь. К тому же я думаю, мужчина не должен считать любимую женщину своей собственностью.
Она почувствовала разочарование. А ей так хотелось, чтобы Вадим считал ее собственностью. Ведь она вся до последней клеточки принадлежит ему. Неужели он не понимает, что женщина должна быть собственностью мужчины, которого любит?..
- И ты бы смог смириться с тем, что я… изменила тебе с другим?
Он смерил ее быстрым встревоженным взглядом.
- Мария-Елена, скажи мне, какое понятие ты вкладываешь в слово "измена"?
- Такое же, как и все нормальные люди. - Она почувствовала невесть откуда поднявшееся раздражение. - Я твоя, и больше никто не имеет права ко мне прикоснуться. Не говоря обо всем остальном.
Он улыбнулся и потрепал ее по щеке.
- Я восхищен тобой, моя девочка. Но это из области идеального, а значит, несбыточного.
- Но почему? - Раздражение превратилось в ком, который застрял где-то в груди и мешал ей дышать. - Я никому не позволю к себе прикоснуться. Вот увидишь. Я никогда не оскверню нашу любовь. Клянусь!
- Не надо так, Мария-Елена. - Он вздохнул и прикурил сигарету. - Я не хочу, чтобы ты превратилась в затворницу и монашку. Ты должна жить так, как жила до этого. Ходить в кино и дискотеку, встречаться со своими…
- Я не хочу жить так, как жила до этого. - Она уже задыхалась, а ком становился все больше. - Я… ты сделал меня совсем другой.
Он прижал ее к себе и стал баюкать как маленькую.
- Давай сделаем привал? Я хочу тебя целовать. Я так давно тебя не целовал.
Она резко выпрямилась.
- Не надо. Я уже попрощалась с тобой. Во второй раз это будет как в театре.
- Мария-Елена, наша жизнь и есть театр. Я бы даже сказал, балаган. Но об этом иногда хочется забыть. - Он вздохнул. - С тобой я почти забыл об этом. Но я хочу выжить, Мария-Елена, а потому мне придется вернуться на подмостки. Прости меня, моя маленькая девочка.
- Ты хочешь сказать, что у тебя будут… другие женщины? - задыхаясь, спросила она.
- Я человек женатый, Мария-Елена.
- Но ведь ты сказал, что не живешь… что ты…
Она зажмурилась. Стало совсем нечем дышать. Но ей не хотелось, чтобы он догадался об этом.
- Мария-Елена, уезжая, я пообещал жене все обдумать и взвесить. В конце концов, у нас общий сын. Он все время болеет. Особенно после того, как у нас с Аришей начались нелады. Лелик два раза лежал в реанимации. Понимаешь, Мария-Елена, это очень больно рвать по живому.
- Понимаю, - машинально прошептала она.
- Наступит следующее лето, и мы снова будем вместе. У меня отпуск сорок пять дней. Я рвану к тебе, как только выдадут отпускные. В этот раз я навестил родителей, потом побывал у сестры, попьянствовал со школьными друзьями. Я же не знал, что ты ждешь меня, Мария-Елена.
- Но… неужели ты будешь… спать со своей женой?
Он криво усмехнулся.
- Это не самое страшное в семейной жизни, Мария-Елена. Наше тело устроено так, что быстро забывает все, что с ним было. Ведь даже тяжелые ранения зарубцовываются со временем и почти не дают о себе…
- Оно забудет и меня, - сказала Муся утвердительно.