На этот раз больше нет восторга, лишь настоящее исступление: Сюзанна под моей рукой "взрывается" с неистовой силой, открывается в последовательности глубоких ритмичных волн. Я ласкаю ее языком, захватывая лопатку. У меня такое чувство, как будто я тону в ней, впитываю ее, поглощаю ее целиком. Моя действующая рука не может дальше продвинуться ни вперед, ни назад, потирая, изучая, возвращаясь, погружаясь в глубину, выходя назад. Я не могу больше остановить себя. Я никогда не остановлюсь! Вместе мы больше не срываемся вниз, мы летим, мы проносимся над поверхностью, не касаясь ее. Я твой мужчина, моя женщина! Я твой фаллос, моя маленькая рабыня! Я бормочу все, что приходит на ум. Я не знаю, что говорю, я произносила неизвестные мне слова. Быстрее, быстрее, палец - мой резвый член, быстрый ствол, скоростной механизм; быстрее, Сюзанна, чудесно, мой член на твоем клиторе, давай, давай продолжай…
А затем я сразу, без перехода, успокаиваюсь. Я подаю ей команды: на спину, не двигайся, раздвинь ноги. Здесь моя работа несколько замедляется. Даже останавливается, так как я чувствую, что она почти в экстазе. Она дрожит, мне это знакомо: когда вдруг теряешь контроль над желанием или страстью, просто твоего тела не существует, и ты забываешь почему.
Она издает стон разочарования. Я улыбаюсь и утешаю ее. Моя Сюзанна… Я должна успокоиться даже больше, чем она, поскольку не знаю почему, но я совершенно была настроена на то, чтобы в любом случае не допустить кульминации.
У меня такое чувство, что все, что бы я ни завоевала для себя, я краду у нее.
Не знаю, сколько прошло времени, прежде чем мне удалось снова приблизить ее к себе. Если воспрепятствовать исполнению ее желания, то и мое тоже не исполнится. Она с раздражением раскрывается, однако она все еще слишком близко, чтобы отказаться от оргазма.
Я снова обретаю чувство ориентации, а это случается со мной так часто, что именно сейчас я превосхожу саму себя. Все ее тело в поту. Подмышки мокрые и горячие, как и влагалище. Я погружаю в одну из них свой нос, язык. Она покорно поднимает руки, закидывает их себе за голову. Я позволяю своим губам и языку касаться ее влажной кожи, добавляя свой собственный пот и слюну. Характерный для диких зверей запах ее тела усиливается благодаря моему, и я опускаюсь ниже. Мой рот дотрагивается до ее лона, и я раздражаюсь, будто нахожусь под гипнотическим влиянием. Я знаю слишком хорошо, как это закончится. Я не хочу этого! Я мешкаю, колеблясь. Теперь моя очередь испытать неудовлетворенность.
Наконец-то именно она обхватывает мою голову руками, грубо наклоняет ее к своему лону, сопровождая это нетерпеливым и (я почти готова поклясться) сердитым вздохом. Я укушу ее, закричу! Однако чем большее отвращение я чувствую, тем большее желание испытываю быть неистовой, кусать ее; чем более нежным становится мой язык, тем более утонченными мои поцелуи и мягкими мои губы. Что-то подсказывает мне, что это единственный способ превратить мое отвращение в любовь.
Пронзительный вскрик Сюзанны звучит так страстно, ее оргазм настолько полон и глубок, что кажется, все разрешается безвозвратно, раз и навсегда.
Я никогда не забуду чудесно изнуренное лицо Сюзанны после экстаза, охватившего ее. Благодаря ей я познала рано - как познавала всегда - счастливую мимолетность обретенного удовлетворения. Она лежит на боку, разглядывая меня. Нежно гладит мои волосы. И смотрит на меня с удивлением.
- Ты намного сильнее меня, Нея, - говорит она мне. - Я всегда хотела другую девушку. Но мне никогда не приходила в голову мысль испробовать все.
- Почему нет?
- Я не знаю… Я привыкла думать, что одинока в ощущении определенных желаний… И потом… как мне объяснить - я не осмелилась бы… Я не смела…
- Ты не смела. Но во всяком случае, у тебя было сильное стремление…
- Да. Ладно, не совсем, но… Это было давно, когда я проводила свои каникулы в Шотландии у своей подруги Мари Макгарре. Мы с ней хорошо ладили. Она бывала в обществе со славным парнем. Я должна была быть ее спутницей. Ее родители оказались очень строгими католиками. Даже не возникало вопроса, чтобы предоставить Мари самой себе хотя бы на несколько минут. Но нам троим разрешалось подниматься наверх в комнату девушки, где стояло пианино. Считалось, что мы поем старинные шотландские баллады. К ее счастью, я играла на пианино. Сразу же, как только мы оказывались в ее комнате, они ложились вдвоем на кровать Мари. Я играла так громко, как только могла, и они подпевали более или менее в унисон.
Нужно ли мне говорить, что бывали моменты, когда я пела в единственном числе, и поверь мне, это всегда было нелегко, когда я могла слышать, как они вздыхают и тяжело дышат позади меня. Я просто не могла помочь себе, я должна была обернуться. Мари была такой же юной, как и ее дружок, имя его я забыла - что-то типа Джеримайа или Джошуа. Я не знаю, одно из этих библейских имен, только английское, прости, шотландское, может подойти. Самое смешное, что парень совсем не бросался на меня. У него была очень бледная белая кожа, местами розоватая - а меня это вовсе не привлекает. Мари, напротив, была совершенной красавицей, и, более того, она получала такое наслаждение от занятий любовью, что это сводило меня с ума. Я выводила эти шотландские народные песни на пределе своего голоса, но напрасно, потому что я могла думать только о ней…
- Но разве ты никогда не хотела заняться любовью с ними обоими?
- Нет, это было нереально, такую идею я ни разу не воплотила в жизнь. Но послушай, Нея, удивительно, что ты задаешь мне такие вопросы.
- Что в этом удивительного? Ведь не является больше удивительным то, что ты спишь с Морисом.
- Неправда, я не сплю с ним… Он действительно хочет меня, но я считаю, что с моей стороны было бы неразумно ему уступить.
- Неразумно, ты говоришь? Но, может быть, это потому, что ты на самом деле не хочешь…
- О да, я хочу… Послушай, я не совсем уверена. Я до этого занималась любовью с ребятами. Но дома я бы постоянно беспокоилась, хотя… Ты ведь знаешь, мама…
- Я не думаю, что это из-за мамы. Ты уверена, что Морис любит тебя?
- Конечно… Почему же он тогда женится на мне?
- А что, если он изменил свое решение?
- Если так, то, конечно же, я не буду цепляться за него, - ответила Сюзанна довольно резко.
Это, как я считала, не любовь. Если бы кого-то попросили спросить меня об этом же, я бы ответила: "Буду бороться не на жизнь, а на смерть".
Я на самом деле думаю, что все происходящее между Морисом и мной будет намного честнее. Я смотрю сестре в глаза: мне бы хотелось заставить ее объясниться. Она действительно не доверяет мне…
- Я не совсем понимаю, Сюзанна. Почему ты ничего не сказала, по крайней мере, Мари?
- Ты знаешь, Мари шотландка и католичка; хотя она поступала так, потому что ей этого хотелось, и могла совершенно забавно вести себя, вопросы, подобные этим, просто не обсуждались. Кроме того, что бы я ей сказала?
- Что ты тоже хочешь переспать с ней.
- Женщины не спят вместе. Они…
- Почему?
- Это считалось бы гомосексуализмом.
- А как насчет того, чем мы только что занимались?
- Это не то же самое, Нея… Ты моя сестра… Это моя ошибка. Я не должна была. Но я почти уснула и действительно не сознавала, что делаю.
- Тебе понравилось это?
- Конечно. Но не следует делать такое впредь.
- Почему, если мы занимались этим? Я никогда не слышала, чтобы ты стонала так с Морисом.
- Я объяснила тебе, что Морис и я никогда по-настоящему не занимались любовью.
- Все равно, когда он ласкает тебя, это что-то значит для тебя. А разве ты не ласкаешь себя, когда остаешься совершенно одна?
- Послушай, Нея, ты невозможна, задаешь такие вопросы… Ласкать себя - что это значит?
- Ну, я занимаюсь этим с десяти лет. Однажды, совершенно случайно, я начала, потому что моя ночная рубашка сбилась кверху между ног. Я не знаю, как это случилось. Я потерла немного, и это оказалось так чудесно, что я начала снова. Я проделывала это со своей рубашкой почти в течение года. Но каждый раз мне нужно было вставать и застирывать, поскольку она быстро становилась мокрой, поэтому я предпочитала пользоваться пальцем и играть с собой подобным образом. Да, я часто занимаюсь этим, каждый день, иногда несколько раз в день. Не говори мне, что ты не…
- Да, но…
- А когда ты начала играть сама с собой? Я смотрю на тебя, Сюзанна, и мне кажется, что ты еще ребенок. Вся напугана. Но то, о чем я спрашиваю тебя, так элементарно…
- Мне было по меньшей мере тринадцать, когда я начала…
- Ты уверена?
- Мне кажется так. Я не помню. Во всяком случае, не стоит подробно останавливаться на всем этом. Но ты не испорченная девушка, Нея. Ты всегда получаешь такие хорошие табели успеваемости…
- Я не уделяю этому все свое время. Так или иначе, у меня слишком много работы, и в школе, и вообще. Есть множество других вещей, которые мне нравятся. Хотя, честно, это одна из самых замечательных, не так ли?
- Нет, это не одна из самых замечательных вещей, - отвечает Сюзанна, опираясь на локоть.
Лицо ее принимает угрюмый вид, и она продолжает:
- Это детская привычка, которая в один прекрасный день должна исчезнуть. В твоей жизни появится мужчина, ты полюбишь его, и в этом все дело.
- Любовь - самое важное, ты права.
Я полностью согласна с Сюзанной. Именно поэтому Морис одним махом перечеркнул все мое прошлое. Однако я не могу сказать об этом Сюзанне. Морис сам должен объясниться с ней. Сейчас мы, она и я, занимались любовью, и она очень хорошо знает, что никогда это не сравнится с тем, что было между ней и Морисом. Хотя, что касается меня, я испробовала это с ними обоими.