На обложке крупным планом была фотография нашего сегодняшнего клиента. Под ней значился заголовок статьи "Откровения Криса Харди". Он действительно был недурен собой. Рядом на фотографии было еще трое человек, двое из них с гитарами, также дико одетых и еще менее причесанных. Наверху стояло: "Ацтеки" выпустили свой новый альбом.
- Кто он? - спросил я, посмотрев на все это.
- Рок-звезда, крутая, безмозглая и с кучей долларов, из грязи в князи, Тэн, - Генри сказал это таким тоном, словно сам он был профессором Оксфорда и наследным принцем Британии. - Знаешь, сколько он заплатил, пять тысяч, а?
- Я тебя поздравляю, - сухо ответил я. Генри становился все более и более невыносим.
- Я дам тебе тысячу, ты свое дело хорошо выполнил, - он сделал странное движение, словно собирался немедленно отдать мне эти деньги. - Нет, пожалуй, не дам тебе ничего, я тебе сделаю подарок на Новый год.
Он достал из кармана маленькую коробку и протянул ее мне. В коробке оказались часы. Это были уже третьи часы, которые он мне дарил.
Виста
Золотой Легион
Chambre Ardente
Командору Пурпурной Ветви
Милорд!
Планеты встретились.
Куратор.
Дневник Стэнфорда Марлоу
10 января 2001
Праздники подходят к концу. Генри постоянно разъезжает с визитами по своим клиентам, на время оставив меня в покое. Я наслаждаюсь собственным одиночеством так, как это может делать только человек, вынужденный постоянно притворяться, не позволяя себе ни на минуту расслабиться и стать самим собой. За окном зима, печальная, тихая, послепраздничная. Вспоминая о том, какими чудесными всегда мне казались рождественские каникулы дома, я начинаю понимать, что обычно вкладывается в понятие "медленная смерть", процесс, постепенно стирающий, разлагающий в душе все, что было когда-то столь драгоценным и вдруг оказалось столь хрупким, болезненный процесс, при котором мое нынешнее существование приобретает еще более иллюзорный характер. Я должен был бы поблагодарить судьбу за то, что не стал подопечным какого-нибудь добропорядочного господина Торна в камере пожизненного заключения, но вместо этого мне хочется проклясть ее за эту изуверскую милость. До сих пор не понимаю, почему никогда не приходила мне в голову мысль о самоубийстве, возможно, это проявлялось бессознательная преданность вере моей матери, для которой даже сама мысль такого рода была чудовищно оскорбительна. Но разве не еще более оскорбительным она сочла бы мое теперешнее положение?
Хелен приготовила обед и ждет меня уже битый час. Совсем недавно, войдя в комнату, она застала меня сидящим за столом и в состоянии полной прострации созерцающим перстень, который дал мне этот рок-музыкант. Я никак не могу забыть эту историю, не знаю, что меня так задело, но мне порою кажется, что никогда еще Генри не удавалось меня так основательно унизить. Я бы солгал себе, если бы объяснил свою обиду только тем, что он заставил меня выйти к ним в идиотском наряде. Унизительным было все, его тон, когда он обращался ко мне, странный взгляд этого "гостя" и любопытство его спутника, то, как он расплатился со мной, и то, что я сказал ему.
Черт бы побрал эту домработницу, которая никак не может уняться со своим обедом!
18 февраля 2001
Генри постоянно ездит и встречается с кем-то. Деньги он мне по прежнему не дает, хотя все, что потребую, покупает Хэлен. Недавно я попробовал продать кольцо, которое оставил этот Крис Харди. Собственно, сделать это я хотел, чтобы купить их новый альбом. Мне хотелось узнать, насколько он бездарен или, наоборот, талантлив. Я рассмотрел кольцо повнимательнее. Оно было то ли из серебра, то ли из белого золота с огромным камнем, буквально полыхавшим кроваво красными отсветами. В скупке я узнал, что это гранат. Его оценили высоко, но мне в последний момент расхотелось его продавать. Я порадовался, что Генри даже не вспомнил о кольце и о том инциденте с Chember Ardente. Я искал в словарях объяснения для такого странного названия, пришедшего мне тогда в голову, но нигде не упоминалось ни слова о "пылающей комнате". По каким-то совершенно непонятным мне причинам при воспоминании о ней у меня в голове возникал образ Торна, начальника тюрьмы.
27 февраля 2001
Сегодня я был в магазине Барнса. Денег у меня едва хватило на одну книгу, он мне посочувствовал и угостил чашкой чая.
- Вы откуда родом, Стэнфорд? - спросил он меня с искреннем участием.
- Из Манчестера, - ответил я, и меня охватила невыносимая тоска. - Я исчез на четыре года, я пропал без вести, мои родители даже не знали, что со мной случилось, а я не мог ни написать, ни позвонить, ни вообще что-либо сделать в этой ситуации. Любое мое случайное необдуманное действие могло привести меня в тюрьму.
- Вам сколько лет? - продолжал свой допрос Барнс,
- Двадцать два.
- Хороший возраст, ну а учиться-то собираетесь? - он явно подозревал, что я слоняюсь все дни напролет без дела.
- Когда-нибудь, - неопределенно ответил я.
- Вы давно сюда приехали?
- Да нет, не очень, - уклончиво отозвался я.
- А работы у вас нет? - снова спросил он.
- Я живу с дядей, он довольно состоятельный человек, только очень скупой.
- Ну и охота вам подачками жить, приходите ко мне работать, - предложил он, - книги будете разбирать, за покупателями присматривать, если чего разгрузить поможете, много платить не буду, но зато читайте, сколько хотите.
Я невольно рассмеялся на его столь искреннюю заботу обо мне.
- Спасибо, я подумаю, господин Барнс.
Разве я мог рассказать ему, что я окончил самый престижный художественный колледж и поступил в университет. И все это я потерял в один день, дом, семью, любовь родителей, сестру, карьеру, образование, спокойную жизнь, лишь потому что доверился человеку, обаяние которого было столь велико, что не уступить его просьбам было невозможно. Я даже не подозревал, чем он был на самом деле. Его арестовали прямо на выставке, моего учителя…. я со всего размаха ударился лбом о фонарный столб. Чувствуя невыносимую боль, я издал нечленораздельный звук, нечто промежуточное между стоном и проклятием, и опустился на тротуар. Мне было жутко открыть глаза.
- Господи, вот придурок, - услышал я где-то сверху женский голос, - ну вставай, вставай, чего расселся. Глядеть надо, куда чешешь.
Я открыл один глаз, затем второй. Ко мне наклонялась девушка, даже, скорее всего, девочка-подросток, в джинсах и куртке на меху с маленькой бусинкой в носу. На вид ей было лет четырнадцать, не больше. Она постаралась поднять меня, обхватив под руку. Я сделал усилие и поднялся сам. Голова у меня снова закружилась.
- Ну, ты совсем плохой, - констатировала она совершенно беззлобно, вероятно, она испытывала ко мне искреннюю жалость.
- Там книга, подними ее, пожалуйста, - попросил я, и она, послушно наклонившись, отыскала на асфальте "Историю тринадцати скрипок".
- Вот, - она сунула мне в руки заляпанный грязью том, - тебя как зовут?
- Стэнфорд, - ответил я, и она улыбнулась довольной детской улыбкой,
- А меня Виола, Виолетта, то есть.
- Значит, это про тебя, - заметил я и похлопал по книге, которую она мне только что вручила, и которую я тщетно пытался оттереть от пятен.
- Это почему? - она, недоумевая, посмотрела на книгу, затем на меня.
- Потому что твое имя означает скрипка, - пояснил я, - правда, еще оно означает и цветок, фиалку.
- Понятно, - она явно осталась довольна объяснением. - Хочешь пива? Может, ты меня угостишь?
- Тебя не учили, что с посторонними надо быть крайне осторожной? - я спросил ее намеренно, желая проверить, как она на это отреагирует.
- Ну, ты же не посторонний, я тебя у господина Барнса каждый четверг вижу. Господин Барнс наш сосед. Я иногда захожу к нему за ключами от квартиры, когда мама уезжает в командировку.
- Да ты самостоятельная, - заметил я, и ей это явно польстило.
- Очень.
- Ну ладно, пойдем, я угощу тебя пивом за то, что ты не бросила меня в беде.
Мы двинулись с ней в сторону центральной улицы, где находилось множество ирландских пабов. Денег у меня оставалось только-только на два стакана недорогого пива. Пива, которое я ненавидел всеми силами души и никогда не мог выпить больше двух глотков.
Мы сели за столик заказали "***" и продолжили наше знакомство.
- Ты здесь не родился, я знаю, - сообщила она мне с компетентным видом агента FBI, - у тебя есть сигареты?
- Ты что, куришь? - удивился я.
- У нас все в школе курят. Ты тоже куришь, я видела.
Делать было нечего, пришлось, достать пачку сигарет и положить перед ней на стол. Она затянулась с профессионализмом завзятого курильщика.
- Значит, ты учишься в школе, - решил я перевести разговор со своей персоны на темы, наверняка интересующие мою новую подругу. - Ну, а чем еще занимаешься?
- Так всем понемногу, - сказала она и глубоко вздохнула, ее свежее, еще совсем детское лицо прибрело уныло-озабоченное выражение. - Боксом, хожу в гости, слушаю музыку, на лошадях катаюсь. Здесь недалеко ипподром. Можем зайти, если хочешь.
- Я не ослышался, ты занимаешься боксом, - переспросил я с искренним интересом.
- Ну, да, а что тут такого, удар у меня что надо, вот, - она размахнулась сжатой в кулак рукой.
- Да, впечатляет, - согласился я, - а музыку какую слушаешь?
- Вообще-то все подряд, но больше всех "Ацтеков". Ты Криса Харди знаешь?
Я выпрямился и посмотрел на нее в упор.
- Немного.
- Ну и зря, это настоящий рок, не сопли там какие-нибудь. И потом он красивый, спроси любую девчонку.