Андрей Буровский - Величие и проклятие Петербурга стр 20.

Шрифт
Фон

Идея русской Европы

А вот еще одна, до сих пор обожаемая в России идея: идея русского европеизма. Или европейства? Не знаю, как правильней сказать, но Петербург изначально предназначен был служить символом этой идеи.

Весь петербургский период нашей истории счита­лось, что русские - народ исконно европейского кор­ня. Киевская Русь была подобием западных стран, стран Европы. Все, что показывало обратное, не согла­совывалось с официально признанной идеей, не при­знавалось, вымарывалось из учебников и даже моно­графий и дружно признавалось не важным (в точности, как и в советское время). По этой идее гадкие татары угоняют Русь из Европы - в Азию. Соответственно, все, что было явно дурного, дикого и жестокого в Москов­ской Руси, как бы шло от татар.

Вспомним хотя бы ставшее классикой, из А.С. Пуш­кина: "России определено было высокое предназначе­ние... ее необозримые равнины поглотили силу монго­лов и остановили их нашествие на самом краю Европы; варвары не осмелились оставить у себя в тылу порабо­щенную Россию и возвратились на степи своего Восто­ка. Образующееся просвещение было спасено растер­занной и издыхающей Россией" .

В реальности "допетровская Русь" во времена "мос­ковской азиатчины", изображавшаяся царством мрака, вовсе не была такой уж дикой и отсталой. Такой рисо­вали ее специально для того, чтобы рельефнее показать подвиг Петра, вытаскивающего Россию из царства бес­предельного кошмара.

Не буду развивать тему - отмечу только, что все достижения, которые традиция приписывает Петру I, - буквально все, от введения светского театра и до кар­тофеля, от зеркал и женских платьев европейского об­разца до строительства кораблей и воинских званий полковника и "маеора" - все это было уже в "допет­ровской" Руси. Заинтересованных отсылаю к своей дру­гой книге .

Но и в петербургский, и в советский периоды нашей истории мало кто ставил под сомнение - до Петра в России царили сплошной мрак и полнейшая "Азия-с". Не было ни флота, ни светского искусства, ни даже тако­го достижения цивилизации, как курения табака. А вы­вел нас из мрака Петр.

Сам Петр и его окружение считали, что сближают Россию с Европой. Тем более что идея не вызывала ни­какого сомнения у его преемников в конце XVIII, в XIX веке. Считалось, что начиная с Петра I Россия возвраща­ется в семью европейских народов. Теперь мы - Евро­па, а Азию постепенно из себя выжмем (хотя и непонят­но как, и не всегда понятно, что именно имеется в виду).

В действительности и эту часть идеи легко поста­вить под сомнение. Не будем даже о том, что 98% насе­ления России не имели никакого отношения ни к какой европеизации - ни в каком смысле. Но ведь и 2% чи­новников и дворян Петр заставляет надеть другие кос­тюмы - и только. Нравы не изменились, никакие чело­веческие права у дворян не появились, а наоборот - Петр закрепостил их обязательной службой круче, чем другие сословия.

По крайней мере, весь XVIII век людям, одетым в не­мецкие мундиры, разносят кушанья по чинам, а мамы в "робах" и папы в сюртуках и с трубками в зубах сгова­ривают детей, как делали это и век, и два века назад, только одетые в старомосковские одежды. Эти люди вовсе не свободные граждане, они холопы у государст­ва и члены семейных кланов. Что меняют одежда, бри­тье бороды или европейские шпаги, сменившие дедов­ские сабли? А ничего.

Модернизация общественных отношений у дворянст­ва сколько-нибудь всерьез сказывается только ко време­ни Екатерины II, не раньше. До этого перед нами, че­го бы там ни хотел Петр, выступают костюмированные московиты. Причем московиты, чье поведение несрав­ненно дальше от поведения европейцев, чем при Васи­лии Голицыне. Увидеть это очень легко: вполне доста­точно прочитать пьесы Фонвизина или сочинения Сума­рокова - но русское образованное общество "в упор не видит" того, что нарушает их представления о жизни.

До Петра для них были мрак и дикость. После - сплошное сияние цивилизации!

Легко смеяться над наивностью популярных, да еще и политизированных изложений истории. Но теория эта оказалась крайне удачной, идеологически окормляя процесс русской модернизации. Трудно было бы ломать себя, усваивая что-то совершенно новое и полностью чуждое. Хорошо, легко было "вспоминать" себя в роли европейцев. Так и в эпоху Возрождения было хорошо, легко "вспоминать" античное прошлое Европы, как бы возвращаться в Рим и Грецию... Великие перевороты нуждаются не в идее изменения, а в идее возращения.

Впрочем, не так уж наивны представления о борьбе Европы с Азией на территории славянских земель...

В конце концов, на огромном Евразийском материке никакая естественная граница не разделяет Европу и Азию. Это не граница материков, и вообще - не физи­ко-географическая граница, это граница двух типов ци­вилизации. В XV в. европейские географы называли Русь "Великой Тартарией". Вопрос о ее принадлежности Европе не поднимался. В XVI в. граница Европы проходила уже по Волге. В XVIII веке Татищев провел границу по Уральскому хребту и по р.Урал, и европей­ские ученые признали это. К началу XIX в. граница странным образом стала проходить вдоль восточного подножия Урала и р.Эмбе; и уже весь Урал и Северный Прикаспий эдак незаметно стал Европой.

Еще во времена А.С. Пушкина Крым, Кубань и весь Кавказ воспринимались как Азия. А в последних доку­ментах СБСЕ, в 1980-1990-е годы, пришлось как бы ус­ловно считать Сибирь - то ли Европой, то ли придатком Европы. Формулировки великолепны: "Европа и Сибирь"!

Поскольку, с одной стороны, вполне очевидно, что Сибирь находится в Азии. С другой стороны, столь же очевидно, что и Иркутск, и Владивосток (не говоря о Красноярске и Новосибирске) ну никак не азиатские го­рода. Включенность Сибири в общероссийскую (и об­щеевропейскую) инфраструктуру - тоже очевидна .

Отмечу, что сегодня и грузинская, и армянская, и ту­рецкая география настаивают на включении этих стран в Европу. Потому что они реализуют европейский тип развития. И это не менее справедливо, чем перемещение границы "сквозь Россию". Для современных грузин стать европейцами так же важно, как для нас - в XVIII в.

К началу XX в. мало кто сомневался, что Европа простирается "от Дублина до Санкт-Петербурга" . Марк Твен, живописуя зверства американской военщины на Филиппинах (вероятно, тот самый идеал "демократии", восхищаться которым и заимствовать который нас так настойчиво побуждают), отмечал, что ничего подобного никогда американцы не посмели бы ни в одной стране Европы - в числе которых называет и Россию . А. Тойнби прямо писал, что благодаря России Европа достигла Маньчжурии . Величественная, космически масштабная картина. Воистину - Европа развернулась, как сви­ток... Естественно, происходящее находило свое отра­жение и в идеологии, и в массовой психологии народа.

Петербург был зримым воплощением этой идеи. По­чему? Вот это вопрос более сложный. В архитектурном отношении он не более "европейский", чем Мариуполь, Одесса или Севастополь. И менее "европейский", чем Дерпт или Рига.

Европейские обычаи? Западный строй жизни? Да не было этого! Еще при Николае I по городу в 6 утра шли солдаты, били в барабаны. "Вздуть огонь!" Вече­ром - тоже солдаты. "Гаси огонь!" Можно привести де­сятки не менее пикантных деталей.

Петербург был Европой только в сравнении с Моск­вой, со старинными, но обветшавшими городами старой Московии: Владимиром, Новгородом, Тверью, Калугой ...

Это были те новые мехи, в которые со времен Петра Российская империя старалась налить вино новой Им­перии - европейской, по понятиям большинства обра­зованных русских того времени. Причем вставать и ло­житься спать по команде, крепостное право и ношение блюд по чинам - все это совершенно не мешало им вполне искренне считать Петербург если не "паради­зом" - то уж наверняка филиалом Европы.

Ваша оценка очень важна

0
Шрифт
Фон

Помогите Вашим друзьям узнать о библиотеке