Из греческих отцов выделялись великие "каппадокийцы" (IV в.): святители Василий Великий, Григорий Богослов [49] и Григорий Нисский, которых соединяли узы родства и дружбы. Они не только подняли христианскую мысль на новую высоту, сформулировав ряд основополагающих церковных догматов, но и сыграли важную роль в формировании новых подходов к социальной тематике. При этом каждый из них был вынужден решить вопросы, связанные с собственностью и богатством, не только в теории, но и в своей практической жизни, поскольку все они происходили из аристократических семей и были теми "богатыми", перед которыми вопрос об "имении" встал со всей остротой.
По мнению Григория Богослова, само по себе богатство – нейтральная категория (если, конечно, оно добыто не разбоем и обманом, а праведными трудами или досталось по наследству). Но и оно не стоит того, чтобы занимать все время и силы. Даже если все складывается благополучно и человек богатеет своим умением и прилежанием, всевозможные заботы уничтожают радость обладания: "Война, возделывание земли, труд, разбойники, приобретение имущества, описи имений, сборщики податей, ходатаи по делам, записи, судьи – все это еще детские игрушки в многотрудной жизни". [50] Поэтому "…Для людей одно только благо, и благо прочное – это небесные надежды". [51] Впрочем, и нищета – "сугубое зло". Идеальное состояние – иметь необходимое и достаточное, но не излишнее, и "не подражать кровожадной пиявке, чтобы, одним владея, устремлять очи на другое". [52] Поэтому у богатого христианина есть две возможности: или вовсе раздать все имущество бедным, или сохранить его, но щедро благотворить.
Причем Григорий Богослов и Григорий Нисский были убеждены, что дающего и берущего должны связывать отношения личной дружбы и взаимного уважения. "Кто вступил в общение с нищим, тот поставил себя в единую часть с Христом, обнищавшим ради нас". [53] Они долго не могли понять и принять новаторских инициатив Василия Великого по созданию системы организованной благотворительности (устроение лепрозория, организация города-приюта для беднейших членов общества и других учреждений), при которой многие благотворители оставались анонимными и не входили в прямой контакт с нуждающимися. По словам известного патролога И.В. Попова, Василий Великий был убежденным "противником частной благотворительности и безрассудной жалости, готовой помогать всякому просящему без разбора". [54] В то же время из трех каппадокийцев Василий Великий был наиболее радикален в своих социальных воззрениях. Кто любит ближнего как самого себя, тот не имеет ничего лишнего, – полагал он. Чем больше у человека богатства, тем меньше у него любви. Вместе с тем он не идеализировал всякую бедность: "Нищие духом – это не бедные имуществом, но избравшие нищету от сердца". [55]
Помимо каппадокийцев не менее категоричен в осуждении богатства был константинопольский патриарх Иоанн Златоуст (IV в.) – известнейший проповедник и церковный пастырь, творческое наследие которого оказало определяющее влияние на русское православное богословие в целом и социальные взгляды в частности. Резко противопоставляя земную и вечную жизнь, святитель Иоанн призывал не только "тленные блага", но и саму "эту" жизнь не ставить ни во что. "Добродетель состоит в том, чтобы по отношению к вещам этой жизни быть как бы мертвым,…но жить и действовать только для духовного". [56] В смерти он видел долгожданное избавление от страданий и зла, в которые погружен мир.
Такой ригоризм вел к порицанию всякого богатства и всякого богача. "Где богатство, там и хищничество", – говорил Златоуст. Риторически вопрошая: кто из двух равно согрешивших блудодеев – богатый и бедный – имеет больше надежд на спасение? Разумеется, бедный, – отвечает он, отметая все сомнения.
При этом святитель Иоанн вовсе не игнорировал внутреннюю мотивацию верующего. Он ставил в пример тех, кто хотя и живет в бедности, не завидует богатым, "ибо тот и благоденствует более всех, кто не нуждается в чужом, а с любовью довольствуется своим". [57]
К частной собственности он относился с большим подозрением. Там, где есть "мое" и "твое", – "там все виды вражды и источник ссор, а где нет этого, там безопасно обитает мир и согласие". [58] Как справедливо отмечал прот. Г. Флоровский, для Иоанна Златоуста "собственность – не установление Божье, а выдумка людей. Он был готов навязать всему миру суровую монашескую дисциплину нестяжания и послушания ради блага и спасения всех людей. По его мнению, отдельные монастыри должны существовать лишь до времени, чтобы однажды весь мир стал подобен монастырю". [59] И действительно, многие идеи Златоуста были восприняты и развиты в монашестве, прежде всего православном. В Византии монашество развивалось настолько быстро, что за несколько столетий она оказалась буквально покрыта монастырями. Многие исследователи отмечали, что изможденный постом и бдением аскет, отказавшийся от всех благ мира, считался идеальным христианином. С течением времени монахи стали во главе церковной иерархии, формируя отношение к различным социальным проблемам.
В аскетических наставлениях подвижников, излюбленном чтении как монахов, так и мирян, богатство неизменно осуждалось, а сребролюбие считалось "матерью всех зол". "Дух Евангелия – любовь, – говорил св. Иоанн Синайский (Лествичник) (VII в.). – Но кто имеет любовь, тот не убережет денег. Загадывающий ужиться с тем и другим, – с любовью и деньгами, – сам себя обманывает". [60] Также и прп. Нил Синайский, осуждая накопительство, подчеркивал, что на стоящая нестяжательность и обнищание из-за внешних обстоятельств – разные вещи. "Нестяжательностью называем мы не нищету невольную, которая, приключившись по необходимости, сокрушает дух и почитается несносною, но добровольную решимость довольствоваться малым, приобретаемую самовластием помысла". [61]
Борясь против сребролюбия и стяжательства, святые подвижники советовали как можно чаще думать о краткости жизни. По слову св. Антония Великого (III–IV вв.), ищущий совершенства должен проникнуться "памятованием о смерти и неприязненным отвращением к миру и всему мирскому". [62] И "никто из нас не должен питать в себе желания приобретать. Ибо какая выгода приобретать то, чего не возьмем с собою?" [63]
Пожалуй, единственным из монахов-подвижников, кто говорил о возможности богатого стать праведником, был прп. Максим Исповедник (VII в.). Он был "отражением умственного характера" Византии, которую не мыслил без монашеского аскетизма. По его убеждению, главная задача каждого христианина состоит во внутреннем упорядочивании духовной жизни, обуздании страстей. Не сами по себе внешние условия, но внутренний нравственный выбор определяют добро и зло: "Не пища – зло, но чревоугодие; не материальные блага, а сребролюбие". [64]
Исходя из этого он выделял четыре типа накопителей богатства. К первым трем относятся неправедные любители "роскошествовать"; "тщеславные"; не доверяющие Богу, а надеющиеся на свое богатство на случай всевозможных неприятностей, – "голода, старости, болезни или изгнания". Но четвертый тип – "домовитые" – копят "правильно", "ибо заботятся о том, чтобы не оскудевала рука подавать каждому нуждающемуся". [65] Таким образом, единственным оправданием богатства становится щедрая благотворительность.
Что касается латинских отцов эпохи неразделенной церкви, то особый вклад в развитие всего богословия и социальной мысли внесли св. Амвросий Медиоланский и Августин Блаженный.
Разделяя многие идеи восточных отцов христианской церкви, св. Амвросий говорил о взаимной помощи богатого и бедного, причем, по его мнению, благотворитель получает больше, чем отдает, поскольку "в день суда он получит спасение от Господа, которого он будет иметь должником своего милосердия". [66] Но призывал благотворить осмотрительно. А то "приходят работоспособные, не имеющие никакой нужды, кроме охоты к скитанию, и видом своих лохмотьев стараются склонить доверчивых благотворителей в пользу своей просьбы. Кто оказывает доверие таким людям, тот быстро истощает запасы, которые были бы так полезны настоящим беднякам". [67]
Благотворитель должен быть рационален, "чтобы его щедрость не оказалась неполезной". Если жадность богача, который не желает делиться с ближним, "бесчеловечна", то излишняя щедрость – "расточительство". По его мнению, Бог не хочет, чтобы мы сразу отдали наше имущество, но чтобы раздавали его по частям, а еще лучше – сохраняли постоянную возможность благотворить. Во всем нужна мера.
В целом можно сказать, что св. Амвросий заложил основы западного подхода к богатству и собственности, главными принципами выдвинув разумность, скромность и умеренность. Богатство и собственность при таком подходе обретали новое значение, становясь орудием добродетели и средством улучшения общего состояния общества. Он также впервые обозначил идею о человеческом достоинстве и образ жизни, который этому достоинству соответствует. Эта идея пройдет красной нитью через всю историю западного богословия, найдя свое окончательное развитие в католическом социальном учении ХХ в.
Августин Блаженный исходил из традиционного противопоставления земных, материальных благ духовным. В своем знаменитом произведении "О граде Божием" он говорил о двух "градах" как различных модусах бытия. В качестве основного критерия, разделяющего жителей этих градов, выступает их отношение к материальным благам.
Одни признают истинными только земные блага. Другие, избравшие "жизнь по Богу", ориентируются на блага духовные. Они воспринимают себя своего рода странниками на этой земле, а потому не привязываются к собственности и богатству.