Ю.: Я не вдохновлён, и я последний человек, чтобы вдохновлять кого-то. Мне придётся рассказать вам, чтобы удовлетворить ваше любопытство, другую, никчёмную сторону моей жизни.
(Он родился 9 июля 1918 г. в Южной Индии, в семье брахманов, принадлежавших к верхушке среднего класса. Так как их родовое имя было Уппалури, его назвали Уппалури Гопала Кришнамурти. Его мать умерла вскоре после его рождения, и он воспитывался родителями матери в городке Гудивада под Масулипатамом.)
Я воспитывался в очень религиозной атмосфере. Мой дед был очень культурным человеком. Он знал Блаватскую (основательницу Теософского Общества) и Олькотта, а позднее второе и третье поколение теософов. Все они бывали у нас в доме. Он был выдающийся юрист, очень богатый, очень культурный человек и, как ни странно, очень ортодоксальный. Он был в каком-то смысле запутавшимся ребёнком: ортодоксальность и традиция, с одной стороны, и противоположное, теософия и всё такое - с другой. Ему не удалось найти баланс. Это было начало моей проблемы.
(Юджи часто рассказывали, что его мать перед смертью сказала, что он "был рождён для неизмеримо высокой участи". Его дед воспринял это очень серьёзно и оставил свою юридическую практику, чтобы посвятить себя воспитанию и образованию Юджи. Его дедушка и бабушка, а также их друзья, были убеждены, что он является йога бхраштой, тем, кто был на волосок от просветления в своей прошлой жизни.)
У него на содержании были учёные люди, и он посвятил себя по некоторой причине - я не хочу вдаваться в это - тому, чтобы создать для меня атмосферу мудрости, чтобы правильно воспитать меня, в духе теософов и всего такого. И вот каждое утро эти ребята приходили и читали Упанишады, Панчадаси, Нишкармья Сиддхи, комментарии, комментарии на комментарии, и всё это с четырёх до шести утра, и этот маленький мальчик пяти, шести или семи лет от роду - не знаю - должен был слушать всё это дерьмо. Этого было так много, что к тому времени как мне исполнилось семь, я мог повторить большинство из этих вещей, отрывки из Панчадаси, Нишкармья Сиддхи, и то, и другое, и третье. Сколько праведных людей побывало в моём доме - из Ордена Рамакришны и прочих; кто угодно, и эти ребята каким-то образом гостили в этом доме и раньше - он был открыт для каждого праведника. И вот, будучи ещё очень юным, я обнаружил: все они были лицемерами - они что-то говорили, во что-то верили, а их жизни были пусты, ничтожны. Это было начало моих поисков.
Мой дед медитировал. (Он умер, и я не хочу сказать о нём ничего плохого.) Он медитировал в течение часа-двух в отдельной комнате для медитации. Однажды маленький полуторагодовалый ребёнок почему-то принялся реветь. Этот парень спустился вниз и стал бить ребёнка, пока тот чуть ли не посинел, - и это человек, представьте себе, который медитирует по два часа каждый день. "Посмотри! Что он сделал?" Это явилось своего рода (не хочу приводить этот психологический термин, но от него никуда не денешься) травмой. "Должно быть что-то странное со всей этой медитацией. Их жизни поверхностны, пусты. Они чудесно говорят, прекрасно выражают какие-то вещи, но как насчёт их жизни? В их жизни есть этот невротический страх: они что-то говорят, но это не действует в их жизни. Что с ними не так?" - не то чтобы я осуждал этих людей.
Всё это продолжалось дальше и дальше, и я оказался втянутым в это: "Есть ли что-то в том, что они проповедуют - Будда, Иисус, великие учителя? Все говорят о мокше, освобождении, свободе. Что это такое? Я хочу знать это сам. Все эти ребята никуда не годны, но должен же в этом мире быть человек, который является воплощением и апостолом всего этого. Если есть такой, я хочу найти его сам".
Тогда столько всего произошло. В те годы был один человек по имени Шивананда Сарасвати - он был миссионером индуизма. В возрасте от четырнадцати до двадцати одного (я пропускаю множество ненужных событий) я ходил туда и часто с ним встречался, и я всё делал, совершал все эти аскезы. Я был так молод, но я был решительно настроен выяснить, есть ли мокша, и хотел этой мокши для себя. Я хотел доказать себе и всем, что в таких людях не может быть никакого лицемерия - "Все они лицемеры" - и вот я практиковал йогу, медитацию, изучал всё. Я пережил всевозможные опыты, о которых говорилось в книгах, - самадхи, сверхсамадхи, нирвикальпа самадхи, все. Потом я сказал себе: "Мысль может создать любой опыт, какой ты только пожелаешь - блаженство, счастье, экстаз, растворение в небытии - все эти переживания. Итак, это не может быть тем самым, потому что я остался таким же человеком, который механически проделывает эти вещи. Медитации не имеют никакой ценности для меня. Это никуда меня не ведёт".
Тогда, видите ли, большой проблемой для меня, молодого человека, стал секс: "Это нечто естественное, биологическое, это побуждение человеческого тела. Почему все эти люди хотят отвергнуть секс и подавить нечто очень естественное, то, что является частью целого, чтобы получить что-то ещё? Оно для меня реальнее и важнее, чем мокша, освобождение и всё такое. Вот в чём реальность - я думаю о богах и богинях, а вижу эротические сны с поллюциями - со мной происходит вот это. Почему я должен испытывать чувство вины? Это что-то очень естественное; я не могу контролировать такие вещи. Медитация не помогла мне, учёба не помогла, дисциплина не помогла. Я никогда не притрагиваюсь к соли, к чили или другим специям". А потом однажды я увидел, как наш старик Шивананда ест манго пикули за закрытыми дверями. "Вот человек, который отказал себе во всём в надежде чего-то добиться, но этот парень не может контролировать себя. Он лицемер" - я не хочу сказать о нём ничего плохого. "Такая жизнь не для меня".
В.: Вы говорите, что в возрасте от четырнадцати до двадцати одного года вы испытывали сильное половое влечение. Вы тогда женились?
Ю.: Нет, я не торопился; я позволил этому быть. Я хотел испытать половое влечение: "Предположим, ты ничего с этим не делаешь, что тогда произойдёт?" Я хотел понять весь этот механизм: "Почему меня тянет заниматься мастурбацией? Я ничего не знаю о сексе - тогда откуда у меня всевозможные сексуальные образы?" Это было моим исследованием, моей медитацией; а не сидение в лотосе или стойка на голове. "Почему я способен формировать эти образы?" - я никогда не смотрел фильмы, на эти, знаете ли, плакаты, которые у вас теперь повсюду. "Как это так? Это что-то внутри, оно не закладывается извне. Внешнее стимулирует - стимулы приходят извне. Но есть и другой стимул, изнутри - это для меня важнее. Я с успехом могу отрезать все внешние стимулы, но как я могу вычеркнуть то, что идёт изнутри?" Я хотел выяснить это.
И потом, мне также было интересно обнаружить, что такое сексуальный опыт. Хотя я никогда не испытывал секс, мне как будто были знакомы сексуальные переживания. Это продолжалось и продолжалось. Я не торопился испытать секс с женщиной, ничего такого; я позволял всему идти так, как оно шло. Это было время, когда я не хотел жениться. Моей целью было стать аскетом, монахом, и всё такое - вовсе не женитьба, - но эти вещи всё происходили, и я сказал себе: "Если это вопрос удовлетворения полового влечения, почему бы не жениться? Вот для чего нужно общество. Почему ты должен идти заниматься сексом с какой-то женщиной? Ты можешь иметь естественное выражение секса в браке".
Когда мне был двадцать один год, я пришёл к очень сильному ощущению того, что все учителя - Будда, Иисус, Шри Рамакришна, все - дурачили себя, обманывали себя и всех вокруг. Это совершенно не могло быть тем самым - "Где это состояние, о котором говорят и которое описывают эти люди? Это описание, по-видимому, не имеет никакого отношения ко мне, к тому, как я функционирую. Все говорят: "Не злись", а я постоянно зол. Внутри меня происходит много жестоких вещей, так что это фальшиво. То, каким эти люди говорят мне быть, фальшиво, и, будучи фальшивым, оно сделает фальшивым и меня. Я не хочу жить жизнью фальшивого человека. Я жаден, а они говорят об отсутствии жадности. Тут что-то не так. Эта жадность - что-то реальное, естественное для меня; неестественно то, о чём говорят они. Где-то что-то не так. Но я не готов менять себя, подделывать себя ради того, чтобы оказаться в состоянии отсутствия жадности; моя жадность является для меня реальностью". Я жил среди людей, которые без конца рассуждали об этих вещах - все были фальшивы, говорю тебе. И вот каким-то образом то, что вы называете "экзистенциалистской тошнотой" (я тогда не пользовался этими словами, но теперь, так получилось, я знаком с этими понятиями), отвращение ко всему священному и всему святому, пробралось в мою систему и исторгло из меня всё: "Больше никаких шлок, никакой религии, никаких практик - в этом ничего нет; то, что есть здесь, это нечто естественное. Я зверь, я чудовище, я полон жестокости - вот реальность. Я полон желания. Отсутствие желания, отсутствие жадности, отсутствие гнева - все эти вещи не имеют для меня никакого значения; они фальшивы, и они не только фальшивы, но и меня делают фальшивым". И вот я сказал себе: "Я завязываю со всем этим" - но, видишь ли, это не так-то просто.
Потом мне кто-то встретился, мы обсуждали всё это. Он обнаружил во мне практически атеиста (но не практикующего атеиста), скептического ко всему, еретика с головы до ног. Он сказал: "Есть тут один человек, где-то недалеко от Мадраса в Тируваннамалае, его зовут Рамана Махарши. Давай поедем и посмотрим на него. Вот живое человеческое воплощение индуистской традиции".