Не секрет, что кабатчик отпускает выпивку в кредит, у него специально заведена толстая тетрадь в клетку, там значится фамилия и сочувствующего Михалева…
Бельмом на глазу для Дмитрия был кабак Супроновича – называлось его заведение «Милости просим», – все беды и неприятности шля оттуда: пьянство, азартные игры, драки с поножовщиной. А что он мог противопоставить Супроповичу? Собрания ячейки, беседы на политические темы, два раза в неделю концерты самодеятельности в клубе да танцы? На танцы молодежь приходила… от Супроновича. Подогретые выпивкой парни цеплялись к девушкам, задирали комсомольцев – сколько уже было драк! Особенно отличались рослые сынки Супроновича – Семен и Леня. Здоровенные бугаи под притолоку, на папашиных-то деликатесах раздобрели, чуть что – и кулаки в ход, как-то все получается так, что они всегда правы. Поселковый милиционер Прокофьев только руками разводил: избитые ими парни на другой день, протрезвев, заявляли, что сами зацепили братанов.
Семену было восемнадцать, а Лёне – шестнадцать. Оба тонкогубые, кудрявые, с белыми ресницами и наглыми светлыми глазами, они всегда в клубе появлялись на пару. Семен заигрывал с девчонками, чуть ли ручки не целовал – корчил из себя интеллигента. И одевался по последней моде: узкие брюки в клеточку, на шее – бабочка, Ленька в одежде не отставал от брата, но держался нагло. Где драка, там и он. За два года, как Дмитрий стал секретарем ячейки, приняли в комсомол всего пять человек: трех парней и двух девушек. Варька вот пришла. Тоня тоже бы не прочь, но ей еще лет маловато. И десятка не наберется комсомольцев в поселке, где человек пятьдесят парней и девушек. Ну еще сочувствующих пять-шесть. Это очень мало. В уездном РЛКСМ ему не раз пеняли на то, что в Андреевке столь малочисленная комсомольская ячейка. Но не силком же тащить несознательную молодежь в ячейку?
– А если мы их накроем с поличным? – предложил Дмитрий. – Придем вместе с милиционером Прокофьевым и застукаем за картами?
– Напугал! – хмыкнул Офицеров. – Уже раз попробовали… Деньги людишки сховали и сказали, что в подкидного дурачка играют. Забыл, что ли?
Да, было такое: нагрянули к Супроновичу, тот заслонил собой дверь и заорал во все горло:
– Гости дорогие, комсомолята-а! Чем вас, родимые, попотчевать? Красной рыбкой лососем или икоркой зернистой?
Подкидным-то дурачком в тот раз оказался Дмитрий Абросимов. Братья Супроновичи, глядя на него, скалили зубы, отпускали ядовитые шуточки, а папаша, наоборот, суетился, широким жестом указывал на тяжелый деревянный стол, предлагал отменным ужином угостить… Наемную силу Супронович не держал, жена со свояченицей заправляли на кухне, сыны были заместо официантов. Обычно наглые, самоуверенные, они коромыслом изгибались с полотенцем через плечо, с подносом в руках, обслуживая денежного клиента.
– И девку раздетую с мужиком застукали в номере, – вспомнил Коля Михалев. – Она еще нас, стерва, обложила последними словами…
– И тут Супронович вывернулся, – сказал Алексей. – Сказали, мол, муж и жена, а я не милиционер, паспорта не проверяю.
– Мужик-то, видно, испугался, больше помалкивал, а рыжая ну и крыла нас! – с удовольствием стал развивать эту тему Михалев.
– Расскажи лучше, как тебя Любка Добычина в пасху с крыльца спустила… – хохотнул Офицеров.
– Не было такого, – насупился Николай.
– Товарищи, мы отвлеклись от темы, – постучал костяшками пальцев по столу Дмитрий.
– Братику, а почему Советская власть разрешает таким, как Супронович, наживаться за счет трудящегося класса? – задала вопрос Варвара.