Шут и трубадур - Анна Овчинникова

Звонко лопалась сталь под напором меча,
тетива от натуги дымилась…

(Высоцкий)

Средние века, короче говоря, в вымышленном мире.

Анна Овчинникова
Шут и трубадур
повесть-баллада

Кто ради дел святых
Искал чужих краев, -
За гробом ждет таких
Прощение грехов.
Но кто, в разбое лих,
И жаждая стяжанья,
Решится, совесть потеряв,
Пиратский соблюдать устав, -
Тот, в битвах, в бурях доканав
Себя и достоянье,
Умрет без покаянья -
Вот вся цена таких забав!

Гаусельм Файдит, окситанский трубадур, XIII век

…Он заставляет весь мир влюбиться в сны и видения, в сгнившие и скотские формы религии, в глупость, пустоту, мнимое величие, мнимую пышность и мнимое рыцарство безмозглого и ничтожного, давно исчезнувшего общества.

Марк Твен, XIX век

И во веки веков, и во все времена
трус, предатель всегда презираем!
Враг есть враг, и война все равно есть война,
и темница тесна, и свобода нужна,
и всегда на нее уповаем!

…Чистоту, простоту мы у древних берем,
саги, сказки из прошлого тащим, -
потому что добро остается добром -
в прошлом, в будущем и в настоящем!

Владимир Высоцкий, XX век

1

В начале тринадцатого столетия от Браджа до Тьорра не было рыцаря отважней и могущественней, чем граф Эйлинбургский, больше известный под именем Роберт Лев, или Роберт Наглый.

Наглым его прозвали враги, а друзья называли его Отважным, Диким, Верной Смертью и другими не менее лестными прозвищами. Если вспомнить, что в те времена любой благородный рыцарь претендовал на подобные имена, станет ясно, что граф Эйлинбургский и в самом деле был необыкновенным человеком.

Его власть была больше власти короля.

Его земли лежали от центральной части Палангута до запада Торнихоза, протянувшись на двенадцать дневных соколиных полетов, и каждый год он увеличивал свои владения за счет владений феодалов, имевших несчастье быть его соседями, - поэтому соседи у него все время менялись. Проглатывая феод за феодом, он увеличил отцовский домен в двадцать раз, за что получил от врагов еще одно прозвище - Жадный.

Его враги не раз пытались объединиться против неутомимого натиска Роберта Льва, но, не снисходя до того, чтобы разрушить их союз, как предписывает тактическая наука, он проглатывал их вместе или в розницу, играючи сравнивал их замки с землей, вырезал их вместе с вассалами, наемниками и слугами - и возвращался к своим пирам и охотам до следующего опустошительного набега.

Он не знал поражений и не ведал страха, зато его боялись больше короля, чьи владения могли бы уместиться в крошечном уголке владений графа Эйлинбургского. И в то время, как король с трудом мог набрать себе даже личную охрану, к Роберту Льву со всех сторон стекались рыцари, чтобы предложить ему свою верность и силу.

От Кета до Торнихоза трубадуры пели песни о его подвигах и любовных победах, о его роскошных пирах и турнирах, о его необузданном нраве и о ладанке, которая делала его непобедимым…

Они пели о том, как Роберт Лев завоевал прекрасную принцессу Паль, взяв с десятью людьми считавшийся неприступным замок Паль и собственноручно зарубив отца и пятерых братьев принцессы; пели, как он похитил средь бела дня жену барона Глориса из ложи на королевском рыцарском турнире; пели о его беседе с королем, когда Лев в ответ на предложение его величества сделаться его вассалом сделал такое же предложение королю…

Трубадуры пели о его шлеме, снятом с отрубленной головы ужасного людоеда - Британского Великана-из-Великанов…

Пели о его мече Цильминдале, закаленном в волшебном огне и омытом кровью столетнего вампира…

Пели о его щите и о гербе на этом щите, где были изображены языки всепожирающего пламени…

А Лев продолжал нестись от скачки к пиру, от пира - к охоте, от охоты - к схватке, прорубаясь сквозь любое препятствие, как сквозь зыбкий туман, и с такой же легкостью теряя друзей, как убивал он врагов.

2

Под ним был вороной конь, добытый недавно в ночной короткой схватке, когда Роберт Лев присоединил к своим владениям крошечный феод некоего барона, чье имя он даже не потрудился узнать.

Добыча была небольшой: замок, из которого сыпалась труха и в котором теперь не будет жить никто, кроме летучих мышей и привидений; человек пять дворовой челяди, чудом уцелевшей во время штурма, да десяток гончих… Домашний скот и птицу съели в тот же день, чтобы отпраздновать победу.

Так сказал его новый вассал, барон Ильм из Сэтерленда, и Роберт Лев долго хохотал над шуткой северянина.

"Победу"! Человек, во главе горстки лучников бравший целые города, не сравнил бы это даже с выигранным турнирным поединком! То было просто развлечение между двумя охотами - тоже охота в своем роде и, пожалуй, вовсе не стоило бы ее затевать, если бы не конь, выведенный в последний момент из горящей конюшни. Откуда полунищий барон мог раздобыть такого великолепного руссина? Клянусь копытами сатаны, только ради этого коня стоило бы взять десяток подобных замков!

Да еще в разрушенном замке осталась одна добыча, из-за которой можно было сказать, что дело было затеяно не зря - тоже недурная лошадка…

Граф Роберт Лев летел на вороном коне по вспаханному полю, еще недавно принадлежавшему его соседу, а за ним, растянувшись на четверть мили, скакали его вассалы вперемешку со своими слугами, гостившие у Льва рыцари, ловчие с собаками на длинных поводках - беспорядочная орущая и завывающая толпа. Час назад все они вылезли из-за стола в замке графа - вылезли, кто мог еще держаться на ногах, бросив на произвол судьбы тех, кому это было уже не под силу - и устремились за главным ловчим, которому неподалеку от замка привиделся олень.

Теперь они скакали на второпях оседланных конях, сползая то вправо, то влево, время от времени падая и вновь забираясь в седло, но не теряя воинственного пыла… Попадись им на самом деле олень, худо бы ему пришлось!

Но оленя нигде не было видно, больше того - потерялся сам ловчий, который был пьян не меньше других и, наверное, заснул где-то в полях, позабыв о своем видении.

Это никого не смутило, все давно уже позабыли, за каким дьяволом отправились в путь, и с пением песен и божбой кавалькада продолжала нестись вслед за графом, распугивая птиц, взлетающих из-под копыт лошадей.

Потом откуда ни возьмись вдруг вывернулась дорога, и все поскакали по ней, сбившись в кучу и постепенно трезвея от холодного ветра и от тумана, поднимающегося над черной землей, - пока за очередным поворотом Роберт Лев не осадил вороного и не глянул на своих спутников так, что большинство из них почти протрезвели и стали соображать, как и зачем они здесь очутились.

Песни и выкрики смолкли.

Что же касается графа, он был ясен, как утреннее солнышко, и свиреп, как полуденное.

- Где олень?! - свирепо спросил он, топорща усы.

Все запереглядывались, словно заподозрив, что олень затесался где-то среди них, а один старый барон с лицом красным, как попона графского коня, взревел:

- Мне лень?! Да я хоть сейчас… Еще пятьдесят миль! - но Роберт Лев ударил его кулаком в грудь, и барон с громовым храпом рухнул под ноги лошадям, так и не выпустив из рук уздечку.

- Может, подожжем вон те лачуги? - предложил кто-то, показывая на черные крыши домов, виднеющиеся в тумане среди полей. - Вроде, там какая-то деревня?

- Уймите собак! - рявкнул граф, привстав на стременах.

Собаки лаяли и рвались с поводков, а когда ловчие принялись их унимать, на дороге поднялся такой шум, как будто там бесновалась вся нечисть Торнихоза.

- Чьи владения дальше на западе? - проорал Лев сквозь вой и крик.

- Саймона Бейли! - надсаживаясь, гаркнул кто-то в ответ.

- И далеко до его замка?

- Миль пятнадцать…

- Десять! - вдруг подал голос краснолицый барон.

Его привела в чувство одна из собак, нагло осквернив лицо и одежду, и теперь он пытался снова забраться в седло.

Роберт Лев поправил на голове косо надетый шлем и, ничего больше не выясняя, крикнул:

- Ну, кто со мной, добрые рыцари?

- Ку-уда? - раздалось несколько нетвердых голосов.

- Нанести визит соседу! - вдохновенно гаркнул Роберт Лев. - Раз уж охота сорвалась…

- Я с вами, граф!

- И я…

- И я!..

- Я тоже!..

- Невозможно! - вскричал барон Ильм, только сейчас уразумевший смысл этого предложения. - Никак невозможно! У Бейли в замке одной только челяди двести человек, да еще наемные лучники и полсотни рыцарей… И потом он - он же вассал короля!..

- Если я захочу, король завтра станет моим вассалом, - прорычал Роберт Лев и укротил заплясавшего коня. - А всех этих лучников и рыцарей я пришлю его величеству в подарок! Ну, барон Ильм, хотите посмотреть, что называется победой у нас на юге?

- Пр-р-равильно! - взревел краснолицый барон.

Ему только что при помощи стремянного удалось взобраться в седло, и теперь он чуть не свалился на землю с другой стороны.

- Пускай посмотрит! Я с вами, граф… Р-р-разрази меня гром!

- Кто еще хочет поохотиться? - крикнул Роберт Лев.

Хотели все, а кто не хотел - промолчали, и пятьдесят более или менее пьяных всадников начали поворачивать коней, чтобы скакать через поля на запад, к очередному блистательному подвигу графа Эйлинбургского, как вдруг Ильм, никогда не упускавший из вида того, что творится вокруг, воскликнул: