Сын боярский Федор Мятелев, и его товарищи дворянин Василий Ржев и бывший повстанец Минка Иванов как галерные рабы путешествуют по Черному морю, получая удары плети и ругань надсмотрщиков в качестве благодарности за каторжный труд. На боевой галере "Меч падишаха" они попадают в Трапезунд, провинцию Османской империи. Там судно остановилось на ремонт и рабов расковали, дабы могли они не просто так есть хлеб султана, а трудом оправдывали свое существование. Мятелев, Ржев и Минка сумели сбежать и присоединились к восстанию картюрков, которое, впрочем, было быстро подавлено властями. Это стало началом целой цепи событий, которые привели их в Стамбул. И там галерные рабы поневоле снова стали участниками государственного заговора…. Приключения героев разворачиваются на фоне больших исторических событий второй половины XVII века.
Содержание:
Владимир Александрович Андриенко - Галерные рабы его величества султана 1
Глава 1 - "Меч падишаха" 1
Глава 2 - Слово и воля государя 7
Глава 3 - Война и политика 12
Глава 4 - Смертельная Игра 20
Глава 5 - Предательство и бегство 30
Глава 6 - Слово иезуита 37
Владимир Александрович Андриенко
Галерные рабы его величества султана
Памяти моего отца посвящается
Глава 1
"Меч падишаха"
1660 год
1-17 января
Море: галера "Меч падишаха"
Галера "Меч Падишаха" попала в шторм, и два дня её носило по волнам. Гребцы уже давно втянули весла внутрь и сидели на своей палубе под шквалами ледяной воды, что периодически окатывала их. Погода стояла холодная и мокрые, продрогшие до костей, галерные рабы, прижимались друг к другу, пытаясь согреться.
Надсмотрщики не заглядывали на их палубу. Сейчас в шторм, когда корабль стонал подобно раненному зверю, и был готов кануть в толщу вод, им нечего было здесь делать. Они молили Аллаха милостивого и милосердного сохранить галеру и их жизни.
Федор Мятелев прижался к своим товарищам Василию Ржеву и Минке Иванову. Его рубаха и рваный кафтан полностью вымокли и сейчас от морозца и стали подобны панцирю морского краба.
- Видать конец нам, - прошептал Минка посиневшими губами. - Потонет кораблик-то басурманский. И мы вместе с ним. Спаси Христос!
- Погоди нас хоронить, Минка, - в ответ прошептал Ржев. - Не это наш смертный час. Ее помучаемся на этом свете!
- А ты откель знаешь, дворянин? - спросил Минка. - Али сам господь бог про то те сказал?
- Может и сам господь. Но только не утонет кораблик этот сегодня.
- Моя одежда промокла насквозь и теперь заледенела, - произнес Мятелев. - У меня зуб на зуб не попадает. А вы толкуете про господа бога. Жрать не давали со вчерашнего дня. Забыли про нас.
- О душе подумай, стрелец. Говорю вам, что конец наш недалек. Примириться с господом надобно.
- Вот заладил ты, Минка. Помолись если так. Покайся в грехах.
- Без попа то? Чего молиться. Моих грехов во век не отмоешь!
- Так много их у тебя? - спросил Федор. Разговор хоть немного отвлекал его от холода.
- Хватает. Человеков убивал.
- В том и мы с дворянином грешны. Кто не убивал в бою? Эка невидаль. Что может возразить воин, что падает в честном бою от твоей сабли, али от мушкетной пули? - высказался Федор, криво усмехнувшись.
- То в бою, стрелец. Но я когда у атамана Сокола был, много кого до смерти пытал. Из твоего дворянского корня. Много крови на руках моих. Грешник я великий. Не примут меня в царствие небесное.
- Примут, - снова усмехнулся Мятелев, стуча зубами от холода. - Ты сколь уже за веслом сидишь? Все свои грехи искупил, небось.
- А ты не скалься, стрелец. Над святым скалишься. Я те про грехи толкую. Али не про что тебе вспомнить перед смертью то? Кто может сказать, когда застанет нас костлявая? Все в руце божией.
- А ты разве невинных смерти предавал? - спросил у Минки высокий раб с соседней скамьи.
Мятелев, Ржев и Минка разом оглянулись. Это был запорожский казак Иван Рог. Он уже три года сидел за веслом, но не смотря на непосильную работу и плохую кормежку по-прежнему выглядел богатырем.
- Вот я также многих и убивал, и казнил, и пытал. Но разве то люди были? С холопов сволота панская три шкуры готова была содрать, - гневно заявил Рог. - Батьку моего о смерти плетями засекли. Сестру на позор пану отдали, и она оттого на себя руки наложила. Мать моя сошла с ума.
- Ты видать, человече, также из крестьян? - спросил Минка.
- Да, - согласился запорожец. - С Галичины я. Беглый холоп пана Войцеховского.
- Видал, дворянин, как опекает ваш брат нашего брата? - Минка посмотрел на Ржева.
Тот ничего не ответил.
- А ты из панов, что ли? - насупился Рог.
Ржев снова ничего не ответил.
- Дак он не из католиков. То наш православный дворянин, - вступился за приятеля Минка. - Хотя они такоже с нас три шкуры дерут, но все ж свои православные. Твой пан то католик?
- Латинец поганый, - ответил Рог. - Я как сестра руки на себя наложила, сбежал к казакам Запорожским. Они приняли меня, и учить стали. Сам батько кошевой Иван Сирко меня учил. И стал я воином и много крови панской с тех пор пролил. Не щадил никого! Ксензов за ноги вешал. Баб монашек насиловал. С панов кожу сдирал с живых. Детишек панских в землю живьем закапывал.
Федор, услышав такое, содрогнулся уже не от холода, но от ужаса.
- Правду говоришь? - спросил он Рога.
- А то нет? Месть хотел учинить их племени поганому.
- Вот и я такоже! - согласился Минка. - Ненависть меня всего изнутри выжгла. И я панских баб насиловал. И с оного боярина кожу крючьями сдирал. То было. И забыть того вовек не смогу до часа моего смертного.
- И залил ты тот костер, что внутри тебя пылал? - спросил Ржев не то у Минки, не то у Рога.
- Нет, - первым сказал Минка.
- И я нет, - согласился с Минкой Рог. - Ни сестры, ни матери, ни отца тем не вернул. Но жалости к панскому отродью у меня нет и сейчас.
- А ты взаправду самого Сирко знаешь? - Минка Иванов перевел разговор в иное русло.
- Знаю. Я с ним в походы шесть лет ходил. Такого атамана поискать. Не зря его басурмане зовут "Урус-шайтан". Ух, и воин он, братцы. Ух, и воин.
- Слыхали и мы про Сирко. Отважный атаман, - согласился Мятелев.
- Он уже родился с зубами, и повитуха его сыном нечистого окрестила сразу. Сила в нем большая. Колдовская сила.
- Колдовская? - заинтересовался Минка.
- Я входил в ближний круг воинов, что вокруг Сирко всегда сражались. Мне ли не знать того? - Рог посмотрел на Минку. - Ивана Сирко ни пуля, ни сабля не берут!
- Он что же и вправду душу свою диаволу продал? - спросил Ржев.
- Уж и не знаю кого ты, дворянин, диаволом называешь! Но наш кошевой за народ и за правду стоит. А коли бес ему служит, так то ничего!
- Бес? - изумился Минка. - Ты не умом ли рехнулся, человече? Может, наш смертный час недалек. Не поминай нечистого! Али бога не боишься?
- Мы характерники ни чего не боимся.
- Характерники? - спросил Мятелев казака. - Это кто же такие?
- Я почитаю Хару - богиню мести! Оттого нас и зовут характерниками.
Федор замолчал и задумался. Скалить зубы ему больше не хотелось. Разные люди здесь у весел сидят. Свела их судьба. И он, сын стремянного стрельца, и дворянский сын Ржев, и запорожец-характерник, и крестьянин-повстанец….
Уже почти два месяца Мятелев пребывал в состоянии галерного раба. И конца этому не было. А кто знает, что такое быть прикованным к веслу? Только тот, кто сидел на скамье с каналами на руках и ногах. Тот, чья спина ныла от напряжения из-за непосильного труда, и кого стегали кнутом и кормили помоями.
Корабли-каторги, так называли гребные галеры османской империи, были весьма многочисленны в турецком флоте и обслуживались моряками из свободных турок и гребцами из числа рабов.
Рабы были прикованы цепями к скамьям, и просто так снять их не было никакой возможности. Их почти не расковывали (разве что во время длительных стоянок), и в портах надзор за рабами только усиливался.
Поначалу Федора донимали дурные запахи. Он задыхался от нестерпимой вони. Рабская палуба вся пропахла потом, нечистотами, гниющими ранами. Ходили рабы под себя и помыться могли только во время шторма, когда потоки воды врывались на палубу для гребцов. Иного мытья гребцам не полагалось. Но вскоре он привык к удушливым испарениям человеческих тел и не ощущал от этого никакого дискомфорта.
Еду, от которой поначалу его тошнило, уже спустя три дня проведенных за веслом, он стал хватать с той же жадностью что и его товарищ по несчастью Минка Иванов. Дважды в день неопрятный толстый турок раздавал рабам пищу: пшенную кашу, или плов с бараниной, лепешку и луковицу. Каждый раб сворачивал лепешку совком, съедал ею кашу, а затем после того как плошка была пуста, за два укуса уничтожал лепешку и луковицу.
Работали рабы за веслами без всякого отдыха, и расслабиться могли только когда судно шло под парусами или когда стояло в порту на якоре. Их безжалостно избивали плетьми и таволгой - особыми гибкими лозами утыканными колючими шипами. Удар таволгой рвал в клочья кожу и раны после того долго гнили и нестерпимо болели.