- Навряд ли у тебя что-нибудь выйдет. Я и сам толком не знаю, что с ним такое приключилось, но он сидит взаперти у себя дома: болен, наверное, хоть на вид этого и не скажешь. Да нет, пожалуй, не болен, но и здоровым его не назовешь. Во всяком случае, он и меня-то не всегда хочет видеть, так что не думаю, чтобы ему захотелось встретиться с тобой. Он странный человек, наш капитан Ахав - так считают многие. Но ты не бойся, он тебе понравится. Он редко говорит, но уж когда говорит, то его стоит послушать, заметь это и помни. Ахав человек особенный: он и в колледжах побывал, и среди людоедов; он знает тайны поглубже, чем океанские глубины; а поражал острогой врагов, которые помогущественнее и позагадочнее, чем какой-то там кит! Да, это тебе не капитан Вилдад и не капитан Фалек, это Ахав, мой мальчик! Я его хорошо знаю, я много лет плавал у него помощником. Он, правда, никогда не был развеселым парнем, а возвращаясь из последнего рейса, совсем как бы лишился рассудка. Но ясно, что это случилось из-за невыносимой боли в кровоточащем обрубке. Вообще, с тех пор, как тот проклятый кит лишил его ноги, он постоянно угрюм - отчаянно угрюм - и временами впадает в ярость. Но все это пройдет. И раз навсегда запомни то, что я скажу тебе, юноша: лучше плавать с угрюмым, но хорошим капитаном, чем с веселым, но дурным. А теперь прощай и будь справедлив к капитану Ахаву. К тому же, мой мальчик, у него есть жена- вот уж три рейса, как они обвенчались, - красивая, добрая молодая женщина. И от этой женщины у него ребенок. Ну, посуди сам, может ли быть старый Ахав безнадежно дурным? Нет, нет, мой мальчик, он изломан, изувечен, но он настоящий человек!
Я уходил, погруженный в глубокую задумчивость. То, что случайно открылось мне о капитане Ахаве, наполнило меня неясной и мучительной болью. Я испытывал к нему симпатию и сочувствие, может быть, потому, что он был так жестоко искалечен. И в то же время он внушал мне страх. Но страх этот - я не в силах его описать - не был обычным
страхом; это было какое-то иное чувство, которое рождало не враждебность, а скорее какую-то неясную тревогу. Но по-степенно мысли мои потекли в других направлениях, и темный образ Ахава на время покинул мое воображение.
Глава двенадцатая
Подпись Квикега
На следующее утро, приблизившись к "Пекоду", мы с Квикегом услышали вопль капитана Фалека, изумленного тем, что мой товарищ оказался чернокожим. Не покидая своего вигвама, он кричал, что не позволит людоеду ступить на палубу "Пекода". После недолгих пре-пирательств, в которых принял участие и капитан Вилдад, для Квикега все же было сделано исключение, и со своим неизменным гарпуном в руках он поднялся на корабль.
- Послушай, ты, Квебек, или как там тебя называют, - обратился к нему капитан Фалек, - ты когда- нибудь стоял на носу вельбота? Приходилось тебе метать гарпун?
Не произнеся, по своей дикарской привычке, ни слова, Квикег вскочил на фальшборт, оттуда перепрыгнул в один из подвешенных за бортом вельботов, опустился на левое колено и, потрясая гарпуном, прокричал в нашу сторону что- то в таком роде:
- Капитан, ты видела капля дегтя на воде, там? Так пусть она глаз кита, гляди! - и, прицелившись, он метнул гарпун, который, пролетев над палубой и едва не задев широкополой шляпы Вилдада, вонзился в крохотное пятнышко дегтя, едва заметное на поверхности воды. - Вот, - спокойно сказал он, - я попал глаз кита, эта кит убита.
- Быстрей, Вилдад, - закричал Фалек своему компаньону, - заноси поскорей его в список команды! Этого Любека, или как его, Квебека, мы поставим на один из наших вельботов. Эй, Квебек, мы кладем тебе девяностую долю. В Нантакете столько не получал еще ни один гарпунщик.
И мы спустились в каюту, где, к превеликой моей радо-
сти, Квикег был внесен в списки того самого экипажа, к ко-торому принадлежал и я.
Когда все приготовления были окончены и настало время подписывать бумаги, Фалек обернулся ко мне и сказал:
- Судя по всему, писать этот твой Квебек не обучен, так ведь? Эй, Квебек, послушай, ты распишешься или поставишь крест?
В ответ на это Квикег, который уже два или три раза принимал участие в подобных церемониях, нимало не смущаясь, взял предложенное ему перо и в положенном месте изобразил на бумаге точную копию круглого знака, вытатуированного у него на груди.
Все это время капитан Вилдад просидел чопорный и надутый, укоризненно глядя на Квикега, а под конец торжественно поднялся со стула и извлек из огромного кармана своего сюртука пачку брошюр. Он выбрал из них одну, озаглавленную "Грядет суд божий, спасайся, кто может", вложил ее в руки Квикега и, внушительно поглядев ему в глаза, произнес:
- Сын тьмы, я исполняю свой долг перед тобой. Судно это отчасти принадлежит мне, и я отвечаю за души всего экипажа. Если ты все еще держишься языческих обычаев, чего я с прискорбием опасаюсь, то умоляю тебя: не медля порви с дьяволом, отринь идола и мерзкого змия, поберегись грядущего гнева господня. Избегни огненной бездны!
- Ну, хватит тебе портить нашего гарпунщика, - вступился Фалек. - Благочестие гарпунщику ни к чему - оно мешает его искусству, а неискусный гарпунщик не стоит и дохлой мухи. Был у нас такой Нэт Свейн - самый храбрый из всех китобоев Нантакета и Вайнярда - так он стал ходить в молитвенный дом, и это не довело его до добра: он так перетрусил за свою бессмертную душу, что теперь его в вельбот не затащишь.
- Фалек, Фалек! - воскликнул Вилдад, воздев руки к небу. - Как и я, ты пережил немало опасностей и не раз был на пороге смерти, так неужели тебе не совестно нести этот богохульственный вздор? Ты ожесточил свое сердце, Фалек! Ты скажи мне: в тот день, когда вот этот самый "Пе- код" потерял все свои мачты в страшном тайфуне у берегов Японии, разве ты тогда не думал о суде божьем?
- Вы только его послушайте! - вскричал Фалек и, глубоко засунув руки в карманы, забегал из угла в угол. - Вы
только послушайте, что он говорит! Когда же мне было думать о божьем суде, если все три мачты с грохотом колотились о борт, а волны наваливались на нас и с носа и с кормы? Думать о божьем суде - вот еще чего выдумал! Нет, мы думали о том, как спасти команду. Вот о чем тогда думали мы с капитаном Ахавом, о том, как поставить временные мачты и как добраться до ближайшего порта. А вовсе не о божьем суде.
Вилдад ничего не ответил, только застегнул свой сюртук на все пуговицы и со скорбным видом прошествовал на палубу.
Глава тринадцатая
Пророк Илия
Друзья, вы нанялись на этот корабль?
Мы только что покинули борт "Пекода", когда услышали эти слова и увидели перед собой однорукого незнакомца, который, став на нашем пути, протягивал указательный палец в сторону корабля. Он был одет в поношенный, вылинявший бушлат с пустым правым рукавом и заплатанные брюки, а на шее у него красовался изодранный черный платок. Лицо его было изуродовано оспой.
- Вы нанялись на этот корабль? - повторил он, разглядывая меня.
- Вы, вероятно, имеете в виду "Пекод", - сказал я, рассматривая незнакомца.
- Да, да, "Пекод", вот этот корабль, - сказал он и снова устремил указательный палец в направлении корабля.
- Вы не ошиблись, - ответил я, - мы только что подписали бумаги.
- Бумаги?.. О ваших душах?
- О чем?
- Впрочем, у вас их может не быть, - быстро проговорил он. - Тем лучше. Я знаю многих, у кого нет душ, а они богаты и счастливы. Душа - это вроде пятого колеса в телеге.
- О чем это ты толкуешь, приятель? - спросил я.
- Впрочем, его души хватит на всех, - проговорил не-знакомец.
- Пошли, Квикег, - сказал я, - этот парень, видно, сбежал откуда-то.
- Стойте! - крикнул незнакомец. - Неужели вы еще не видели старого Громобоя?
- Кто это старый Громобой? - спросил я, удивленный страстностью его тона.
- Капитан Ахав.
- Как! Капитан нашего "Пекода"?
- Да. Среди старых моряков он известен под этой кличкой. Так вы еще не видели его?
- Нет. Говорят, он был болен, но уже поправляется и скоро будет совсем здоров.
- Скоро будет совсем здоров? - с мрачной иронией повторил незнакомец. - Запомни: капитан Ахав будет здоров не раньше, чем будет здорова моя правая рука. Не раньше.
- Что вы о нем знаете?
- А что вам рассказали о нем?
- Немногое. Но я слышал, что он опытный китобой и хороший капитан.
- Это-то верно. Когда он приказывает, так тут уж поше-веливайся. Слово Ахава- закон. Все это так, но слышали вы о том, что случилось с ним давным-давно за мысом Горн, когда он три дня и три ночи пролежал будто мертвый? Об этом вы ничего не слышали? А об его драке с испанцем? А о серебряной фляге? А о пророчестве? Знаете что-нибудь об этом? Нет? А впрочем, кто вам мог рассказать? Кому это известно? Но уж о том, что он калека, вы слыхали? Да, я вижу, что об этом говорили, все знают, что нога у него только одна, а другую сожрал кашалот.
- Вот что, друг! Я не знаю, о чем ты болтаешь - видно, у тебя в голове что-то неладно, - но если ты имеешь в виду капитана Ахава, то позволь тебя заверить, что об увечье ка-питана мне все известно.
- Все? Ты уверен, что все?
- Совершенно уверен.
Глядя в сторону "Пекода", оборванец замер на минуту, словно погруженный в горестное раздумье, потом чуть вздрогнул, обернулся к нам и сказал:
- Ведь вы нанялись в команду, верно? Ваши имена уже
внесены в список? Да? Ну что ж, что подписано, то подписано, и чему быть, тому не миновать. А может быть, еще обойдется, кто знает. Во всяком случае, кто-то ведь должен отправиться вместе с ним? Одни ли, другие - да смилуется над ними господь. Прощайте, друзья мои, прощайте. Небеса неизреченные да благословят вас. Простите, что задержал.