- И не думал сердиться. Каждый может обращаться, как хочет, но тогда ему придется стерпеть мой ответ.
- Хорошо! Стало быть, мы схожи. Ты мне очень понравился. Вот моя рука. Называй меня на "ты". Прошу у тебя совета. Я чужой в этих краях и еду в Хельмерс-Хоум. Надеюсь, ты не покажешь мне неправильную дорогу.
Он протянул юноше руку. Тот пожал ее, насмешливо оглядел фрак и шляпу и ответил:
- Тот, кто вводит других в заблуждение, - подлец! Я, к несчастью, встречался с подобными людьми. Сейчас я как раз еду в Хельмерс-Хоум. Если хотите, поехали вместе!
Он тронул свою лошадь, и оба всадника последовали за ним, отклонившись от ручья и все больше поворачивая на юг.
- Мы придерживались ручья, - заметил Фрэнк.
- Он тоже привел бы вас к старому Хельмерсу, - отвечал юноша, - но пришлось бы сделать очень большой крюк. Вместо трех четвертей часа вы бы ехали часа два.
- Стало быть, очень хорошо, что мы тебя встретили. Ты знаком с владельцем этого поселения?
- И даже очень хорошо.
- Что это за человек?
Фрэнк и Боб с разных сторон пристроились к своему юному проводнику, заключив его в середину. Он вопросительно поглядел на них и ответил:
- Если совесть у вас нечиста, то не ездите к нему, лучше вернитесь,
- Почему?
- У него наметанный взгляд на подлость, и он строго следит за репутацией своего дома.
- Это мне нравится в людях. Следовательно, нам его нечего опасаться?
- Если вы честные парни, то нет. В таком случае он готов на любую услугу для вас.
- Я слышал, он делает запасы товаров.
- Да, но не ради выгоды, а только для того, чтобы услужить людям, проезжающим мимо. В его лавке есть все, что нужно охотнику, и притом он продает свой товар по самой дешевой цене. Но если кто-то ему не понравится, то ничего не получит и за большие деньги.
- Он, стало быть, оригинал?
- Нет, он просто изо всех сил старается держаться подальше от того сброда, из-за которого Запад стал опасным. Мне совершенно не нужно вам его описывать. Вы скоро его сами узнаете. Одно еще только хочу сказать, что, возможно, вам покажется странным и над чем даже будете смеяться: он - немец. И этим все сказано.
Фрэнк привстал в стременах и воскликнул:
- Что? И этого-то я не пойму? И над этим я буду смеяться? Что тебе взбрело в голову! Я безмерно рад тому, что здесь, на окраине Льяно-Эстакадо, встречу соотечественника.
Лицо проводника оставалось совершенно серьезным; даже улыбка его казалась такой, будто ему, в сущности, совсем и не смешно. Теперь он окинул Фрэнка спокойным, дружелюбным взглядом и спросил:
- Как? Ты немец? Это правда?
- Конечно! Разве по мне не видать?
- Нет. Ты говоришь по-английски не как немец, а выглядишь совсем как дядюшка-янки, прижатый своими племянниками к окну.
- О Боже! Что тебе пришло на ум! Я натуральнейший немец, а кто думает не так, того я познакомлю со своим ружьем.
- Для этого сгодится и нож. Но если это так, то старый Хельмерс будет рад встретиться с земляком.
- Он из Германии?
- Да, и очень высокого мнения о своей родине и своем родном языке.
- Я думаю! Теперь я вдвойне рад оказаться в Хельмерс-Хоум. Собственно говоря, я мог бы догадаться, что он немец. Янки назвал бы поселение Хельмерс-Ранч или как-нибудь в этом роде; но Хельмерс-Хоум - это имя выдает немца. Ты живешь поблизости?
- Нет! У меня нет ни ранчо, ни дома. Я - словно птица в воздухе или зверь в лесу.
- Значит, бедолага?
- Да!
- Несмотря на свою юность! У тебя нет родителей?
- Ни единого родственника.
- Но имя-то есть!
- Да, конечно. Зовите меня Блади Фокс.
- Блади Фокс? Это напоминает о кровавых событиях.
- Да, мои родители, братья и сестры были убиты в Льяно-Эстакадо вместе со всеми спутниками; я один остался в живых. Мне тогда было лет восемь. Меня нашли с раскроенным черепом.
- Боже! Ты и в самом деле оправдываешь вырвавшееся у меня слово - "бедолага". На вас напали с целью грабежа?
- Конечно.
- Итак, ты не спас ничего, кроме жизни, имени и ужасных воспоминаний.
- И это не совсем так. Хельмерс наткнулся на меня под кактусами, взял на лошадь и привез к себе. Месяц я лежал в горячке, а когда очнулся, то ничего больше не помнил, совершенно ничего. Я забыл свое собственное имя и не вспомнил его до сих пор. Только ясным остался в памяти момент нападения. Я был бы счастливее, если бы смог его позабыть, потому что тогда жажда мести не гнала бы меня снова и снова по ужасной пустыне.
- А почему тебя назвали Кровавым Лисом?
- Потому что я весь был испачкан кровью, а в лихорадочном бреду часто называл фамилию Фукс. Из этого заключили, что такова моя настоящая фамилия.
- Стало быть, твои родители тоже были немцами?
- Да. Когда я пришел в себя, то не понимал ни одного английского или немецкого слова. Я вообще ничего не понимал. Но английский-то я учил медленно, как человек, этого языка не знающий, а немецкий пошел у меня так быстро, что вскоре я бегло застрекотал на нем. Видимо, раньше я умел говорить по-немецки. Хельмерс был мне как отец. Тогда он еще жил не здесь. Однако мне у него не нравилось. Я рвался на свободу, словно сокол, у которого коршуны растерзали родителей, и он теперь кружится возле окровавленного места, пока ему не удастся наказать убийц. Его острый глаз уже открыл злодеев. Они могут быть стократ сильнее его, и он может потерять свою собственную жизнь, но он охотно отдаст ее, потому что смерть станет одновременно и гибелью убийц.
Юноша громко заскрежетал зубами и так крепко натянул поводья своей лошади, что она встала на дыбы.
- Шрам на лбу остался с тех пор? - спросил Фрэнк.
- Да, - мрачно ответил его спутник. - Но не будем больше об этом. Такие воспоминания меня сильно возбуждают, и вы должны приготовиться к тому, что я ускачу, оставив вас самостоятельно добираться до Хельмерс-Хоум.
- Да, давай лучше поговорим о Хельмерсе. Кем же он был на оставленной родине?
- Служил по лесной части. Кажется, был старшим лесничим.
- Как?.. Что?.. - удивился Фрэнк. - Я тоже!
Кровавый Лис вздрогнул от неожиданности, потом внимательно оглядел говорившего и тогда сказал:
- И ты? Тогда это будет в высшей степени радостная встреча!
- Да, я занимался такой же работой. Только если он добрался до приличной должности старшего лесничего, почему же он от нее отказался?
- С досады. Кажется, его участок находился в частном владении, а хозяином был человек надменный, грубый и вспыльчивый. Они поссорились, причем Хельмерс получил плохую аттестацию, так что нигде не мог найти места. Тогда-то он и уехал так далеко, как только смог… Видишь вон в той стороне дубовую рощицу?
- Да! - ответил Фрэнк, посмотрев в указанном направлении.
- Там мы снова выедем к ручью, а за рощей уже начинаются поля Хельмерса… До сих пор ты расспрашивал меня; теперь и я хочу навести кой-какие справки. Этого бравого негра зовут Скользящий Боб?
При этих словах Боб так подпрыгнул в седле, словно он хотел соскочить с лошади.
- А! О! - выкрикнул он. - Почему масса Кровавый Лис обзывает доброго, хорошего массера Боба?
- Я не хотел ни обзывать, ни оскорблять тебя, - ответил юноша. - Я считаю себя твоим другом.
- Зачем же тогда называть массера Боба так, как его дразнят индейцы? Массер Боб и в самом деле когда-то постоянно соскальзывал с лошади. Но теперь массер Боб скачет, как черт!
И дабы показать, что он сказал правду, негр пришпорил лошадь и галопом поскакал - к упомянутой рощице. Фрэнк тоже удивился вопросу молодого человека.
- Ты знаешь Боба? - спросил он. - Но это же почти невозможно.
- О, возможно! Я и тебя знаю.
- А ну-ка! Как же меня зовут?
- Хромой Фрэнк.
- Вот удача! Верно! Но, малыш, кто тебе сказал об этом? Ведь я здесь ни разу в жизни не был.
- О, - улыбнулся юноша, - такого знаменитого на Западе человека, как ты, надо знать.
Фрэнк напыжился, так что фрак стал ему узок, и спросил:
- Я? Знаменитый? И ты это знаешь?
- Да!
- А кто тебе это сказал?
- Старый мой знакомый Якоб Пфефферкорн, которого обычно называют Толстяк Джемми.
- Черт возьми! Мое прозвище! Где ты его слышал?
- Несколько дней назад я встретился с Джемми в Уошита-Фок, и он рассказал мне, что условился встретиться с вами сегодня в Хельмерс-Хоум.
- Верно. Значит, он там будет?
- Да! Я выехал раньше и еду сюда прямо с верховьев реки. Он вскоре непременно проследует за мной.
- Это прекрасно! Это великолепно! Значит, он рассказал тебе про нас?
- Он описал мне весь ваш путь к Йеллоустоуну. Как только ты сказал мне, что тоже был лесничим, я сразу же догадался, кого вижу перед собой.
- Теперь ты мне поверишь, что я хороший немец?
- Поверю не только в это, поверю и в то, что ты вообще хороший парень, - молодой человек улыбнулся.
- Значит, Дики не охаял меня?
- Ему это и в голову не пришло! Как мог бы он очернить своего бравого Фрэнка!
- Да, знаешь ли, мы порой спорили о вещах, для понимания которых гимназического образования недостаточно. Но это в прошлом, а теперь на всем белом свете нет лучших друзей, чем мы… Но вот Боб, вот и роща. Куда дальше?