- Ну, что же вы скажете? - проговорил Казанцев. - Почерк, мерзавцы, неплохо подделали. Но всё равно, даже если бы не нашли могилу Сергея… Даже если бы не нашли… Меня никакой почерк не убедил бы, что мой Сергей - предатель.
Гордость и гнев звучали в этих отцовских словах. Я мог только подтвердить, - да, гнусная фальшивка. Казанцев схватил меня за руку.
- Кто и как это сделал? Вы можете мне сказать?
- "Кто?" - думаю, отвечу со временем. А "как?.." Почерк Сергея они изучили по его неотосланной записке друзьям. Записка числилась по описи его вещей, но бесследно исчезла. Теперь ясно для чего. Когда вы получили письмо?
- Третьего дня, почтой.
Он показал конверт с западногерманской маркой. Название города на штемпеле было смазано.
- Не говорите Анне Григорьевне, - попросил он. - Побережём её нервы. Дайте совет, что мне делать. Похоже, они намерены шантажировать меня. Неспроста тут о деньгах…
- Конечно. Не исключено, что вам предложат заработать доллары, - якобы для больного сына. Успокойтесь, Василий Павлович, - сказал я, заметив, как дрожат его пальцы. - Мы их выловим. Держите меня в курсе событий. Враги очень хотят завладеть вашим проектом, и они ни перед чем не остановятся.
- Как они узнали о проекте?
- Тема ваша известна многим. Недавно, я слышал, вы с триумфом защитили докторскую диссертацию.
- Ну, уже и с триумфом…
Теперь мы находились у опытного бассейна. В миниатюре он заменял море. От бетонированных его берегов отчаливают морские корабли, - только уменьшенные во много раз. Здесь бушуют штормы на семь, на восемь и даже на двенадцать баллов - смотря по условиям эксперимента!. Здесь изучают сопротивление воды, способность корабля держаться на поверхности, влияние качки - и фиксируют выводы на листе ватманской бумаги, где рождается чертёж нового судна, либо в тетрадке для расчётов длинными рядами цифр.
- Вы не специалист, не знаю, как вам объяснить, - сказал Казанцев, - без формул трудно. Но чтобы вы имели понятие о моей теме, - позвольте я вам процитирую его…
Василий Павлович кивнул в сторону висящего на стене портрета академика Крылова, - даже не кивнул, а скорее поклонился славному учёному-кораблестроителю.
- Лучше его всё равно не сумею определить суть проблемы. Вот слушайте, - "чтобы корабль не был валок или, говоря морским языком, был бы остойчив, выгодно его делать пошире, а чтобы он был ходок, очевидно, что его надо делать подлиннее и поуже, - требования противоположные".
- Насколько я понял, - сказал я, - вы хотите примирить это противоречие?
- Ну, уж и примирить! Хватили! Насколько возможно, найти выход из трудности, сохранить хорошую остойчивость и в то же время дать кораблю более быстрый ход. Ускорить ход наших кораблей! Задача очень важная, и не я один ломаю голову. Хорошо, если хоть малый вклад внесу.
Казанцев скромничал. Хотя его корабль ещё не спущен на воду, он во всяком случае теоретически уже обоснован и проектирование идёт успешно.
Для корабля, как и для самолёта, превосходство в скорости - одно из непременных условий победы в бою. И здесь, в институте, мне стало ещё яснее, что работа Казанцева - лакомый кусок для мистера Кромби и его начальников за океаном. Я вернулся мысленно к задержанному лазутчику, к гнусной фальшивке.
- Мне нечего вам доказывать, - сказал я, - что и здесь, в лаборатории, нужно укреплять оборону. Враг нигде не должен найти лазейки.
Он показал мне, где хранятся чертежи.
- Здесь всё под замками, за печатями, - заверил он. - Ни одна бумажка не заваляется, можете быть спокойны.
- А у вас дома?
- Дома я чертежей не держу. Правда, голова работает и после шести, ей не закажешь. По вечерам иной раз уйду в расчёты - сапоги снимите с меня, не услышу.
- Разрешите вопрос: по тем материалам, которые у вас дома, можно составить понятие о проекте?
- Почти никакого… Впрочем, я на ночь запираю всё это - что настрочил - в ящик, а утром кладу в портфель и уношу в институт.
- За вами машину присылают?
- Нет, предпочитаю пешком. Если опаздываю, ну тогда на трамвае едем.
- Это неосторожно. Кто же с вами ездит?
- Антонина, моя невестка, Луковская. Вы не знаете разве? Ах, да это после вас было. Они месяца два как поженились. А на службу нам по дороге. От института квартал пройти - её поликлиника. Антонина помогает мне - ведь иной раз у меня, кроме портфеля, ещё здоровая пачка книг библиотечных. С полпудика набирается.
Улыбнувшись, он расправил ладонь, как бы взвешивая тяжесть. Я подумал, что книги несёт, конечно, он сам, а портфель доверяет невестке.
Потом я узнал, что хлам из мусорной корзины сжигает та же Антонина. Она, оказывается, очень заботится о том, чтобы у Василия Павловича ничего не пропало. Посторонние в кабинете не бывают, если не считать Валентины. Это подруга невестки. Валентина работает в театральной кассе и приносит билеты на все премьеры.
- Летом моя страсть - экскурсии за грибами, - пояснил Казанцев, - а зимой - театр.
В тот же вечер я увидел Валентину. Высокая, с костистым, почти мужским лицом, она столкнулась со мной в прихожей казанцевской квартиры, мельком взглянула на меня, надевая пальто, и вышла.
Как родного встретила меня Анна Григорьевна, повела к себе, усадила у письменного стола со стопками ученических тетрадок, за которыми виднелась гипсовая фигура балерины Улановой. Через час я уже знал все семейные новости.
Анатолий и Тоня живут неважно. Кто виноват? Анна Григорьевна не намерена взваливать всю вину на невестку. Нет, если по справедливости рассудить, виноваты оба.
- Он плохой муж, чёрствый, о себе только печётся. А она безвольная, потакает ему во всём. Разве так можно? Когда женщина капризничает - плохо, но уж если мужчина! Это, милый мой, в сто раз хуже.
За стенкой слышался недовольный, визгливый голос, Анатолия. Потом хлопнула дверь - Антонина вышла в столовую. Я застал её там одну, когда Анна Григорьевна повела меня пить чай. Молодая женщина сидела, вытянув перед собой руки, глаза её были красны. Медленно повернувшись ко мне, протянула: - Здравствуйте. Ведь вы рисуете?
- Да.
- Я помню. Вы были у нас. У меня есть просьба.
- Пожалуйста.
- Нарисуйте меня. Можете? Оставлю ему, - она показала на дверь, за которой поскрипывали шаги Анатолия. - Пусть помнит, кого потерял.
- Успокойся, Тоня, - сказала Анна Григорьевна. - Накрывай на стол.
- А что, мама! Я Вальке его отдам. Ей-богу! Валька в него влюблена. Ну и пусть. Простите, - обернулась она ко мне, - простите, что я так откровенно, при вас… Но вы друг нашей семьи, правда?
Василию Павловичу чай отнесли в кабинет. Анатолий держался хозяином. Мы вынуждены были слушать его бесконечные, самодовольные разглагольствования. Ему, видите-ли, предложили место на другом заводе. Его переманивают. Стало быть, у него есть имя. А ведь это очень важно - приобрести имя! Трудно было переносить без смеха эту болтовню двадцатитрёхлетнего балбеса.
Два дня я пробыл в Приморске и возвращался к Лухманову далеко не в победном настроении. Досадно сознавать, что враг где-то поблизости от Казанцева, быть может в его доме, а ты его не различаешь. Ключ в замке - утверждает депеша. Значит, враг занял исходные позиции, наймиты Кромби наготове, чтобы шантажировать, подкупать или грабить. На кого падает подозрение? Анатолий неприятен мне, но это не основание. Антонина? Насторожённость моя к ней не утихла, но улик никаких нет. Валентина? О ней я знаю очень мало. Знакомство её с Антониной началось ещё весной. Валентина явилась в поликлинику на приём, затем - в знак благодарности за лечение - пригласила Луковскую в театр. Впрочем, сейчас дружба под ударом - Валентина подметила, что Анатолий не ладит с женой, и пытается увлечь его.
Ключ в замке, ключ в замке, - стучало в мозгу, в такт с колёсами вагона. Пойманный лазутчик, наверно, знает, что это значит. Он ещё изворачивается, не говорит всей правды. Но в конце концов он должен сказать.
4
- Ясное дело, он у них не последняя спица в колеснице, - так сказал о лазутчике Лухманов. - Нет, он не простой передатчик денег. Его прислали, чтобы руководить диверсией против Казанцева, или, как они говорят, - "операцией" "ключ". Они ведь любят давать громкие названия своим грязным вылазкам. Торгашеская натура требует рекламы. Их первый козырь - шантаж. Но, конечно, есть и другие средства в запасе. Так или иначе, мы достаточно знаем, чтобы припереть посланца мистера Кромби к стенке.
Действительно, шпион вынужден был сознаться, что деньги, которые он нёс, предназначаются Казанцеву. Но при этом он выкинул новый манёвр.
- Ваш Казанцев, - процедил он, - продал своё изобретение нашей фирме.
Не могу передать, как это возмутило меня.
Хищник, угодивший в капкан, ещё норовит укусить! Не удалось пустить в ход деньги - клевещет, чтобы навредить честному советскому труженику, помешать его работе.
- Ложь, - сказал я. - Не продал и не продаст. Казанцев получил вашу фальшивку и ничего, кроме презрения, к вашей шайке не испытывает. Вы, конечно, понимаете, о чём я говорю. Вы подделали почерк убитого.
Кольцо вокруг лазутчика замкнулось. Теперь он уже не отнекивался, не юлил, не огрызался.
- Не я… Не я писал письмо, господин офицер, - произнёс он испуганно.
- Кто же писал?
- Мистер Кромби. Я вам скажу, господин офицер, - вдруг выпалил он, - я знаю, кто убил сына инженера. Это Зайдель и Карху. Они убили тогда ещё двоих - матроса и молодую барышню, санитарку.
Санитарку? Значит, у Зайделя были её документы. Он мог снабдить ими шпионку, переправить её через линию фронта! Луковская?..
Я сказал: