– Что значит – не знаю?
– Ну, они все могли разговаривать, – искренне ответил Брута, демонстрируя глубоко специфический тип логики, приобретенный им на Дополнительных Дынях. – Они просто могли ничего не говорить, когда рядом был я.
– Я – Великий Бог Ом, – произнесла черепаха угрожающим и неотвратимым низким голосом. – И скоро ты станешь очень несчастным священником. Пойди и найди его.
– Послушником, – сказал Брута.
– Что?
– Послушником, а не священником. Они не позволят мне…
– Найди его!
– Но я не думаю, что Ценобриарх вообще приходит в наш огород, – произнес Брута. – Я не уверен, что он вообще знает, что такое дыня.
– Меня это не волнует. Приведи его немедленно, – сказала черепаха, – или здесь будет землетрясение, луна станет, как кровь, лихорадка и фурункулы снизойдут на человечество и произойдут всевозможные другие болезни.
– Я серьезно, – добавила она.
– Я посмотрю, что смогу сделать сказал Брута пятясь.
– Я еще очень мягок, для подобных обстоятельств! – прокричала черепаха ему вслед.
– Имей ввиду, ты не так уж плохо поешь! – словно что-то вспомнив, добавила она, в тот момент, когда грязная ряса Бруты исчезала за воротами. – Я слышал хуже!
– Напоминает мне времена чумного поветрия в Псевдополисе, – произнесла она тихо, когда затихли шаги.
– Ах, какие там были стоны и скрежет зубовный… – она вздохнула. – Золотые деньки, золотые деньки!
* * *
Многие чувствуют в себе призвание быть священниками, но в действительности, они всего лишь слышат внутренний голос, говорящий им: «Это непыльная работа, без таскания тяжестей. Или ты собираешься быть пахарем, как твой отец?» Но Брута не просто верил. Он действительно Верил. Это тяжкое происшествие для любой богобоязненной семьи, но у Бруты всего-то и было, что его бабушка, и она тоже Верила. Ее вера была подобна вере железа в металл. Она была одной из тех женщин, которые приводят в ужас священников и знают все псалмы и проповеди наизусть.
Женщин в Омнианской Церкви только терпели. Они должны были хранить абсолютное молчание и быть хорошо скрыты в отдельной секции, ибо вид этой половины рода человеческого заставляет мужскую его половину слышать голоса сродни тем, что мучили Брата Намрода каждое мгновение сна и бодрствования. Проблема состояла в том, что бабушка Бруты была личностью, способной пробиться и сквозь свинцовое покрытие, и сквозь жесткую набожность. Случись ей родиться мужчиной, восьмой пророк омнианства объявился бы куда раньше ожидаемого. Теперь же она с устрашающей эффективностью организовывала бригады по очистке святилищ, полировке статуй и забрасыванию камнями подозреваемых девиц. А потому Брута рос с твердым и четким знанием о Великом Боге Оме. Брута рос, зная, что глаза Ома неотрывно следят за ним, особенно в местах уединения типа туалетов, что демоны окружают его со всех сторон, и лишь сила его веры и тяжелая бабушкина клюка, стоявшая за дверью в тех редких случаях, когда не использовалась, удерживают их на расстоянии. Он мог прочитать наизусть любую строку любой из семи Книг Пророков, и каждую Заповедь. Он знал все Законы и все Песни. Особенно Законы. Омнианцы были очень богобоязненным народом. У них были веские причины для страха.
* * *
Комната Ворбиса находилась в верхней Цитадели, что не было типично для дьяконов. Он не просил об этом. Ему редко приходилось о чем-то просить. У Судьбы есть способы отмечать своих избранников. Кроме того, его посещали наиболее влиятельные люди церковной иерархии. Конечно, не шесть Архисвященников, или лично Ценобриарх. Они не столь важны. Они просто находятся наверху. Те, кто действительно занимается делами, обычно стоят на несколько ступенек ниже, там, где еще можно заставить что-то делаться.