* * *
Стоя у временного памятника в военной части центрального католического кладбища, Ирена Ковальская осторожно поправила веночек из цветов, прикрепленный у фотографии её брата. Поручик Зенек, только теперь уже не в военной форме, а в цивильном, бывший рядом с Иреной, резко выпрямился, по-военному отдал честь и, напоминая, что пора уходить, легонько тронул девушку за плечо. Ирена смахнула слезу, перекрестилась, взяла Зенека под руку, и они медленно направились к выходу.
За воротами кладбища на удивление было людно, вокруг оживлённо сновали прохожие. Часть их куда-то озабоченно торопилась, другие наоборот, скапливались то здесь, то там и принимались что-то горячо обсуждать. Да и вообще в городском воздухе как бы висело странное напряжение.
По мостовой куда-то двигалась то ли колонна, то ли демонстрация, над головами людей возвышались транспаранты с выписанными по красному кумачу лозунгами, на одном из которых был памятный ещё с революции призыв: "Дайош!"
Вдобавок из бокового проулка показался отряд рабочей милиции во главе с духовым оркестром, перед которым вместо капельмейстера вышагивал какой-то бурмило , крепко сжимавший в руках явно заранее припасённый красный флаг.
На всякий случай Зенек оттянул панну Ковальскую в сторону и, зло усмехнувшись, показал на рабочую колонну:
- О, гляньте на этого пейсатого пролетария…
- Кто, этот?.. - Ирена присмотрелась и, скривившись, пожала плечами. - Я ж его знаю. Никакой он не пролетарий. Это же Зяма, половой из какого-то трактира. Пару лет назад обеды нашим соседям на дом носил…
- Я ж говорю, пролетарий. А марширует-то как… - презрительно фыркнул Зенек.
Зяма, а это был именно он, отбившись от строя и не слушая барабан, гордо шагал, выставив напоказ локоть, украшенный красной повязкой с буквами РГ . Зенек обратил внимание, что такие же повязки есть у многих, идущих в колонне, и, проследив за ними взглядом, наклонился к Ковальской:
- Ну вот, теперь приходит их власть…
Не ответив, Ирена повела Зенека дальше, заботливо поддерживая всё ещё прихрамывающего поручика под локоть. Они долго шли боковыми улочками, где почти не было толп, и вдруг, словно что-то вспомнив, Зенек спросил:
- Панна Ирена получила письмо от брата?
- Какое письмо? - Ковальская на секунду приостановилась и удивлённо посмотрела на Зенека.
- Когда мы из Варшавы вылетали, он в карман письмо положил, хотел лично отдать… - Зенек не договорил, так как они, едва миновав переулок, вынужденно задержались.
Занимая всю ширину главной улицы, по городу шли войска. В дыму газойля один за другим ползли тяжёлые многобашенные танки, и под их тяжестью, казалось, прогибается мостовая, заставляя весьма ощутимо вздрагивать близлежащие строения.
У Зенека, неотрывно следившего за этим движением, на щеках чётко обозначились желваки, а когда вслед за танками по дороге сплошным потоком двинулась пехота, панна Ирена решила, что благоразумнее будет и дальше идти боковыми улицами.
Так они наконец добрались до дома Ковальских и, уже собираясь открывать двери, Ирена спросила:
- Я могу узнать, что пан поручник собирается делать дальше?
- Я надеюсь… - Зенек зачем-то отступил на шаг и покачнувшись, чтобы удержаться, взялся за перила крыльца. - Панна Ирена понимает, я офицер…
- Так, это я понимаю, - Ирена кивнула и после короткой паузы добавила: - Догадываюсь, пана поручника ждут трудности?
- Конечно, это так… И всё-таки…
- Нет-нет, я совсем не про это, - предостерегающе подняла руку Ирена и посмотрела на Зенека. - Я только хотела знать, останется ли пан поручик на какое-то время в городе?
- Вероятно… - несколько заколебался Зенек.
- Тогда вы должны воспользоваться моим гостеприимством, - и она широко распахнула двери…
* * *
Саквояж, набитый деньгами до отказа, не давал Дмитру покоя. Он трижды перепрятывал его и, наконец, зарыл в самом тёмном углу старой, покосившейся клуни . Ещё тогда, на дороге, Дмитро пытался сосчитать деньги, но только одних пачек оказалось больше полусотни, а узнать, сколько это будет вместе, парень даже и не пытался.
Богатство, в прямом смысле свалившееся с неба, выбило Дмитра из обычной колеи. Даже неожиданное появление на кресах Червоной армии не произвело на него должного впечатления. Больше того, Дмитра начала мучить совесть - ведь, с одной стороны, деньги вроде бы должны были теперь принадлежать ему, а вот с другой…
Выход нашёлся неожиданно. Дмитро вспомнил о письме, которое дал ему умирающий лётчик, и пришёл к твёрдому выводу. Он сам поедет в город и занесёт конверт по указанному адресу. Там он отдаст письмо родным пилота и, если разговора о жёлтом саквояже не будет, то всё, что туда кем-то положено, станет его собственностью…
Каждый вторник окрестные селяне съезжались на базар в город. С утра колёса бестарок грохотали по булыжнику мостовых, чтобы в конце концов остановиться на топком лугу у базарной площади. Сюда свозили и продукты, и живность, и всё-всё, что обычно продаётся на городском рынке.
Так было раньше, так вроде бы оставалось и теперь, когда новая жизнь начала властно вторгаться во все сферы. Но так было только внешне. На самом деле одни ждали грядущих перемен с радостью, другие пытались как-то приспособиться, а кое-кто уже тщательно скрывал затаённую злобу.
Конечно же и Дмитру, как и другие селяне, прикатившему на своей бестарке, хотелось узнать базарные новости, но его главный интерес был в другом, и вместо того чтобы, как все, править к рынку, парень, довольно хорошо знавший город, прикидывал, как ловчее проехать к дому Ковальских.
Адрес, чётко выписанный в углу конверта, привёл Дмитра на тихую улочку, тянувшуюся вдоль реки. Нажав ручку калитки, парень несмело зашёл во двор, оглядевшись, прошёл дорожкой к крыльцу и только-только протянул руку к звонку, как дверь распахнулась, и молодая красивая женщина прямо с порога раздражённо кинула:
- Ну что надо?
- Очень извиняюсь, пани, - увидев барышню, засмущался Дмитро. - То я перепрошую, ту ест будынок Ковальских?
- Так… Я Ковальская… Цо тшеба?
- Ну, тогда это вам… - Дмитро неловко полез в карман и вытянул смятый конверт. - Вот…
- Письмо? - Ковальская поспешно выхватила конверт. - От брата?.. Откуда?.. Как оно к вам попало?
- Я перепрошую, пани, - мялся Дмитро, с трудом подбирая слова. - Я там ехал… Под лесом… Случайно… Ну, когда самолёт упал… Ну, то я той, вашего брата вытянул. Он ещё живой был, и з кишени листа тягне . Я того конверта взял, а ваш брат вже не живый…
- Ну?.. И что?.. Что? - Ковальская и сама не заметила, как, сойдя на ступеньки, принялась теребить парня за рукав.
- Ну, вы меня извините, пани, я до коней, чтоб ближе подъехать… А тут литак немецкий по мени стрелять начал… Кони, пани, понесли, и что там было, я, слово чести, не помню… Сам до тямы только в поле пришёл…
- Так, так, я понимаю… - закивала Ковальская и, разорвав конверт, наскоро пробежала глазами текст.
Дмитро мгновенно насторожился, но, к его удивлению, Ковальская улыбнулась парню.
- Я вам очень благодарна…
- За что, пани? - искренне удивился Дмитро. - То вы меня извините, что я вашего брата в поле кинул… А тут ещё такое началось, вот я и подумал, что то письмо важное, может, там про маетности или ещё что…
- Какие у нас маетности… - махнула рукой и горестно вздохнула Ковальская.
- А-а-а, - удовлетворённо протянул Дмитро и, заметив, что из дверей вышел ещё и молодой стройный мужчина, поздоровался. - Добрый день, пане Ковальский.
Не отвечая, мужчина неотрывно смотрел на Дмитра, а женщина, обернувшись, радостно сообщила:
- Представляете, пане Зенек, этот человек принёс нам от брата письмо. Ну, то, что вы говорили…
- Замечательно. - Мужчина странно улыбнулся и обратился к Дмитру: - Скажите нам, кто вы? Откуда?
- С Подгайчиков я… Иванчук Дмитро… - сбивчиво ответил парень и попятился. - Пробачьте , мне ехать треба…
- Да вы хоть расскажите подробнее, как и что… - попробовала остановить его Ковальская, но Дмитро, не слушая никаких уговоров, заспешил к калитке…