Он прошелся по комнате, огляделся и, подойдя к подоконнику, смахнул рукавом собравшийся на нем тонкий слой пыли. А потом быстрым шагом направился к выходу, постаравшись пройти как можно дальше от кровати, чтобы даже случайно не зацепить простыню и не увидеть скрытого под нею лица. Он никогда не боялся мертвых: он просто хорошо помнил похороны отца, после которых ему уже не удавалось вспоминать о нем, как о живом человеке - любая мысль о Йенсе Амундсене с тех пор вызывала у него в памяти только мертвое тело в гробу. И он не хотел, чтобы с воспоминаниями о матери произошло то же самое.
Первым делом Руал написал обо всем братьям и поехал на почту, чтобы отослать им письма. Потом, посчитав, что от причитающих соседок вряд ли будет какой-нибудь толк, отправился в похоронную контору и провел там довольно много времени, договариваясь с гробовщиком обо всем необходимом - в какой-то момент он даже поймал себя на том, что торгуется, требуя организовать как можно более скромные похороны. Это его немного удивило, но он не отступил и не поддался на уговоры похоронных дел мастера "сделать все в лучшем виде". Денег на пышную церемонию у Амундсенов действительно могло не хватить, но это была не единственная причина: кроме всего прочего, Руал просто не понимал, для чего нужны все эти дорогие гробы, охапки цветов и музыка. Матери все это было уже не нужно, ей было все равно, да к тому же она и при жизни не особо любила бывать в центре внимания.
Из всех старших братьев Руала на отпевание и на похороны приехал только Леон - двое других в эти дни разъезжали по городам и странам и не смогли получить его письма вовремя. Да и Леон о ждавшем его письме из Христиании узнал случайно и едва успел вернуться домой к назначенному дню. Руал был очень рад его видеть, но говорили братья почти исключительно о делах: Леон Амундсен, уже несколько лет занимавшийся торговлей и посредничеством, с легкостью разобрался с оставшимися после матери счетами и терпеливо растолковал младшему брату, что надо оплатить в первую очередь и как вообще вести семейный бюджет дальше. Впрочем, младший Амундсен оказался сообразительным учеником и быстро понял, что от него требуется, чем несказанно удивил старшего брата.
- Я-то думал, у тебя одни льдины и белые медведи в голове! - с уважением объявил ему Леон. - А ты, оказывается, уже вырос и стал взрослым. Молодец, Руал, я тобой горжусь! Сколько тебе еще учиться?
- Уже не долго, - уклончиво ответил Руал, но Леон, слишком занятый мыслями о семейных, а также о своих собственных делах, не заметил прозвучавшей в словах брата неуверенности.
Леон уехал на следующее утро после похорон. Проводив его, Руал не стал возвращаться домой, а прямо с вокзала поехал в университет. Ему повезло - декан медицинского факультета был на месте и согласился принять молодого посетителя.
- Примите мои соболезнования, - заговорил он, жестом предлагая Амундсену сесть. - Если вы решите на время прервать учебу и в следующем году продолжить ее с теперешним вторым курсом, я не буду возражать. Вам сейчас не помешает как следует отдохнуть.
- Извините, - нетерпеливо перебил его студент, - но я пришел сообщить вам о другом. Я хочу вообще уйти из университета.
Декан ответил ему слегка удивленным взглядом, однако выражение его лица говорило о том, что он ожидал такого решения и, в целом, относится к нему с одобрением.
- Подумайте хорошенько, - попытался он все же отговорить нерадивого студента от поспешных шагов. - Вы уже проучились почти три года, и ваши успехи…
- Мои успехи более, чем посредственны, - невесело усмехнулся Руал. - Мне очень жаль, но теперь я могу сказать совершенно точно: хорошего медика из меня не получится. А плохие врачи никому не нужны, ведь верно?
- Да, безусловно… - задумчиво проговорил декан. - Но вы все-таки могли бы доучиться, чтобы хотя бы просто иметь высшее образование.
- А зачем мне образование, которым я никогда не воспользуюсь? - несколько раздраженно отозвался молодой человек. Декан нахмурился, но, сам не зная, почему, не стал делать этому нахальному юноше никаких замечаний.
- Тоже верно, - согласился он с Руалом. - Но что же вы тогда намерены делать?
- Для начала запишусь в армию - я в любом случае должен отслужить, - ответил Амундсен. - А дальше - посмотрим.
- Ну что же, - пожал плечами декан. - Я могу только приветствовать такое решение. Желаю вам успехов на службе. И вообще в любом деле, которое вы себе выберите.
- Спасибо, - Руал встал и, попрощавшись, заспешил домой. Выйдя из здания своего бывшего факультета, он даже не обернулся на его высокие стрельчатые окна и тяжелую деревянную дверь. Он знал, что покидает это заведение навсегда, но не чувствовал по этому поводу никаких эмоций: еще на середине второго года обучения он понял, что рано или поздно бросит учебу, и даже самый страшный гнев матери не помешает ему это сделать. Все случившееся лишь ускорило его уход, и он вышел из университета без малейшего сожаления или чувства вины. Мать мечтала, чтобы он закончил медицинский факультет с отличием и стал хорошим, уважаемым в городе врачом, чтобы к нему обращались в самых сложных случаях и чтобы он был способен помочь даже тем пациентам, которых другие медики признали безнадежными. А этого Руал не смог бы добиться, даже если бы доучился до конца последнего курса и получил диплом. Так зачем же терять еще три года, если он все равно не сможет воплотить желание госпожи Амундсен в жизнь? Тем более, что ей теперь не важно, будет он врачом или полярным исследователем…
Амундсен вернулся домой, прошел мимо опустевшей комнаты матери, закрылся у себя и стал перебирать сложенные на столе книги. Джон Франклин и Фритьоф Нансен. Два человека, на которых он так страстно хотел быть похожим. Один уже давно трагически погиб, другой сейчас заседает в Лондонском королевском географическом обществе и пользуется всеобщим уважением и почитанием. Такие разные, но так похожие друг на друга в главном - они оба были в Арктике и не испугались ни бесконечных льдов и снегов, ни холода, ни голодной смерти. Но при этом оба не смогли добраться до самого сердца этой огромной ледяной пустыни - до Северного полюса, до затерянного в снегах места, до сих пор ни разу не видевшего ни одного человека и вообще ни одного живого существа. Что ж, он, Руал Амундсен, теперь может повторить все то, что сделали эти два великих человека - повторить, а потом пойти еще дальше и добраться до полюса. Четыре года назад он отказался от этой мечты, уступив своему самому близкому человеку, но теперь у него появился еще один шанс попробовать добиться желаемого. И больше он уже не остановится и не пойдет на попятный, какие бы новые препятствия ни возникли на его пути.
Глава IV
Великобритания, Аутсленд, 1891 г.
Теннисный мяч летал над сеткой все быстрее и быстрее. Раскрасневшаяся Кэтрин металась по корту, с каждым разом все резче взмахивая ракеткой и разочарованно постанывая, когда второму игроку снова и снова удавалось с легкостью отбить пущенный ею мяч. Она старалась двигаться как можно проворнее, но ее светлое платье для игры в теннис, хоть и было страшно коротким и едва доставало до щиколоток, все-таки не давало девушке бегать достаточно быстро. А потому ей все время приходилось убегать с площадки и искать улетевший в траву мяч, после чего она кидалась в бой с новыми силами и опять замахивалась ракеткой, страстно надеясь, что вот этот мяч ее соперник обязательно пропустит…
- Роберт! - чуть не расплакалась она, когда он без особых усилий отбил очередную подачу, и мяч опять пролетел мимо ее ракетки. - Я больше не могу, давай отдохнем!
Молодой человек снисходительно улыбнулся, пожал плечами и удалился с корта по направлению к стоящей чуть в стороне скамейке, на которой сидели еще две девушки и женщина лет сорока пяти. Кэтрин, подобрав мяч, побежала вслед за ним. Свободного места на скамейке не было - она и так-то была рассчитана на двух человек - поэтому оба игрока в теннис просто остановились рядом с ней, улыбаясь расположившимся на ней зрительницам.
- Мама! - грустно вздохнула Кэтрин. - Старый Ворчун опять выиграл!
- Приведи себя в порядок, - строгим голосом велела ей старшая из женщин. Потом она посмотрела на молодого человека, и выражение ее лица стало более ласковым. - Кон, ты бы поддался ей хотя бы раз, что ли…
Юноша вспыхнул, но промолчал, однако весь его вид говорил о том, что сама мысль, чтобы кому-то поддаться, вызывает у него сильнейшее возмущение.
- А со мной сыграешь? - спросила его одна из сидящих на скамье молодых девушек.
- Не хочется, Этти, - покачал он головой.
- Давай я с тобой сыграю! - тут же предложила Кэтрин, рассчитывая, что со старшей сестрой у нее будет больше шансов на победу, чем с братом.
- Нет, ты сегодня уже достаточно наигралась, - возразила ее мать. - И ты слишком сильно этим увлекаешься. А Этти может поиграть с Роуз.
Третья девушка, все это время молчавшая, согласно кивнула и вместе с Этти поднялась на ноги. Роберт и Кэтрин протянули им ракетки и мяч, и две сестры степенно двинулись к корту. Младшая сестра, бросив на мать вопросительный взгляд и получив в ответ неохотный, но все же разрешающий кивок, поспешила за ними и остановилась на краю корта, чтобы лучше видеть игру. Роберт тоже стал следить за игрой, однако лицо у него при этом было такое скучающее и раздраженное, словно он делал это по обязанности или же просто потому, что больше заняться ему было нечем.
- Кон, ты чем-то расстроен? - спросила его мать. Она всегда называла старшего сына его вторым именем - Фолкон, а часто еще и сокращала его до одного единственного последнего слога.