- Ну, жена, ты сама попираешь священное достоинство мужчины! Разве ты не знаешь, что нам воспрещено обнажать главу нашего тела!
Но остроумная бабенка нашла, как ему помочь. Она ответила:
- Надень-ка коробку из-под муки!
В тот же миг она схватила круглую картонку, в которой еще оставалась мука, и, не обращая на это внимания, нахлобучила коробку прямо на "главу его тела". Его лицо тотчас покрылось пудрой. Однако он не рискнул проронить хоть слово и спокойно отнесся к необычному цилиндру, надетому на лысое вместилище его учености. Как правоверный мусульманин, он не мог обнажить свою голову и потому был счастлив, что она вновь была чем-то покрыта. Какое впечатление эта шляпа произвела на меня, умолчу. Он же, опустившись на колени, принялся рыться в старой посуде.
- Что ты там ищешь? - спросила его прекрасная половина.
- Бутылку, чтобы отлить туда ртуть для эфенди. Вот как раз одна завалялась.
Он поднялся и протянул жене бутылку. Она была так велика, что в нее уместился бы весь запас ртути и, может быть, даже осталось еще место. Жена поднесла бутылку к огню, взглянула на ее содержимое и сказала:
- Там еще есть старый лак!
- А разве это повредит?
- Очень здорово! Возьми-ка воду и отмой бутылку!
Он послушно удалился с бутылкой.
Через какое-то время, проведенное мной в беседах с ученой женщиной, он вернулся, раскрасневшись от напряжения, и в отчаянии промолвил:
- Я так и не отчистил ее. Попытайся сама!
- Ну и бестолочь ты! - сказала она. - Вы, мужчины, ничего не умеете.
Она удалилась с бутылкой. Я не проронил ни слова. Он доверительно принялся рассказывать мне случаи из своей счастливой семейной жизни, пока не вернулась жена, еще более красная, чем прежде был он.
- Эфенди! - пожаловалась она. - Бутылка заколдована. Лак не достать оттуда.
- Я знаю, как это сделать.
- Как? Неужели?
- Да. Его надо удалять оттуда не водой, а скипидаром. Вода не растворяет лак.
- Ты бы мог нам это сказать!
- О нет, это вас обидело бы.
- Почему?
- Аптекарь обязан это знать. Вообще это знает любой, кто даже и не учился химии. Если бы я сказал вам об этом, вы сочли бы мои слова за невежливость, ибо они прозвучали бы как сомнение в том, что вы изучили тысячу и одно лекарство.
- Ты прав. Ты человек учтивый и очень внимательный. Поэтому ты получишь задаром еще и лак. Я наливаю тебе ртуть. Эй муж, где весы?
- Они во дворе. Я вчера взвешивал там кролика, которого мы сегодня собирались съесть.
- Так принеси весы!
О горе! На аптекарских весах взвешивать убитого кролика! Когда он принес их, я увидел, что коромысло весов вырезано из дерева вручную. Стрелкой служил кусок проволоки, болтавшейся между зубьями вилки. Чаши представляли собой круглые деревянные коробки, закрытые крышкой. Однако привести в равновесие сей удивительный прибор оказалось делом несложным.
Итак, с помощью этих весов мне взвесили все, что я заказал, и я остался доволен ценой, которую назвала мне аптекарша; к тому же висмут был кристаллизован в виде ромбоэдров.
Прикупив себе и свинца, я покинул этот странный магазин, получив в дорогу самые теплые напутствия и пожелания.
Оттуда я направился к милой Набатии, которая уже проснулась и встретила меня с огромной радостью.
Она показала мне своего короля-чертополоха. Теперь, при свете дня, я его разглядел. Она хотела мне подарить его, но я не позволил. Конечно, я поблагодарил ее за работу и пояснил, как это важно для меня. Когда я сказал, что она спасла мне жизнь, она изумилась этим словам.
К этой отважной женщине я относился самым сердечным образом. Еще вчера мне пришла в голову мысль, как облегчить ей жизнь.
У меня были деньги, найденные у Манаха эль-Барши, Баруда эль-Амазата и тюремного смотрителя. Вообще-то мне надо было их отдать. Но кому? Властям Остромджи? Ба! Самим верховным властям? Лично у меня на это времени не было. Послать гонца? Пожалуй, он посмеялся бы надо мной втихомолку. Ведь названная троица и так сбежала. Отдать им деньги было бы чистым безумием. Так что мне не оставалось ничего лучшего, как раздарить деньги беднякам. К ним относилась и Набатия.
Конечно, я не мог ей сказать, откуда я получил деньги; это, может быть, напугало бы ее. К тому же всю сумму я не собирался ей отдавать. Я был уверен, что встречу еще немало бедняков, а даже часть этой суммы вполне защитит ее от нищеты.
Она оцепенела от радости, когда, оставшись наедине, я передал ей деньги. Она никак не хотела верить, что располагает теперь подобной суммой, которая в глазах ее была сущим богатством. Слезы катились у нее по щекам. Особенно радовало ее, что теперь она может отвести своего ребенка к нужному врачу. Я же с трудом отстранился от ее объятий и избежал благодарных излияний.
Тем временем Халеф, стоя у ворот, ждал меня с нетерпением. Завидев меня, он воскликнул:
- Наконец-то, наконец-то, сиди! Мы спешим, а ты и так здесь задерживаешься. Как у тебя дела с трюком?
- Очень хорошо. Хозяин уже проснулся?
- Все уже на ногах.
- Тогда я пойду к очагу. Надо варить и плавить.
- Я буду с тобой. Ты мне все объяснишь, чтобы я мог повторить.
- Нет, мой дорогой, с повторением ничего не получится. Тут нужны особые знания, которых у тебя нет, и даже если у кого-то они есть, то по невнимательности он легко может допустить ошибку, которая будет стоить жизни ему или еще кому-то. Поэтому я никому никогда не назову все четыре ингредиента и ни словом не обмолвлюсь о том, как их смешивать. Пусть Оско принесет мне свою форму для отливки пуль; она подходит к калибру здешних винтовок.
Наши приготовления заняли не более получаса. Листья садара были сварены в разбавленном растворе Eau de Javelle, а щелочь процежена через старую простыню. Из имевшегося металла вышло восемь пуль; они напоминали настоящие свинцовые пули. Кроме того, мы отлили несколько свинцовых пуль, слегка пометив их острием ножа. Потом, взяв винтовку Оско, я зашел за дом, никому не позволив меня провожать. Я сунул в ствол одну из ртутных пуль, направил дуло в сторону доски, лежавшей всего в полутора футах от меня, и нажал на спуск. Прогрохотал обычный выстрел, но доска осталась неповрежденной. На земле не было ни следа пули; она исчезла.
Без этой пробы было не обойтись. Теперь я знал, что беды не случится. Предательства я не боялся. Лишь Халеф, Оско и Омар были посвящены в мою тайну, а эти трое уже доказали мне, что могут хранить молчание.
Все было сделано вовремя, потому что, едва я вернулся, прибыли казий-муфтий с наибом и аяк-наибом. С ними были и другие. Когда казий-муфтий заметил меня, он подошел, отвел меня в сторону и промолвил:
- Эфенди, догадываешься, зачем я пришел?
- Решил сообщить, что стало с коджабаши?
- Нет, о нет! Мне хотелось узнать, не ты ли просил своего маленького хаджи, чтобы он дозволил выстрелить ему прямо в голову.
- Это тебя и впрямь очень волнует?
- Да, ведь это подлинное чудо. Он сегодня уже трапезничал листами Корана?
- Спроси его сам об этом!
- Лучше не буду его спрашивать, а то он может обидеться. Ты знаешь, что у него есть нож! Да и плетку он раздает щедро и ловко!
- Ну, он же бравый малыш.
- Так, скажи, спрашивал его?
- Да еще перед сном.
- Что же он ответил?
- Гм! Он, кажется, не прочь.
- Великолепно, изумительно! Когда можно начинать?
- Терпение! Не все так быстро, как хочется. У моего покровителя есть свои причуды. Вчера я тебе не все сказал. Мы все - три моих спутника и я - наделены этим даром. Мы не боимся пуль.
- Что? Ты тоже?
- Говорю как на духу.
- Так ты тоже ешь листы Корана?
- Много спрашиваешь! Такими секретами не любят делиться.
- Значит, мы можем и в тебя стрелять?
- Да, если ваша жизнь надоела вам.
- Почему? Мне пока еще не надоела.
- Тогда будь осторожен и не стреляй ни в кого из нас, пока мы тебе не позволим.
- Почему нет, эфенди?
- Если мы дадим позволение, это не принесет тебе вреда. Но если ты вздумаешь выстрелить исподтишка, пуля вернется к тебе и поразит ту часть тела, в которую ты стрелял, целясь в нас.
- Значит, если я прицелюсь в голову твоего хаджи или в твою голову, пуля попадет мне в голову?
- Верно. Хочешь попробовать?
- Нет, эфенди, благодарю! Но почему же вы устроены так, а не иначе?
- Доверься своей смекалке: все дело в наших врагах. Чтобы их покарать, нам надо не только защищаться от их пуль, но и уметь стрелять в них так же метко, как они - в нас. Это древний закон справедливого воздаяния.
- Да, око за око, зуб за зуб. Не хочется мне быть вашим врагом. Когда вы уедете отсюда?
- Ты этому, наверное, обрадуешься?
- Нет, по мне, лучше бы вы остались здесь навсегда. Но ты произвел у нас настоящий переворот.
- Что ж, к лучшему.
- Да, мы благодарны тебе за это, хотя и предпочли бы, чтобы все шло так, как заведено Аллахом.
- Разве Аллах повелел, чтобы Мубарек обманывал вас, а коджабаши освобождал ваших арестантов?
- Пожалуй, нет.
- Как дела у коджабаши?
- Он крепко увяз.
- Надеюсь, ты ничего не предпримешь, что помогло бы ему уйти от праведной кары.
- Что ты обо мне думаешь! Я верный слуга падишаха и выполняю свой долг. За это ты мог бы оказать мне услугу и замолвить словечко перед хаджи.
- Ладно, напомню ему.
- А позволишь мне привести еще людей?
- Ничего не имею против.