Голова поспешно исчезла; а поскольку я все еще отважно взирал вверх, на меня просыпались части ставня. Я был столь хладнокровен, что отскочил в сторону, лишь когда доски уже лежали на земле.
Через минуту я услышал за дверью такой шум, словно там начиналось землетрясение. Завизжали кошки, залаяла собака, повалилась посуда; кто-то вскрикнул невыразимо красивым женским голосом. Потом на дверь налетело то, что, по-видимому, было доктором. Дверь открылась, и сей ученый муж, встретив меня нижайшим поклоном, милостивейше попросил войти.
Что за образину я увидел перед собой! Этот "доктор и аптека снадобий", если бы его вздумали выставить на наше свекловичное поле, нагнал бы такой неописуемый ужас на воробьев, коноплянок, щеглов и чижей, что они улетели куда-нибудь в Марокко, чтобы никогда в жизни более не возвращаться.
Вблизи его лицо казалось еще более древним, чем прежде. Оно изобиловало складками и морщинами; здесь не найти было ни одного гладкого места. Его халат напоминал скорее рубашку, которая пусть и свисала с плеч до лодыжек, но прикрывала наготу лишь наполовину, ибо почти сплошь состояла из длиннющих дыр и прорех. На одной ноге он носил изрядно стоптанную, красную кожаную туфлю, на другой - сапог из черного войлока. Однако войлок истончился до того, что большой палец ноги бесцеремонно высовывался оттуда, озирая просторы Османской империи. Его лысина была прикрыта старым дамским ночным колпаком, надетым задом наперед из-за той спешки, с которой он помчался исцелять мой сломанный желудок.
- О господин, подойдите поближе! - промолвил он. - Взгляните-ка на эту жалкую кузницу здоровья, где заправляет всем ваш покорный слуга!
Он склонил голову почти до земли и, переставляя ноги как на ходулях, двинулся назад, пока не раздался чей-то пронзительный вопль:
- Какой же ты баран! Взял и наступил мне на мозоли!
Он испуганно подпрыгнул и отскочил в сторону. И тут я узрел нежное создание, шепнувшее эти кроткие слова.
Казалось, оно состоит лишь из лица, старой дерюги и двух голых, ужасно грязных ног. И все же эти ноги были бесконечно привлекательнее, чем лицо. Обладатель "кузницы здоровья" был настоящим Аполлоном по сравнению со своей женой. Я бы предпочел стыдливо умолчать о прелестях ее лица.
Тем временем она подошла ко мне и поклонилась так же почтительно, как и ее супруг.
- Добро пожаловать, милостивый повелитель! - приветствовала она меня. - Мы счастливы узреть красоту твоего лица. Что тебе угодно от нас? Потоки нашего повиновения да изольются на тебя водопадом.
- А ты, наверное, нимфа этого восхитительного водопада? - промолвил я весьма вежливо, ответствовав ей столь же учтивым поклоном.
Она же, несколько раз клацнув челюстями, кивнула своему муженьку и, умоляюще воздев правую руку, стукнула его указательным пальцем по лбу и упрекнула:
- Смотри, он называет меня красивой! Его вкус куда лучше твоего!
Обратившись ко мне, она заговорила самым благосклонным тоном; голос ее звучал очень любезно:
- Уста твои умеют изрекать приятное, а твои очи узревают достоинства твоих ближних. Этого мне и следовало от тебя ожидать.
- Как? Ты меня знаешь?
- Очень хорошо. Внизу, у источника здоровья, ты разговорился с Нахудой, моей славной наперсницей, и с Набатией, что приносит нам травы. Они-то и рассказали нам о тебе. Потом мы видели тебя у баши. Мир полнится хвалами тебе, а сердце мое источает тебе хвалебные оды. Мы плачем горькими слезами, скорбя, что болезнь привела тебя к нам. Но мы переберем тысячу и одно лекарство и найдем, как избавить тебя от страданий. Никто еще не уходил от нас, не добившись помощи и избавления. Посему ты можешь спокойно довериться нам.
Ее слова звучали уж очень обнадеживающе. Да и сама она выглядела так, будто не только перебрала тысячу и одно лекарство, но еще и проглотила все их, а теперь испытывает на себе их действие. Этим людям я бы не доверился, если бы заболел! Поэтому я ответил:
- Прости, о светоч целебных дел, что не пытаюсь тебя утруждать. Я - хаким-баша, верховный лекарь моей страны, и горести тела моего мне знакомы. Оно нуждается совсем в иных снадобьях, нежели тела жителей здешней страны. И я пришел лишь за тем, чтобы взять снадобье, что излечит меня.
- Жаль, очень жаль! - воскликнула она. - Мы бы изучили рану твоего желудка и доподлинно точно измерили ее. Краешек твоего тюрбана мы помазали бы нашим снадобьем. Если бы ты надел его, рана затянулась бы в считанные часы.
- Может быть, ваше лекарство то же, что у меня, ведь мое действует так же быстро. И все же позволь мне приготовить его самому.
- Твоя воля - наша воля. Пройди в палату волшебных снадобий и выбери себе все, что душа твоя пожелает.
Она открыла дверь и пошла впереди меня. Я следовал за ней, а позади ковылял на своих ходулях хозяин этой аптеки и повелитель сей "нимфы водопада".
Увиденное вскоре преисполнило меня тем странным чувством, которое вульгарно зовут "жутью".
Я очутился в комнате, которая походила скорее на гусятник, чем на аптеку. Тут же я ударился о что-то головой. Под ногами расстилалась матушка сырая земля. Стены были сбиты из неошкуренного горбыля. На гвоздях, один за другим, рядами висели холщовые мешочки. Посреди потолка болтался шнур, к которому был подвешен огромный наконечник для клизмы. На одной из досок лежали несколько ножниц странного вида, старые банки, тазик для бритья и зубные щипцы с толстенными щечками. На полу лежала всякого рода посуда, целая и разбитая; повсюду царил неописуемый запах.
- Вот! - сказала она. - Это наша патентованная кухня. А теперь скажи нам, из каких снадобий составить твою желудочную мазь.
Аптекарь напирал на меня, напряженно заглядывая в лицо. Казалось, он рад был узнать мой рецепт.
- Есть у тебя в одном из мешочков садар? - спросил я.
- Садар тут, - ответила красотка.
- Садар? - удивился ее муж. - Наука называет его лотосом.
Сей практикующий врач и хаким хотел показать мне, что знает латинское название растения. А поскольку оно устарело, я возразил:
- На самом деле наука зовет его Celtis australis.
Разинув рот, он изумленно посмотрел на меня и спросил:
- Разве есть две разных науки?
- О, их более сотни.
- Аллах! Я знаю только одну. Сколько ты хочешь взять садара, о повелитель?
- Полную горсть.
- Прекрасно! Я насыплю тебе в пакет. Что ты еще хочешь, повелитель?
На полу лежала бумага - я готов был поспорить на пятьдесят пиастров, что ее подобрали на улице. Он поднял ее, свернул в кулек, лизнул краешек, чтобы бумага склеилась, и сунул туда пригоршню Celtis australis. Поскольку я намеревался использовать его как наружное средство, я не протестовал против столь фамильярных манер аптекаря.
- Есть ли у тебя щелочь? - спросил я.
Он удивленно поглядел на меня, хотя я употребил известное арабское слово. Его рот вытянулся в самодовольной улыбке, и он осведомился:
- О какой из них ты говоришь?
- Мне все равно.
- О повелитель, я знаю, что твоя родина лежит на западе. У меня есть очень хорошая щелочь, привезенная оттуда, и если тебе угодно, ты ее получишь.
- Как ты ее называешь?
- Шавел сую.
- Покажи мне ее!
Он принес мне флакончик, на котором, как я и предполагал, можно было прочесть: "Eau de Javelle, fabrique de Charles Gautier, Paris".
- Как ты достаешь эту щелочь? - спросил я его.
- Я купил несколько флакончиков у торговца, гостившего у меня. Он прибыл из столицы Франсы, которая зовется Прагой.
- Ты ошибаешься. Прага - столица Богемии, а столица Франсы - Париж.
- Эфенди, ты знаешь все?
Его супруга мигом встряла в наш разговор:
- Молчи! Я давно это знала. Ты дурак, а не врач и аптекарь! Что вам еще угодно, повелитель?
- Есть у тебя ртуть?
- Да. Мы наливаем ее в барометр и термометр, когда изготавливаем их.
- Как? Вы мастерите их сами?
- Да. Ты нам не веришь?
- Охотно верю! Когда человек знает столько лекарств, он знает все!
- Ну разве не так? Ты, я вижу, умный и образованный человек. Сейчас мы получили партию из Салоник. А когда у нас не было ртути, мы заливали в трубки козье молоко. Оно такое же белое и показывает погоду точнее, чем ртуть.
- Ты серьезно это говоришь?
- Конечно. А ты разве этого не знал?
- Нет, моя почтенная.
- Вот видишь, мы здесь умнее, чем в западных странах. Козы точно знают, что за погода на дворе. Если собирается дождь, они мчатся прямо в загон. Так что молоко - полезная вещь.
- Ты женщина умная. Это сразу видно.
- Так сколько же тебе ртути, повелитель?
- Примерно полкило. Есть у тебя столько?
- Побольше есть.
- Погоди немного. Я хочу лишь глянуть, есть ли у тебя еще одно вещество, что мне нужно.
- Какое же это?
- Висмут. Это, конечно, редкий металл. Есть ли он у тебя?
- Да. Мы готовим из него чудный белый грим.
- Хорошо. Тогда дай мне его.
- Ртуть налить тебе тоже в пакет?
- О нет! Ртуть сразу же улетучится.
- Ах, конечно! Это как любовь мужчин. Она тотчас пройдет, если, если…
- Если ее насыпать в такой же кулек?
- Да, только кулек - это сердце. И он не удержит вашу любовь. Ох, любовь, любовь! Сколько бедных женщин ты сделала несчастными.
Она гневно глянула на мужа, сорвала с него колпак, водрузила себе на голову и прошипела:
- Эх ты, как ты можешь наряжаться в мои украшения! Хочешь осквернить свою жену?
Он быстро прикрыл свою лысину руками и воскликнул: