Ковалёв. Не знаю. Хватал все, что попадалось под руку. (Громко.) Юра!
Наташа. Он ушел куда-то.
Ковалёв. Мать встречать. Как это я его не увидел? Вы не обратили внимания, он плащ надел? Там довольно прохладно… В очереди за огурцами рассказали историю: вроде бы один инвалид убил женщину курицей. (Пауза.) Ждали они кур. Сначала живыми стояли, потом, на ночь, мертвыми, потом опять живыми. Наконец до нее дошла очередь, и подвернулся инвалид. Она в сердцах ляпнула что-то, а он ее мороженой курицей по виску… Кто за все это ответит, Наташенька?
Молчание.
Да-а! Самое-то главное я не рассказываю! Мы здесь в районе ничего не знаем, а в области все время что-то происходит. Говорят, голос нашли и арестовали!
Наташа(отстраненно). Какой голос?
Ковалёв. Человеческий голос. Там за железнодорожным вокзалом все еще собираются толпы людей.
Наташа. А да, мне рассказывали…
Ковалёв. Но что поразительно! Он ведь никого не ругал, ничего такого запретного не говорил. Просто возникал и разговаривал иногда, читал отрывки из наших же газет. Милиция с ног сбилась, все этот голос искали! Никто не может понять, как он появлялся, откуда звучал голос. Я в очереди встретил знакомого, он своими глазами видел, как люди стоят и ждут. Ждут! Очень много молодежи, все на каком-то подъеме. Говорит, вокруг на улицах была паника, говорит, соли нет в магазинах, мыло всё раскупили… несколько юродивых там, конечно… их отгоняют…
Наташа(смотрит в сумках). Это что?
Ковалёв. Вот это? Дайте-ка я очки надену. Так… Это хлорофос.
Наташа. Вы своих гостей морить собираетесь?
Ковалёв. У нас клопы, дева моя, клопы. У вас их нет?
Наташа. В моей комнате, слава богу, нет.
Ковалёв. Я вас поздравляю, дева вы моя прекрасная.
Наташа. Владимир Викторович, я же просила вас, не зовите меня так. Какая я вам "дева"? Вчера приезжала областная комиссия, я показывала территорию, а вы мне: дева! Я чуть со стыда не сгорела.
Ковалёв. Областная комиссия? Я думал, к вам прислали новых инвалидов. А я-то гадал: что у них, у бедных, не так? И видят, и слышат… Я ведь решил, что у них что-то с головой. Один особенно хорошо зевал, с таким искусством!
Наташа. При моем контингенте тоже не надо. Паша уже начал: дева Наталья Петровна! Они все улавливают не хуже нас с вами.
Ковалёв. Сказали бы комиссии, что я тоже контингент.
Наташа. Они так и подумали. Масло растительное где?
Ковалёв. А где подсолнечник, спросите сначала. Где многие культуры и злаки, произраставшие на русской земле? На-та-а-лья Петровна! Что, что это за тетка такая! Я никогда не буду вас так величать. Конечно, вы большой начальник, а я всего лишь библиотекарь. У меня в подчинении только один человек, и тот – мой внук. У вас, понимаете ли, "специализированное предприятие", "артель картонажных изделий"! Слова-то какие! Бросает в дрожь. Хочется немедленно занять место в строю.
Наташа. Иногда я смотрю на вас…
Ковалёв.…и думаю: не посадить ли его коробочки клеить?
Молчание.
Клеил, дева моя, клеил, и деревья валил. А вы думаете, где я библиотечному делу научился?.. В университете-то я изучал древние языки… Нет, вы – дева, юная, чистая дева! Ну улыбнитесь хотя бы раз!.. Оставьте эти проклятые сумки! Дайте посмотреть на вас. Двести шестьдесят седьмой заслужил: притащил столько провизии. Как я люблю, когда вы поднимаете волосы по-старинному, открываете лоб.
Наташа. Время идет, у меня ничего не готово. Чем вы будете своих гостей кормить?
Ковалёв. Что это, и бусы у вас новые? Слова-то какие попадаются сегодня – бусы! Наташа, Натали, сядьте, дружочек.
Наташа. Только, ради бога, без "Натали"!
Ковалёв. Ну хорошо, хорошо. Я хотел вас спросить кое о чем.
Наташа. Вы как будто меня не слышите! Готовить пора.
Ковалёв. С Юрочкой общались?
Наташа. Водку все-таки купили!
Ковалёв. Наташа, я не буду скрывать от вас: на коньяк у меня не хватило денег. Конечно, коньяк приличнее, но мы не можем позволить себе…
Наташа. Не надо было вообще ничего.
Ковалёв. Ну как это, как это! Приедут двое мужчин, – вы думаете, о чем говорите? Сегодня вы познакомитесь с Юриным братом.
Наташа. Мы знакомы.
Ковалёв. Ах да! Ну конечно! Валера же приезжал сюда уже при вас. Голова моя в сквозняке, уши надо заложить, все выдувает. Это Юрочка пришел ко мне в детстве с пальчиками в ушах и говорит: "Дедушка, ты мне сказал, что у меня в голове сквозняк, так я дырочки заложил". Такой был живой мальчишка!.. Ну, и как он вам?
Наташа. Кто?
Ковалёв. Валера. Единоутробные братья – а просто ничего общего, как будто и матери у них разные. А второй мужчина знаете кто? Юрочка вам не рассказывал?
Наташа. Я не спрашивала.
Ковалёв. Это наш новенький отчим. Он появился совсем недавно, мы его еще не видели. Сегодня нам его показывают… Юра редко видел мать… Но я не об этом хотел… Наташенька, когда вы приехали сюда, вы озарили Юрину жизнь, не осталось следа от его спокойствия, опять появилась бессонница, эти его страшные головокружения… (Смеется.) Читать стал меньше, поглупел… А какие беседы он проводит у вас в артели! Я тоже слушаю.
Наташа. Вы ему передайте: не надо обо всем с ними говорить.
Ковалёв. Почему?
Наташа. Люди они отсталые.
Ковалёв. А мне кажется, они все понимают. Наташа, скажите откровенно… Как бы это выразиться точнее… Юрочка кажется вам неудачником? В тридцать пять лет выдает книги!.. Его мать оставила моего сына: когда Юрочке был год, у нее появилась новая семья. Сын рано умер, Юру растили мы с женой… Вы, наверное, знаете, Наташа, что Юра был осужден?
Наташа. Да, знаю.
Ковалёв. Ужасно! Первый раз – совсем молодым человеком, еще в Ленинграде. Его посадили в больницу, хотя он был совершенно здоров! И за что? Молодые люди надумали издавать журнал, студенты, – вот, собственно, и все. Юра собрал стихи, рассказы и написал предисловие. Ему и пришлось отвечать. Никто не вступился за него. Столько профессоров в университете, доцентов – никто! Все молчали. Из университета, с последнего курса, – в сумасшедший дом! За что?.. А потом снова… колония… У него жуткая судьба! Он немногого добился в жизни. Брат Валера уже дважды был женат, обе спортсменки – альпинистка и слаломистка… Никак не могу понять, зачем он приезжал. Пил, ругался страшным матом – хорош был!.. Удачлив: на два года моложе Юры, а какая сделана карьера!.. (Пауза.) Вы же знаете, Наташа, их мать – диктор областного телевидения. Быть сыном такой известной женщины тоже ведь нелегко. Юра каждый день смотрит на нее, слушает, как она читает вести с полей, но они, можно сказать, не встречаются… Что все-таки Валера тут делал месяц назад?.. Приехал вдруг на рыбалку с товарищем…
Наташа. И что?
Ковалёв. Может быть, это и хорошо. Товарищ очень мне понравился. Умный, непьющий. Но Валера… Не знаю… Помните, сколько он выпил тогда? А вы говорите, не надо спиртного!.. Ничего, Юрочку реабилитируют, он займет мое место, будет вместо меня заведовать библиотекой, станет начальником. Тогда он вам понравится.
Наташа(с трудом). А вы куда собираетесь?
Ковалёв. Как куда! Наташенька, если бы не Юрочка, я бы давно уже прорастал каким-нибудь цветом. Только с годами, дева моя, начинаешь понимать, как хороша жизнь. Сколько грязи, ужаса в ней, а все равно – такой вот день, такой вот полдень и вы!..
Молчание. Видно, что Ковалёв решился на разговор.
Неужели Юра не пробовал поговорить с вами?
Наташа. Мы все время разговариваем: я говорю, он молчит.
Ковалёв. Он вам совсем не нравится?
Молчание.
Я вас мучаю.
Наташа. Ничего, я привыкла. Пойду попробую приготовить из того, что вы купили.
Ковалёв. Подождите. Я давно собирался начать этот разговор. Он ведь сам вам ничего не скажет. Я знал, что мне придется признаваться за него. (Пауза.) У меня так заколотилось сердце!
Наташа. Владимир Викторович, не надо.
Ковалёв. Просто я волнуюсь. Я тоже ведь к вам привязался. Я хочу сказать: если вы… если Юра… тогда я смогу спокойно умереть: Юрочка один не останется. Ему нельзя одному. Он плохо приспособлен. Я, кажется, не то совсем говорю… Вы же видите, он к вам неравнодушен. Вы женщина, вы, конечно, давно это заметили. Простите меня, старого дурака. Я знаю Юру: он никогда не скажет того, что чувствует. Он сейчас на таком подъеме. Он счастлив. Я знал, что он когда-нибудь полюбит. Я боялся, что ему встретится недалекая женщина. Вы добрая, чуткая…
Наташа. Это я-то добрая?