- Да чего уж там, - махнул рукой Тимофей. - Дело-то давнее. Но вот оказалось, что у батьки-то какие-то дела были с купцами аглицкими, что из Архангельска в Москву товары везли. И вроде бы давал он им деньги, чтобы сукно ему в лавку привезли. А англичанин тот, кому батька деньги отдал, то ли заболел, то ли помер. Сукно он нам не привез, а деньги, стало быть, пропали…
- Может, еще по одной? - предложила зарозовевшая Людмила, ласково поглядывая на мужиков.
- А что - баба, а дело говорит, - крякнул обрадовавшийся Шпилькин, не понимающий: при чем тут Демид Акундинов да аглицкое сукно?
Выпив, Тимофей продолжил рассказ:
- Так вот, передал мне человек один из гостиной сотни, что у англичанина-то сын остался. Раньше-то совсем малой был. А вырос, записи отцовы посмотрел - и хочет он со мной рассчитаться. Либо - сукном, либо - ефимками.
- Ишь ты, - поразилась Людка, - как в быличке какой…
- Ну при чем тут быличка-то? - рассудительно заметил муж. - Просто в Англии-то народ честный живет, а не то что наши воры. Наши-то купчины за отцовы-то долги хрен с редькой рассчитались бы…
- Ну, не скажи, - возмутилась супруга. - Помню, как тятенька мой за потраву, что его отец помещику Алексееву нанес, пять годов платил.
- Ну, так то помещику. Попробовал бы не платить, так и сам и дети его холопами бы стали! - засмеялся Василий.
- Чего это холопами? - завелась слегка пьяненькая Людка. - Мы всю жизнь посадскими были. У батьки-то моего своя катавальня была. Да в наших валенках вся Вологда ходила!
Тимофей, терпеливо выждав, пока супруги не закончат спор, вернулся к повествованию:
- Стало быть, англичанин не сегодня завтра на Москве будет да ко мне придет. И хочу я его попросить, чтобы он не долг мне вернул, а в дело взял. Долг-то мне чего теперь? Я уж думать-то про него забыл.
- А что - дельно! - одобрил Василий. - Очень даже дельно. Только сколько сукна-то он батьке задолжал? А вдруг для дела-то не хватит?
- Скорее всего, не хватит, - согласился Тимофей. - А сколь долг велик, так и не знаю. Хорошо, если рублей двадцать. А коли рупь-два? У меня тут такая мысля… Англичанину тому, чтобы в Москве-то торговать, амбар какой али склад для товаров нужен. А зачем ему у кого-то чужого брать, если у меня и дом большой, да сараи имеются?
- Ну, Тимофей, ну, голова, - восхитился Василий, опять берясь за бутылку и собираясь налить гостю.
- Не, мне хватит, - твердо сказал Акундинов, прикрывая стакан ладонью. - Вы мне лучше вот что скажите… - замялся он. - А не можете ли ожерелье на день-другой одолжить?
При этих словах супруги притихли. Тимоха Акундинов, конечно, лучший друг и земляк, но!.. Жемчужное ожерелье, доставшееся Шпилькину от дедов-прадедов, стоило больших денег…
- А зачем оно тебе? - удивленно спросила Людмила.
- Хочу англичанину этому пыль в глаза напустить, - улыбнулся Тимоха. - Пусть он, чудак заморский, думает, что я человек небедный, а стало быть, за маленькие-то деньги с ним в долю не пойду. А так посмотрит он на ожерелье да подумает - купец-то богатый! А после, глядишь, и согласится в долю-то меня взять. А там, - сделал Акундинов многозначительную паузу, - глядишь, и ваш сарай для дела пригодится…
- Да у меня ведь еще и повить пустая, - задумался Шпилькин, - сена-то там нет - скотину мы не держим. Почитай, еще один готовый склад!
- Ежели что, так мы и летнюю избу можем освободить, - горячо поддержала Людмила.
- Ну, только это ведь еще все вилами на воде писано! - слегка осадил Тимофей друзей. - Нужно еще этого иноземца-то уговорить…
- Стало быть, нужно уговорить… - согласился Васька. - Людка, ты как думаешь?
- А что, - загорелась и Людка. - Лишняя копейка на дороге-то не валяется. Глядишь, и мы в люди выйдем. Не все же на голое жалованье-то жить. Подарки-то, что носят, - слезки одни. Детям на портки да мне на ленты…
Людмила сорвалась с места и убежала в светелку. Там, порывшись в каких-то тайничках (мало ли вор какой, от которого и замки не уберегут!), принесла завернутое в шелковый платок ожерелье.
- Так вот вместе с платком и бери, - подала баба драгоценность. - Токмо смотри, - полушутя-полусерьезно напутствовала она, - не вздумай потерять! Глаза выцапаю!
- Ну, скажешь тоже, - обиженно отозвался Тимофей, засовывая жемчуга за пазуху и поднимаясь с места.
- На посошок? - предложил слегка охмелевший хозяин.
- Ну ты чего! - даже возмутился гость. - Куда же я пьяный да с этаким богатством?
- Это правильно, - похвалил его Васька, наливая себе и супруге. - Ну а мы тогда выпьем тут еще за почин!
…Найти в Москве покупателя на жемчужное ожерелье большого труда не составляло. Гораздо труднее было уговорить купца дать нужную сумму. Хотя жемчуга и стоили все сто рублев, но давать их никто не спешил. Купцы, как сговорившись, предлагали кто семьдесят пять, а кто восемьдесят талеров. А в залог так и вообще давали только пятьдесят ефимков. Подумав, Акундинов решил-таки продать Васькино ожерелье за восемьдесят талеров!
- Один хрен! - махнул рукой Тимоха. - Где я потом найду пятьдесят ефимков, чтобы ожерелье-то выкупить?
Конечно, обманутых земляков было жаль. Но ведь себя-то еще жальче!
Получив восемьдесят ефимков, Акундинов пошел на Денежный двор. Свернув с широкой Фроловской улицы на Лубянку, а там в сырой Лучников переулок, подошел к длинной караульной будке, перекрывавшей вход. Двое скучавших стрельцов встретили его спокойно. Чай, уже привыкли, что мимо них туда-сюда несли серебро.
- Чего несешь? - поинтересовался один. - Ефимки али лом?
- Ефимки, - сказал Тимофей, показав мешок. - Вот копеечки надобны.
- Ну, проходи, - зевнул первый стрелец, а второй постучал древком бердыша в низенькую дверцу, ведущую не во двор, а куда-то вбок: - Елферий, открывай…
Дверца открылась, и Тимоху впустили в низенькую каморку, где был стол, покрытый сукном, да безмен, висевший на стене. Елферий - низенький мужик, похожий на хорька, кивнул на стол:
- Высыпай. Считать будем, - недовольно сказал он.
- А считать-то зачем? - удивился Тимофей, но спорить не стал, а вывалил все добро на стол.
- Для того, чтобы знать, - объяснил приказной, вытаскивая из-под стола сундучок, окованный железными полосами. Достав из него лист бумаги, перо и медную чернильницу с крышечкой, добавил: - Лучше бы ты лом серебряный нес. Лом-то серебряный - р-раз, и взвесили. А ефимки-то считать придется.
Когда пересчитали, подьячий (или кто он там?) записал общий итог на бумажку и сказал:
- Ступай теперь прямо до самого колодца. Как дойдешь, то свернешь направо. Там казенные избы да палаты стоят. И дьяк там с Денежного двора сидит али подьячий. Найдешь кого да и обскажешь, что к чему, а он и распорядится. А там либо прямо при тебе все сделают, али готовыми копеечками дадут.
Войдя в огромный двор, покрытый драночной крышей на столбах, Тимофей с недоумением закрутил головой - а куда тут дальше-то идти? Где тут прямо-то? Если прямо идти, то стоят навесы, под которыми сидят и стучат молотками хмурые мужики. Присмотревшись, Акундинов понял: "Мать честная, так они же из проволоки копейки чеканят!" И никакого уважения ни к серебру, ни к тем маленьким чешуйкам, за которые на большой дороге могут и кишки выпустить! Хотя, как заметил наблюдательный глаз старшего подьячего, копеечки мастера стряхивают не куда попало, а в кожаные мешочки, которые после их заполнения забирают чисто одетые мужики и куда-то уносят.
Углядев просвет между навесами, Тимофей понял, что это и есть путь к приказным избам, и пошел, едва ли не задевая локтями столбы. Где-то почти на середине его остановила чья-то рука.
- Слышь, мужик, - раздался негромкий шепот. - Постой…
Акундинов невольно сбавил шаг, а потом и вовсе остановился. Да и как не остановиться, если тебя ухватили прямо за полу кафтана?! Из-за столба, подпиравшего кровлю, вылез тороватый мужичонка в прожженных штанах и кожаном фартуке на голое тело:
- Сколько несешь-то? - спросил мужик.
На дьяка мужик явно не походил, и поэтому, смерив незнакомца взглядом, Тимоха буркнул:
- Сколько надо, столько и несу.
- Давай по пять процентов с рубля, но… - поднял многозначительно палец мужик. - Без записи и мимо боярина…
- Это как? - заинтересовался Тимофей, который обычно видел копеечки только в готовом виде, когда получал свое жалованье у казначея. Что значили проценты с рубля, он не особо-то понимал.
- Да просто, - объяснил мужик. - У тебя сколько талеров-то с собой?
- Восемьдесят штук.
- Ну вот. Только давай-ка с дороги сойдем, - предложил мужик, увлекая его в сторону за собой.
Прошли подальше и встали около каких-то барабанов, которые крутили две лошади. Мастеровой продолжил:
- Так, если у тебя восемьдесят талеров, и из каждого, считай, выйдет по шестьдесят четыре копейки, сколько всего-то выйдет?