- Стой! - рыкнул Чистой, а когда тот встал как вкопанный, строго заметил: - Судочки-то небось грязью да паутиной поросли? Так ты, лодырь, их так в харчевню-то и понесешь… А там - кто же их мыть будет? Так ведь и плюхнут прямо в грязное! Нет уж, всю посуду намоешь да золой надраишь, а опосля мне покажешь. Понял?
- У-гу-у, - радостно завыл лодырь, срываясь с места.
- От дурень, - беззлобно сказал дьяк вслед Котошихину.
А когда Гринька гордо предъявил начищенные до блеска медные судки, Назарий Петрович остался доволен и вроде бы его простил.
- На-ко, - протянул дьяк копеечку. - Возьмешь сегодня щи да каши на троих, а потом скажешь Ерофею Ивановичу да Унковскому Ваське, чтобы на обед ко мне шли.
…Приглашенные к столу понимали, что дьяк их зовет не на особливый пир, а потому, что есть срочное дело. Дьяк Посольского приказа Ерофей Иванов, коего все, кроме начальника, звали Алмазом, послал домой татарчонка предупредить жену, чтобы обедать не ждала и послала бы чего-нибудь к столу. Ну а та и расстаралась рыбными пирогами да кашей с черносливом (день-то постный). Унковский, старший подьячий, был вдовцом и потому приволок к столу копченого леща и квас.
Помолившись, все трое принялись за постные щи, принесенные Гринькой.
- Поварню бы завести? Что мы все - по харчевням да по трактирам, прямо как стрельцы холостые, - задумчиво сказал думный дьяк, отодвигая пустую миску.
- Неплохо бы, - согласился Унковский, а Ерофей-Алмаз, которому было все равно, промолчал.
От каши с черносливом дьяк решил отказаться, зато пирога с осетром отведал с удовольствием.
- Мастерица супруга-то у тебя! - похвалил Чистой, на что Иванов горделиво кивнул.
- Только ежели поварню-то заводить, так ведь и место под нее нужно, - отметил Унковский, обдирая леща. - Это ж тогда пристройку надобно делать…
- И - повара брать и мужиков кухонных, - согласился начальник приказа, запивая обед квасом.
- А для Васьки - повариху погрудастей! - хохотнул Алмаз Иванович.
- По мне, так лучше позадастей! - не стал спорить Унковский, вдовствовавший уже второй год.
- Ну, приказной люд, ерунды не болтать! - с нарочитой строгостью насупился дьяк. - День-то не скоромный, а вы…
Подчиненные притворно притихли, а Назарий Петрович продолжил рассуждать о поварне:
- Ну, надо бы все обдумать да обсчитать, а там уж и решать - челобитную государю подавать или нет. Даст боярин Морозов денег - тогда можно. Ну а ежели не даст? Ну да ладно, - заключил он, - поварня от нас не уйдет. Жили мы как-то без нее и еще проживем…
- Дело, стало быть, спешное есть, - вздохнул Алмаз Иванович.
- Ну, может, не столько спешное, сколько важное, - кивнул Чистой, вытирая руки рушником. - Помолимся да поговорим…
Поблагодарив Господа за трапезу крикнули Гришку, чтобы тот убрал со стола. А после того, как Котошихин сгреб всю посуду и протер столешницу, посольские чины принялись за дело. Бумаги, присланные из Константинополя-Стамбула, читались вслух самим дьяком, а потом перечитывались наособицу.
- Не густо примет-то Телепнев накопал, не густо… - вздохнул Назарий Петрович. - Лет, может, под тридцать, а может, чуть поболе… Волос черен, лицо продолговатое… Хм. Нет бы шрамы какие там на теле… Или пятна там, родинки. Как искать-то будем?
Алмаз Иванович читал грамотки более вдумчиво, посему первым нашел кое-какую зацепочку:
- А вот, Назарий Петрович, пишет Телепнев, что переводчик при посольстве, Зульфикар-ага, сказал, что сей самозванец по-турецки говорит чисто, но так, будто татарский язык вначале учил… И вот, еще… Хвастал оный самозванец, что в Польше бывал и язык польский разумеет, впрочем, обронил еще в беседе, что Москву тоже хорошо знает.
- Ну и что? - пожал плечами Чистой. - Ну, знает… И что с того, что знает-то? Чем нам это помочь-то сможет?
- Так подумать нужно, чем… - задумался Иванов. - Может, прикинуть, кто у нас такой умный-то может быть? Кто ж он таков-то - Иоанн Васильевич Каразейский-Шуйский?
- Ну так где тут зацепочка-то? - хмуро сказал начальник приказа. - Ну, то, что не Шуйский, - понятно. А Иван? Иванов-то у нас пруд пруди. А может, имя-то совсем другое… Из княжат или из детей боярских? Ну, из этих-то - вряд ли… Телепнев бы узнал.
- Может, из купцов? - предположил Унковский. - Купцы-то могут и языки хорошо знать. Как считаешь, Алмаз Иванович?
- Может, - согласился приказной дьяк Иванов, который и сам был из московских гостинодворцев. - Только что-то не припомню такого…
Алмаз Иванов задумался, но, не упомнив, кто из знакомцев мог бы подойти под описание вора, покачал головой.
- Может, из приказных? - предположил Унковский.
- Из приказных? - недоверчиво спросил Назарий Петрович. - Много ли приказных, чтобы по-татарски, по-турецки да по-польски говорить умели? Ну, по-татарски, положим, - принялся рассуждать думный дьяк, - многие знают да понимают. А по-польски? Тоже есть такие. А так, чтобы сразу да три языка? Наш ежели приказ взять, так и то - не более пяти-шести человек наберем. Грамотный да иноземную речь знающий? Вот я таких за двадцать лет службы не упомню.
- А Костка Конюхов? - вспомнил вдруг Алмаз Иванович. - Умнейшей головы мужик был, хоть и пьяница. Все грамотки, хоть русские, хоть иноземные, читал как Псалтырь. Пропал он, не то три, не то четыре года назад.
- Да нет, - покачал головой Чистой. - Не Костка это. Тому, сколько помню, и лет-то уже к полcта, да и приметы другие. Длинный он, сутулый, да и волос не черный. Он, помнится, весь уж седой был. Вроде бы спился да помер. А так… светла головушка была! Васята, а ты что скажешь?
- А что сказать? - спросил Унковский, которому было не впервой работать "гончим псом" Посольского приказа. - Среди беглых приказных надо искать. Сейчас возьму молодших подьячих да по приказам разошлю. Поспрошают, списки составят - всех, кто без вести пропал али в бега подался. Потом приметы их сверять будем… А вот Алмазу Ивановичу - в Разбойный бы приказ сходить. Пусть приказные тамошние посмотрят - нет ли у них кого похожих людей в розыске, с такими вот приметами. Мне-то могут и не сказать… Ну, чует мой нос, что что-нибудь там да должно быть - такое… такое… любопытственное. Может, где-нибудь да и всплывет рыбка-то наша…
* * *
- Ну, нашли чего? - с надеждой посмотрел Чистой на вошедших в палату дьяка Иванова и старшего подьячего Унковского.
- Вроде бы… - неопределенно ответствовал Унковский, вытаскивая из-за пазухи несколько грамоток.
- Ну садитесь да толком разъясните, - осерчал дьяк. - Почитай, цельную неделю по приказам лазили, так не тяните кота за хвост! Меня же нонеча боярин грозился к царю отвести, чтобы о деле потолковать…
- Алмаз Иванович, ты начнешь али я? - почтительно спросил Унковский.
- Ну, давай я вначале скажу, а ты - продолжишь, - предложил Иванов. - Пришел, значит, я в приказ Разбойный да попросил, чтобы рассказали - не было ли каких-нибудь с приказными происшествий? Может, пропадал кто, может - убили. Вначале-то они поворчали: мол, таких случаев в Москве - пруд пруди. Ну где ж им всех приказных упомнить? Каждый год бегут, кто - в Литву, кто - на Дон да на Запорожье. А уж мертвыми-то кажий месяц одного-другого находят. А я им тут приметы-то и обсказал… Старшой подьячий сразу тут вспомнил, что был у них мужик с такими приметами. Только вроде погиб мужик-то - года три назад пожар на Тверской случился. Может, помнишь, Назар Петрович?
- Ну, где же мне все пожары-то на Москве упомнить? - буркнул было дьяк, но тут же спохватился: - Постой-постой… Это не тот ли пожар, когда дом шведского посланника едва не сгорел? Еле-еле отстояли. Ну и что же?
- А вот что! Разбойный приказ, когда сыск по пожару чинил, обнаружил, что начался-то он с дома Тимошки Акундинова. Уголья да бревна горелые разобрали да там труп нашли. Он хотя и горелый весь, но видно, что бабий. Соседи по одеже да жуковиньям опознали, что труп тот супружницы Тимошкиной, Таньки. Ну, а Тимошкина-то тела нигде не нашли. А в доме, окромя Акундиновых, жил еще Костка Конюхов. Так вот, Конюхов-то тоже куда-то делся. Смекаешь, господин дьяк?
- Конюхов? - заинтересовался думный дьяк, припоминая, что разговор о Костке Конюхове и его знании иноземных языков у них уже был. - Хм… А Тимошка, что это за гусь?
- Мужик, говорят, грамотный, родом из Вологды, стрелецкий сын. Отец его, Демид Акундинов, во дворе у владыки Вологодского и Великопермского жил. Ну а за сына Демидова владыка свою внучку, что крестницей у боярина Ивана Патрикеева была, замуж отдал. Приданое хорошее дал да и самого Тимоху к Патрикееву в службу отдал. Патрикеев, до того как в Новую четверть сесть да боярином стать, в Вологде, при воеводе Лыкове служил. Ну а сам князь Лыков Тимоху грамоте-то и обучал.
- Лыков, Лыков… - задумался Чистой. - Если тот, что в Вологде, в воеводах был - так его князь Михайло звали. А князь Михайло, помнится, греческий да латынь хорошо знал! И ежели он Акундинова грамоте обучал, то мог и языкам иноземным научить. Как мыслишь?
Цепкая память да прежний опыт помогали Чистому держать в уме сказки едва ли не на всех служилых людей Российского царства.