- А я об этом и не знал, - уважительно посмотрел Алмаз Иванович на начальника. - У тебя, Назарий Петрович, не голова, а дума Боярская! А я-то решил, что это Конюхов мог его татарскому да польскому обучить!
- Так ведь одно другому не мешает! - хмыкнул польщенный дьяк. - Он ведь мог и у Лыкова поучиться да и у Конюхова чего-нибудь перенять. Парень-то, сам сказывал, толковый. А что там еще-то про пожар-то? Может, они с Косткой-то бабу убили да в бега и пустились. Только зачем?
- Ну, точно-то сказать нельзя, - поднял плечи Иванов. - Но дело-то еще вот в чем… В Разбойном-то приказе, поперву, розыскные листы никуда не рассылали. Ну а вдруг и сам Тимоха в пожаре погиб? Тела-то ведь могли и не найти. Убил он свою бабу или нет - никто не знает. Но вот в приказе Разбойном Васька Шпилькин служит. Его-то на месте сейчас нет, но говорят, что у Васьки на Тимоху вот такой зуб! Якобы взял как-то Акундинов у его бабы ожерелье да зажилил. Ну а еще соседи Тимохины видели, как два воза добра из дома увозили, по виду - скупщики краденого везли. А люди-то сказали, что в доме-то все, что было, - приданое Танькино…
Назар Чистой был умным человеком, посему долго раздумывать не стал:
- Приданое знатное прокутил, ожерелье зажилил… Видимо, для чего-то деньги ему нужны были? Смекаешь, для чего?
- Да кто его знает? Я ведь еще узнал, что Тимошка-то в приказе Новой чети служил, ну а в Новую четь Василий и ходил…
Унковский, что слушал старших, не перебивая, почтительно кивнул:
- Узнал я, что Акундинов сто рублей в приказе получил, да деньги в казну не вернул. Расписочка его лежит. А казначей, что лишние деньги выдал, платит теперь все сполна из собственного жалованья… Боярин Патрикеев как косточки-то крестной увидел, то заплакал да в Разбойный приказ пошел, - ловите, мол, убивца! А приказные тамошние говорят - а где видоки, что зрели, как Тимошка бабу-то свою убивал? Ну, Патрикеев полаял да и отступился. Решили, что грамотки сыскные отправят на Акундинова как на татя, что деньги в казне украл… Ну а коли сыщут его, тогда можно и спросить - убивал он жену-то али нет. Может, от какого воеводы и отписки есть, только на память не вспомнят, а искать долго. Я там человечка посадил, пусть все подряд смотрит - вдруг да чего найдет…
- Списки с листов розыскных на татя остались? Приметы?
- Приметы все схожи - роста среднего, волос - черен, губа - оттопырена. Ну, еще - когда он на Москве жил, то бороду носил. Ну, бороду с усами сбрить недолго… Я еще с народом потолковал, кто Тимошку знал. Говорят - точно, его приметы!
- Стало быть, самозванец Тимошка Акундинов и есть! - утвердительно заметил думный дьяк. - Может, он еще тогда воровство-то измыслил? Чтобы сыном-то царя назваться, деньги немалые надо иметь… И скажи-ка - родня у Тимошки есть?
- Сын у него есть, Сергунька, - кивнул Унковский. - На Москве живет, у приятеля Тимошкинова - Ивана Пескова. Был я у Пескова-то. Тот рассказал, что мальчонка к нему прибежал перед самым пожаром, сказал, что батька да матка ругаются сильно… Иван-то баял, что боярин Патрикеев хочет мальчонку к себе во двор взять, вроде на воспитание. Ну а пока он к дьячку бегает, грамоте обучается. Вроде говорят, еще и мать у Акундинова жива.
- Ну что же! - повеселел Чистой. - Одну задачу, что боярин задал, решили. Стало быть, оный самозванец - Тимошка Акундинов. Ну, ты, Ерофей Иванович, еще подьячих-то в Вологду пошли - пусть мать его отыщут да в Москву привезут. И грамотки сыскные всем воеводам да посланникам надо отослать, чтобы Акундинова ловили. Но это уже царю-батюшке да Морозову надо докладывать, чтобы они сами приказали, - так вернее будет…
7151 год от Сотворения мира (1643 год от Рождества Христова).
Москва.
…Тимофей Акундинов раскрыл похмельные зенки и понял, что лежит он не на собственной мягкой перине да не под боком у нелюбимой, но законной супружницы, а в чужом чулане да на грязном тряпье. Окон нет, так что и не понять - вечер сейчас али утро…
- Очнулся, голубок? - услышал он голос. - Пить, небось, хочешь?
- Хочу, - не стал скрывать Тимофей, попытавшись рассмотреть - кто это с ним разговаривает.
"А, вроде бы Федотом звать, - с трудом припомнил парень. - Кажись, гость торговый, из Холмогор. Точно. Говорил, что в Москву он кость рыбью привез да сукна, что у аглицких купцов прикупил, да еще что-то. Сколько же мы с ним вчера выпили?"
- Держи, милок, от щедрот, - добродушно сказал Федот, протягивая ковшик. - Тута пивко тебе. Всю ночь караулил. Хотел сам выпить, да поберег. Вот, думаю, проснется друг-то мой сердечный да пить и захочет!
Тимоха жадно ухватил ковшик, сделал один, второй и третий глоток. Хотел было сделать еще один, чтобы башка встала на место, но был остановлен.
- Эвон, присосался-то как, как телок к вымени, - ласково приговаривал Федот, отбирая посудину. - Давай, друг любезный, о деле поговорим, а уж потом и пивко допьешь!
- А что за дело у тебя ко мне? Просьба, что ли, какая? Да ты ведь вроде бы по торговой части, а не по питейной…
- Просьба? - искренне удивился Федот. - У меня-то к тебе какие просьбы могут быть? Не, парнек…
- А что?
- Ты в кости вчера играл?
- Ну, - нехотя протянул Тимофей, пытаясь припомнить. - Может, и играл… Что с того?
- А помнишь, сколько проиграл-то?
Вот это Тимоха помнил смутно. Помнил, что когда в каморку, где они пили, зашел цыган да предложил сыграть, первым к нему сел Федот. Проиграв копеек пять, друг махнул рукой и с горя заказал еще водки. Ну а потом решил попытать судьбу и сам Акундинов. Помнится, вначале везло - цыган только скалил белые зубы да вытаскивал из кисета новые копеечки, что переходили в Тимохину кису. Ну а потом вроде бы фартить перестало… Кажется, он даже хотел и вовсе перестать играть, но выпили еще… Дальше вроде бы были какие-то незнакомые морды - не упомнить, мужские или бабьи, новая выпивка, которую он уже и пить-то не мог…
- Так сколько же? - с томлением в голосе поинтересовался Акундинов. Ну ладно, если рубль-два… Хотя тоже жалко. Ну а ежели все десять?! Считай, что треть жалованья коту под хвостик…
- Ты, друг любезный, - продолжал ласково улыбаться Федот, - вчера двести рублев продул…
- Двести рублев?! - еле сумел вымолвить обескураженный Акундинов. - Да быть такого не может!
- Может, может, - замахал руками друг-собутыльник. - Еще как может! Не поверишь - бывает, что и тыщу проигрывают. А у тебя-то - всего-то двести. Плюнуть да растереть.
- Да как же так? - не веря своим ушам, переспросил Тимофей. - Не может такого быть…
- Тут и свидетели есть, - продолжал издеваться Федот. - И я подтвердить могу, и сам цыган, да и хозяин.
Тимофей перевел дух, откинулся назад и задумался. То, что его облапошили, - понятно. Тут, как говорится, и к бабке не ходи. Обычно он старался не пить с незнакомцами, но тут… Не так он себе представлял "подсадных". Да и хозяин, сволочь такая, не иначе, как в доле. Что и делать-то теперь?
- Дай ковшик-то, - попросил он, а когда Федот отвернулся, потянувшись за пивом, попытался вскочить и вырваться на волю. Увы, Тимофей был с жуткого похмелья, потому руки-ноги его не слушались. Да и мужик этот, похоже, был наготове - увернувшись от удара, пнул Тимофея в живот так, что тот упал на пол и скрючился от боли.
- Э, ромалы, да что тут творится-то? - донесся из дверей веселый голос. - Кто тут кого бьет?
- Он, сволочь, бежать хотел, - объяснил довольный Федот появившемуся цыгану. - Ну а его…
- Ты осторожней давай, - обеспокоился цыган. - Не искалечь мужика-то. Зачем нам калека нужен? Не, калека нам не нужен, - рассудительно заметил он и звонко засмеялся: - Калека платить не сможет!
- Ничо, - усмехнулся Федот уголком рта, а потом пнул еще раз, пытаясь попасть в пах. - Парень молодой, сильный. Чо ему сделается-то? А поучить-то надо, чтобы не рыпался, на кого не след…
Наклонившись к Тимофею, стонавшему от боли, цыган укоризненно сказал:
- Вай, ром, да нехорошо-то как! Играли честно, кто хошь подтвердить может. Сел играть - играй! Проиграл - плати!
- Да где же я такие деньги-то найду? - захрипел Тимофей, ползая по грязному полу и размазывая по нему слезы и сопли. - Это же все жалованье мое, за шесть лет с лишним! Да за такие деньги можно три дома на Москве купить!
- Ну, ром, а вот это меня ну никак не колышет! - жестко усмехнулся цыган, опять показав белоснежную пасть. - Кто вчера кричал, что жена у тебя - внучка епископа Вологодского, а сам ты - сын князя Каразейского? Врал никак?
- Не, почти не врал, - отозвался Федот. - Жена-то у него на самом деле внучка епископская. Ну а сам-то он - стрельцов сын.
- Ишь, - горько усмехнулся Тимофей. - Все-то и вызнали…
- Ну а как же, - довольно хмыкнул Федот. - Нужно же знать, кого из репьев московских разводить будем. Ежели он безденежный, так чо и стараться-то?
- Ну а ежели… - стал успокаиваться Акундинов, почувствовав, что и боль потихоньку отступает. - Положим, если я, скажем, заплатить не смогу? Возьму да боярину Патрикееву пожалуюсь?
- Э, ром, да на что пожалуешься-то? - усмехнулся цыган. - На то, что в кабаке напился да двести рублев проиграл? Что тебе боярин-то на это скажет? А? Думаешь, после этого ты у него в любимцах останешься? В рот тебе водку никто не лил да силком за стол не усаживал.