Души не понимают, что в них происходит, и редко находится тот, кто может открыть им на это глаза. Этим душам и предлагает себя Хуан в качестве опытного проводника. Он снисходителен к ошибающимся, ему жаль Божьи творения, страдающие от стольких препятствий. Он хочет и может помочь, так как в таинственном царстве внутренней жизни ему известны все пути. Однако не обо всем, что знает, св. Хуану следует говорить. Ему постоянно приходится сдерживать себя, чтобы не выйти за пределы того, чего требует его задача.
Произведения святого предназначены не для всех. Конечно же, он не хотел никого исключать, но знал, что мог рассчитывать на понимание только определенного круга людей: тех, кто обладает некоторым опытом духовной жизни. В первую очередь он думал о кармелитах и кармелитках, чье призвание заключается во внутренней молитве. Но св. Хуан знал, что благодать Божья не связана лишь с орденским облачением и монастырскими стенами. Одной из его духовных дочерей в миру мы обязаны сочинением "Огонь живой любви". Святой писал для созерцательных душ и протягивал им руку на вполне конкретном отрезке их пути: на распутье, там, где большинство в растерянности останавливается и не знает, куда идти дальше. На пути, которым они шли до сих пор, им встречаются непреодолимые препятствия. Новый же путь, открывающийся перед ними, ведет сквозь непроницаемую тьму. У кого хватит храбрости отважиться на это? Распутье, о котором здесь идет речь, – это путь медитации и созерцания. До сих пор (возможно, св. Хуан использовал метод св. Игнатия Лойолы) в часы медитации обычно включались все силы души – чувства, воображение, память, разум, воля. Теперь они отказываются служить. Все старания напрасны. Духовные упражнения, всегдашний источник душевного покоя, становятся мучением, оказываются невыносимо бесплодными и безотрадными. Но соблазна предаться мирским делам при этом не возникает: больше всего душа хотела бы оставаться в тишине, без движения, прекратив все свои действия. Однако это представляется ей праздностью и бесполезной тратой времени. Примерно так ощущает себя душа, когда Господь начинает вводить ее в Темную ночь. В привычном христианском словоупотреблении это состояние называется Крестом. Мы уже говорили о том, что понятия "Крест" и "Ночь" взаимосвязаны, и все же нам мало поможет столь общее указание на некоторое сходство значений. В отдельных текстах Хуана де ла Круса о значении Креста говорится с такой четкостью, что наше определение его жизни и учения как науки Креста оказывается вполне оправданным. Тем не менее, по сравнению с общим объемом его произведений, подобных текстов не так уж много. Преобладающий символ в его стихах, как и в его трактатах, – это не Крест, а Ночь: в "Восхождении" и "Ночи" образ этот находится в центре, в "Духовных песнях" и "Огне живой любви" (которые преимущественно рассматривают состояние по ту сторону Ночи) звучит ее эхо. А потому, чтобы понять значение символа Креста у св. Хуана, необходимо подробно исследовать отношения Ночи и Креста.
1. КРест и ночь (Ночь чувств)
§ 1. Различия в характере символов: "символ" и "космическое проявление"
Прежде всего зададимся вопросом, являются ли Крест и Ночь символами в одном и том же смысле. Ведь само понятие "символ" используют по-разному.
Иногда его понимают очень широко, подразумевая под ним нечто чувственное, когда имеется в виду нечто духовное, или нечто известное из естественного опыта, в то время как указывается на нечто неизвестное, возможно даже, из естественного опыта не выводимое. В этом широком смысле Крест, как и Ночь, может быть назван символом. Но если учитывать разницу значений образа и знака, то противоречие будет очевидно. Образ – понятый как подобие – указывает на то, чему что-либо уподобляется благодаря внутренней близости. Тот, кто смотрит на подобие, будет от него непосредственным образом отослан к первоисточнику, который сумеет узнать в подобии или откроет для себя благодаря сходству подобия с первоисточником. Между знаком же и тем, на что он указывает, не должно быть никакого внутреннего соответствия. Их соотношение устанавливается путем произвольного решения. О решении обозначить нечто таким-то знаком необходимо знать заранее, чтобы знак был понятен.
Очевидно, что Крест не является образом в собственном смысле слова. (Даже если называть его аллегорией, это в любом случае означает не больше, чем "символ" в вышеописанном широком смысле слова: нечто наглядное, указывающее на некий смысл, находящийся за его пределами.) Между Крестом и страданиями не существует непосредственной близости, но нет также и произвольно установленного знакового отношения. Определенным значением наполняет Крест его история. Это не просто "естественный предмет", но "инструмент", созданный рукой человека и использованный им для конкретной цели. Будучи инструментом, он сыграл в истории роль, значение которой ни с чем не сравнимо. Об этой роли знает каждый живущий в христианском культурном пространстве. Поэтому от своего зримого образа Крест ведет непосредственно к той полноте смыслов, которая с ним связана. Так что это знак, но такой, который не закреплен искусственно за неким смыслом, а истинно подобает этому смыслу, судя по его роли и истории. Видимый образ Креста (пересечение горизонтали и вертикали) указывает на перекрестную связь смыслов, которой он соответствует. И связь эту можно назвать отличительным знаком.
Напротив, Ночь является чем-то естественным: игрой света, покрывающей нас и все вещи вокруг. Она не "предмет" в собственном смысле: она не находится напротив нас и не стоит сама на себе. Она также не является "образом" в том смысле, в котором под этим словом подразумевают видимый образ. Она невидима и безобразна. И все же мы ее воспринимаем, она нам даже более близка, чем прочие вещи и образы, она намного теснее связана с нашим бытием. Как свет заставляет вещи со всеми их видимыми свойствами проявляться, так ночь "поглощает" их и грозит поглотить и нас вместе с ними. То, что в ней исчезает, не превращается в ничто: оно продолжает существовать, но неясно, невидимо и безобразно, как и сама ночь, или же остается в качестве тени и призрака, а потому таит угрозу. При этом нашему бытию угрожают не только скрытые в ночи внешние опасности – оно внутренне поражено самой ночью. Она отбирает у нас власть над чувствами, тормозит движения, парализует наши силы, изгоняет нас в одиночество, превращает нас самих в привидения и тени. Она как предчувствие смерти. И все это имеет не только жизненное, но и душевно-духовное измерение.
Космическая ночь действует на нас подобно тому, как действует "ночь" в описанном выше значении. И наоборот: то, что производит в нас такое же действие, как и космическая ночь, называется ночью в описанном выше смысле. Однако прежде, чем мы попытаемся понять это Нечто, нужно уяснить себе, что и у космической ночи двойной лик. Ночи темной и ужасной противостоит "освещенная луной волшебная ночь", залитая мягким нежным светом. Она не поглощает вещи, но высвечивает их ночной облик. Все жесткое, острое, резкое здесь приглушено и смягчено, здесь раскрываются те черты, которые никогда не проступают при дневном свете. Здесь слышны те голоса, что заглушаются дневным шумом. И все же не только лучезарная, но и темная ночь имеет свои преимущества. Она прекращает спешку и шум дня, приносит покой и мир. Все это отражается и на душевно-духовной сфере. Существует ночная мягкая ясность духа, когда он, свободный от ярма дневных забот, расслабленный и одновременно сосредоточенный, оказывается вовлеченным в глубинные взаимосвязи жизни и себя в ней, естественного и сверхъестественного миров. Мирность ночи таит глубокий благодатный покой.
Обо всем этом необходимо помнить тем, кто хочет понять ночную символику св. Хуана де ла Круса. Из свидетельств о его жизни и из его стихов нам известно, что он был сверхвосприимчив к космической ночи со всеми ее оттенками. Он проводил часы напролет у окна с открывающейся взгляду широкой перспективой или на воздухе под открытым небом. Св. Хуан нашел для ночи такие слова, которых не смог превзойти ни один певец ночи:
Душа уподобляет возлюбленного: