Макс Фриш - Синяя борода стр 7.

- Свидетели обязаны говорить правду, и ничего кроме правды...

- Прошу еще раз показать снимок...

- Благодарю!

- Снимок мне больше не нужен...

- Мне повезло...

- Да вы меня слушаете?

- Десять лет тюрьмы...

- И ничего кроме правды...

- Далее я благодарю господина председателя за терпение, проявленное им при допросе моих супруг...

Но стоит мне протрезвиться - обычно это бывает не позднее следующего утра, когда я сижу в своем врачебном кабинете, сцепив руки на затылке и по­ложив ноги на письменный стол, - как все возобнов­ляется.

- Вам уже не приходилось строить догадок, вы знали о ее ремесле, как вы сказали, и прекрасно себя чувствовали в ее квартире, вы были друзьями...

- Да.

- И о чем же вы беседовали?

- О Боге и о мире.

- Говорила ли с вами Розалинда Ц. о своей профес­сии?

- Никогда.

- Но вы давали ей советы по налоговым вопросам.

- Тут она была совершенно беспомощна. Как и все мои супруги. Это моя вина, я знаю. В семье всеми делами занимался я, по возможности без их участия, а потом, после развода, они оказывались беспомощными.

- Значит, вы знали, каков размер ее доходов?

- В точности не знал, нет, я ей только говорил, сколько она может тратить из своих доходов, а ей, как я знал по опыту совместной жизни, требовались значи­тельные суммы: на туалеты, машину, шофера и так далее, а также, думал я, на театральные билеты, и поче­му бы, думал я, еще и не на книги, пластинки и так далее - иные клиенты хотят не только выпивки, они желают, чтобы царила атмосфера интеллигентности. Она ведь не была уличной женщиной. По-видимому, к ней заходили и люди, совсем не знавшие о ее ремесле, и, естественно, они ничего не должны были платить, они создавали, так сказать, соответствующую атмосферу, их угощали, как во времена нашего брака.

- Последний вопрос, господин Шаад.

Мы были друзьями.

- Как это у вас получилось, господин доктор? Я хочу сказать: что же в конце концов избавило вас от вашей патологической ревности?

- Видео.

- Не понимаю...

- Вы не знаете, что такое видео?

- Конечно, знаю...

- Я сделал это не тайком, а по ее предложению: я сидел в соседней комнате, даже не курил, и смотрел на экране, как она занимается любовью с другими мужчи­нами, в тот самый момент, когда я смотрел. Поначалу мне было не по себе, но Розалинда настояла. Чтобы избавить меня от ревности. Это был важный урок для меня. Я тогда наблюдал трех клиентов, каждый раз дело происходило, конечно, несколько иначе, но все же более или менее одинаково.

- Почему это был важный урок?

Хотя экран довольно маленький, все было ясно видно: как правило, половые отношения для нее мало что значили. В лучшем случае, говорила она, это ее забавляет. Даже если мужчине удавалось вызвать у нее экстаз, это никак не было связано с какой-то личной симпатией, не знаю, догадался ли об этом второй клиент. Он не знал, что до него у нее уже кто-то побывал и он унаследовал ее в состоянии определенного возбуждения, которое ему льстило. Но он отнес это на свой счет... Потом мы с ней вместе пошли в Кроненхалле, мы разго­варивали о других вещах, и я уже не чувствовал себя обманутым. В сущности, я давно мог это понять. Еще во времена нашего брака. Розалинда не рассматривала постель как что-то слишком интимное.

Я сижу в своем врачебном кабинете, сцепив руки на затылке, уставившись в окно (оно выходит на задний двор с пятью березами и детской площадкой) или в затя­нутый зеленым ковром пол, а на входной двери по-прежнему висит медная табличка:

Д-Р МЕД. ФЕЛИКС ШААД

терапевт

ПРИЕМНЫЕ ЧАСЫ ПО ДОГОВОРЕННОСТИ

Югославка не решается постучать в кабинет, когда не знает, чем ей заниматься. Вероятно, она читает, учит немецкий. Когда руки у меня затекают, я снимаю их с затылка, стригу себе ногти.

- Есть ли еще у кого-нибудь вопросы?

Чего только не выискивает прокуратура.

"Признаюсь, вчера на футболе я думал только о тебе: две команды в качестве постельных партнеров, одинна­дцать в белых майках и одиннадцать в красных, да еще лысый арбитр и два его помощника - всего двадцать пять человек. Как ты сама сказала. От этой картины мне уж не избавиться. В конце концов, тебе тридцать один год. Мне не следовало спрашивать, сколько у тебя было мужчин, - ты с такой искренностью мне ответила. Про­сти меня за этот вопрос! Сидя на футболе, я учел и то, что двоих, по твоим словам, ты бы охотно вычеркнула, и по­тому я попросту игнорировал обоих помощников арбит­ра оставшихся с лихвой хватало, ты - и две полные команды, да еще запасные игроки, сидящие на скамье, да еще один, бегающий у края поля, чтобы согреться, - с ума можно сойти, а вечером я вижу, как ты стоишь под душем..."

Три месяца спустя после оправдательного приговора (свою практику я тем временем продал) прокурор все еще допытывается:

- Как бы то ни было, подобные письма, отправлен­ные или неотправленные, свидетельствуют о патологиче­ской ревности и мании преследования, никоим образом не исключающих некоторых действий в состоянии аф­фекта - действий, которые преступник, естественно, сразу же вытесняет из своего сознания воспоминаниями, например, о том, как он кормил чаек или лебедей...

Цюрих - город небольшой, и рано или поздно на улице неизбежно встречаешь кого-нибудь из выступавших на суде как свидетели:

- Я полагаю, господин Штоккер, вы каждый раз договаривались по телефону о времени визита, так что, когда вы нажимали звонок, Розалинда Ц. знала, кто стоит у ее двери.

- Разумеется.

- Бывало ли когда-нибудь, чтобы дверь ее квартиры не была заперта и можно было войти, просто нажав на ручку?

- Нет.

- Такого с вами никогда не бывало...

- Никогда.

- И вы никогда просто не нажимали на ручку, не позвонив в дверь?

- Это не в моем характере.

- Я полагаю, господин Штоккер, иной раз во время своих визитов вы пользовались ванной, и если так, то не видели ли вы там галстука, галстука, принадлежащего другому посетителю?

- Видел, но не в ванной.

- Где же?

- В прихожей.

- Вы помните, какого цвета был галстук?

- Конечно, я знал, что я не единственный посети­тель, и мне не было никакого дела до этого галстука. Но заметить я его заметил, должен признаться. Это было в декабре. Я даже, помнится, что-то сказал, какую-то шутку, и в следующий раз галстука на вешалке уже не было.

- Где же он был?

- Этого я не знаю.

- Вы знали, чей это галстук?

- О таких вещах не спрашивают, господин проку­рор...

Если встретишь на улице человека, которого прежде видел в зале суда, кто должен первым поздороваться: оправданный или свидетель?

- Когда вы в последний раз были у Розалинды Ц ?

- В январе.

- Согласно записной книжке Розалинды Ц., это было шестого февраля, что сходится также с датой ваше­го последнего чека, господин Штоккер.

- У меня нет с собой моего календарика.

- Еще один вопрос, господин Штоккер...

- Что касается чека, то, мне кажется, вы непра­вильно себе представляете, как обстояло дело. Розалинда вовсе не была проституткой, уличной девкой, как вы, по- видимому, считаете, господин прокурор.

- Кем же она была?

- Иной раз мы только разговаривали.

- И за это вы потом оставляли ей чек...

- Я, конечно, задавался вопросом, каким образом Розалинда может все это оплачивать - хорошую квар­тиру, лососину, шампанское, известно, сколько все это стоит, и все эти книги, которые лежали у нее на кровати, и прочее.

- Что это были за книги?

- Я не такой уж интеллектуал.

- Вы считали Розалинду интеллектуалкой?

- Да, я бы так сказал.

- Относительно книг, которые лежали на кровати: у вас, господин Штоккер, было впечатление, что Роза­линда Ц. читала эти книги, или они лежали просто так, для создания атмосферы?

- Я не понимаю вопроса...

- Почему книги лежали на кровати?

- Я тоже задавался этим вопросом.

- А о чем вы с ней разговаривали, господин Шток­кер?

- О людях и вообще.

- Например, о господине докторе Феликсе Шааде?

- Нет.

- Никогда не упоминали?

- Я знал, что есть такой господин - доктор Шаад.

Попадаются свидетели, от которых никакого толка:

- Разве Розалинда Ц. выдавала себя за венгерку или вы просто считали, господин Шпицер, что дочь валлийца и уроженки Аппенцеля не может быть такой очаровательной?

- У меня в этом отношении нет никаких пред­рассудков.

- Знакомы ли вы с настоящими венгерками?

- Пожалуй, нет.

- Еще вопрос, господин Шпицер: пользуясь ван­ной, не замечали ли вы галстука - галстука, принадле­жащего какому-то другому господину?

- Нет.

- И в прихожей тоже не видели?

- Нет.

- Вы знали о существовании господина доктора Шаада?

- Я думал, его зовут Цогг.

Ничего другого не остается, кроме бильярда. Конечно, я испробовал и кино, но редко досиживал до конца се­анса: не выношу сцен насилия.

- Вы тоже сказали бы, что обвиняемый и мухи не обидит?