7. Вожак
- Проезд закрыт! Зона повреждения!
Наш новый шофер Петро резко затормозил.
На вокзальной площади нас остановил комсомольский патруль.
- Ждите или поезжайте в объезд, если торопитесь… Там у школы обезвреживают тонную бомбу, - бойко сказала маленькая смешливая девчушка с красной повязкой на рукаве. Ее подруги стояли молча.
- Хиба ж це дило?.. - начал Петро.
В этот момент к нам подкатила черная "эмка". Из нее вышел высокий энергичный человек в черной кожанке и серой кепке.
- Что тут у вас случилось?
По нашей аппаратуре нетрудно было определить, кто мы.
- Пропустите, пропустите! Это наши кинооператоры. Вас, наверно, Антонина Алексеевна предупредила? Будем знакомы. Борисов, секретарь городского комитета.
Познакомились. О Борисове мы много слышали, но никак не могли с ним встретиться. В горкоме он сидел редко, все разъезжал по городу.
Когда мы остановились у школы, к нам подошла первый секретарь горкома Антонина Алексеевна Сарина. С ней мы были хорошо знакомы.
- Искали, искали их, а они сами объявились! - сказала она, протягивая нам руку.
- Профессиональное чутье. Знаем, где жареным пахнет, - пошутил Рымарев.
Мы подошли к глубокой яме, вырытой под стеной школы. Несколько комсомольцев и саперов, раскопав вокруг землю, готовились к подъему бомбы. Ее немного деформированный стабилизатор приковывал взгляд, как палочка гипнотизера.
- А что, если рванет? - спросил Рымарев, разглядывая навесной кран с талями.
- Бомба замедленного действия. Может сработать каждую секунду… - продолжая свое дело, спокойно ответил мичман-сапер.
Все обошлось благополучно. Бомба рванула далеко от города, куда саперы завезли ее на грузовике.
После этой случайной встречи мы виделись с Борисовым регулярно. Он оказался простым душевным человеком. Создавалось впечатление, что в городе он знал каждого, с каждым был знаком, знал нужды и чаяния людей, умел простым теплым словом успокоить, поддержать человека, вселить в него бодрость и уверенность.
- Ребята, снимите школьников Севастополя. Учебу под землей, - говорил он нам, - чтобы в мирные дни не забыли, в какое время учились, в каком городе живут… Снимите восстановительные работы…
Мы делились с ним своими мыслями, рассказывали о своих неудачах и успехах.
- Сегодня нам удалось заснять Десятую батарею Матушенко, а на фоне Константиновский равелин, как в 1854 году! - похвастался я. Для нас это был удачный кадр, а он воспринимал все гораздо глубже.
- Да, это мысль! Вот ведь - какая штука история! Она, как видите, повторяется. И здорово, что вы нашли воплощение этой мысли, такое лаконичное и простое…
Зима в Севастополе выдалась суровая.
15 декабря каждый уголок города был фронтом. Ни один дом, ни один клочок земли не был в безопасности, и люди переселились в убежища. Под землей находились и предприятия.
17 декабря начался второй штурм города. На направлении главного удара враг имел огромное превосходство в живой силе и в технике. В ходе боев немцам удалось прорваться через Мекензиевы горы к шоссе и железной дороге. Немцы отдельными группами появлялись даже на Братском кладбище и Северной стороне. Наши резервы были исчерпаны. Прорвавшиеся 21 декабря через блокаду корабли привезли из Туапсе Семьдесят девятую стрелковую бригаду морской пехоты полковника Потапова, а 23 декабря - Триста сорок пятую стрелковую дивизию полковника Гузя.
И уже 22 декабря прорвавшийся к Северной бухте противник был отброшен нашими частями, в составе которых была бригада Потапова, а 24-го контратака дивизии Гузя остановила наступление врага на Мекензиевы горы.
В конце декабря нас вызвал к себе Борисов. Мы ехали к нему после съемки на батарее Матушенко. На батарее мы узнали, что в дзоте № 11, отбитом у немцев, нашли тела восьми моряков, оборонявших дзот под командой старшины второй статьи Сергея Раенко. В гарнизон дзота входили также матросы Раенко, Калюжный, Погорелов, Доля, Мудрик, Радченко и Четвертаков. Они сражались в районе деревни Дальняя (Камышлы) на направлении главного удара. Трое суток горстка храбрецов отбивала атаки гитлеровцев. К ним с боеприпасами прорвались политрук Потапенко, матросы Корж, Король, Глазырин. Все, кроме Глазырина, погибли.
Оставшись один среди погибших товарищей, Глазырин продержался до ночи, а ночью, прихватив с собой ручной пулемет, прополз на командный пункт части. Дзот пал 20 декабря. А теперь его отбили и у Калюжного нашли записку:
"Родина моя! Земля русская!
Я, сын ленинского комсомола, его воспитанник, дрался так, как подсказывало мне сердце. Бил гадов, пока в груди моей билось сердце. Я умираю, но знаю, что мы победим.
Моряки-черноморцы! Деритесь крепче, уничтожайте фашистских бешеных собак! Клятву воина я сдержал.
Калюжный ".
- О це люди!.. - сказал Петро.
Войдя на КП горкома, мы тут же спросили Борисова:
- Про одиннадцатый знаете?
- Знаю. Знал еще и тогда, когда ребята его обороняли.
- А почему вы не сказали нам? - Димка снял очки и стал обиженно протирать их.
- Ладно, ладно! Вас ведь всего раз, два - и обчелся… Да и пленка все равно бы пропала.
- Нет, вы все-таки скажите, - Димка надел очки, - почему мы с такими ребятами не отгоним фрицев к чертовой матери от Севастополя? Чего они, гады, тут под носом торчат?.. Во что город превратили. Ведь сердце кровью обливается!
Моего друга явно прорвало. Борис Алексеевич молча слушал:
- Ведь нам так немного надо! - Димка весь пошел красными пятнами. - Еще бы пару дивизий!
Борисов молча подошел к карте.
- Вот смотрите…
В комнату кто-то заглянул.
- Мы тебя ждем, Борис Алексеевич.
- Начинайте. Я сейчас подойду… 14 декабря освободили Ясную Поляну, 15-го - Клин и Истру, 16-го - Калязин, - начал он тоном лектора. - Цель нашего контрнаступления под Москвой - это разгром ударных группировок врага, угрожающих столице с севера и юго-запада. Как вы считаете, это важно?
Мы пожали плечами: какой же может быть разговор?
- 8 декабря, - продолжал Борисов, - освобожден Тихвин, и сейчас борьба идет на подступах к Ленинграду. А вы знаете, что сейчас едят ленинградцы?
Тогда мы этого не знали, как и не знали многого другого.
- Так вот, они едят суп из приводных ремней и прокладок… Как вы думаете, сколько может держаться город в таком положении?
Мы молчали.
- И вообще подумайте, что на данном этапе важнее. А то рассуждаете, как мальчишки! А теперь слушайте: у нас сейчас на горкоме будет стоять вопрос о новогодних елках…
Мы недоуменно переглянулись.
- Это очень важно, - как бы не замечая нашего недоумения, спокойно продолжал Борисов. - И нужно это не только детям, но и взрослым. К сожалению, это не наша мысль, а постановление ВЦСПС о подготовке к Новому году…
Мы молчали, отказываясь что-либо понимать.
- Праздничная елка - это вера в жизнь, в будущее… Ну, на этот раз понятно? Вот мы и хотели, чтобы вы все это сняли…
Мы уходили от Борисова подавленные. У нас не было достаточно света, и все, что происходило ночью или в помещении, для нас пропадало…
А на этот раз пропало много. Елки, вернее, сосны - елок не было - в ночной вылазке под самым носом врага доставили матросы Гарпищенко. И здесь не обошлось без приключений: смельчаки, охотники за елками, "сняли" восемь автоматчиков, да еще и языка привели. Если бы это было днем, какой бы у нас был материал. Если бы все это можно было снять! А встреча Нового года?.. Взрослые в своем восторге не уступали детям, а о ребятишках и говорить нечего…
Старый год уходил, и к концу его все атаки немцев на Севастополь были отбиты.
У врага отбили Керчь и Феодосию.
Шел новый, 1942 год…
8. Итальянское кладбище
- Сводка все та же, - вернувшись из штаба, сказал Левинсон. - Завтра на рассвете надо пробраться к полковнику Жидилову. Под Итальянским кладбищем на Федюкиных высотах его КП. Где Петро?
Дорога на Ялту под Сапун-горой простреливалась. Немцы по ночам били вслепую, стараясь блокировать подвоз боеприпасов в расположение седьмой бригады. Днем этот участок дороги поливали прицельным огнем. Нам рекомендовали пробираться туда до рассвета.
За час до рассвета мы были уже на Сапун-горе.
Каким чудом Петро угадывал дорогу, понять было невозможно.
Внизу в черном провале изредка сверкали взрывы снарядов, тишину разрывал сухой и резкий треск. Периодические вспышки орудийного огня и мертвый дрожащий свет немецких ракет освещали нам короткие отрезки пути. Петро на второй скорости скатывал нас с Сапун-горы.
- Смотрите в оба! Только не прозевайте съезда с шоссе влево. А то прямиком к немцам попадем, - беспокоился Левинсон.
Петро остановил "газик", выключил мотор и прислушался. Вдали натруженно работал мотор перегруженного грузовика.
- Треба трошки помацать дорогу, - сказал Петро и, сойдя с машины, ушел вперед. Его тяжелые шаги простучали по асфальту и замерли в темноте.
- Поколупали сашейку, гады, - раздался из темноты его голос.
Петро вернулся, осторожно повел машину дальше и вскоре свернул на грунтовую неровную дорогу. Сверкнул и грохнул взрыв, за ним, еще ближе, другой. Фыркнули осколки, крепко ударяясь о землю.