* * *
Капитан Костерной без труда выделил в разношерстной привокзальной толпе молодого старшего лейтенанта с двумя орденами Красной Звезды на новенькой гимнастерке. Судя по тому, как офицер легко нес выгоревший солдатский вещмешок и ободранный по углам чемодан, можно было понять, что ехал тот не из глубокого тыла. А радостно-взволнованное выражение лица орденоносца выдавало в нем местного жителя.
Да, старший лейтенант Борис Боярчук после пятилетнего отсутствия вернулся в родные края.
"В сорок первом этот перрон слезами умывался, когда нас на фронт провожал. А много ли здолбинских парубков вернулись на твои камни? Многие ли из них могут сказать сейчас; "Здравствуй, дом родной!""
С бьющимся сердцем глядел он на памятные с детства места. Узнавал и не узнавал их, так покорежила город война. Сгоревший вокзал. Это было самое красивое здание в райцентре. Разрушенная водокачка. С нее видны были даже соломенные крыши ближних хуторов. А вот здесь, справа от вокзала, должен стоять павильон, где продавали мороженое и куда пацанами бегали пить газированную воду. Павильона не было. Один лишь осыпавшийся, заросший травой фундамент остался.
"А что сделали с парком? - ужасался Борис. - Чуть ли не все деревья вырубили. Вековые буки! Висячий пешеходный мост через пруды разобрали. Наверняка вывезли…"
И все-таки это были его родные места, отчая земля. Совсем недалеко от города его дом, его родители. Борис чуть ли не бегом кинулся к единственному стоящему на площади грузовику.
Шофер в старой солдатской гимнастерке без погон дремал, его чубатая голова покойно лежала на рулевом колесе.
- Эй, парень! - Борис коснулся его плеча.
Шофер поднял на офицера невыспавшиеся белесые глаза.
- Чего тоби?
- Не подкинешь ли, браток, до Здолбицы?
- Хай туды холера ездыт, в твою Здолбицу, - сердито пробурчал водитель и отвернулся. - Я заплачу, - сказал удивленный Борис. Первый раз ему, офицеру-фронтовику, так беспардонно отказывали.
- Дело не в грошах, - окончательно проснулся шофер и вдруг заговорил по-русски: - Видать, давно, старшой, ты дома не был.
- С июня сорок первого.
- Тогда понятно. - Водитель вылез из кабины. - Куревом не богат?
Борис достал папиросы. Шофер бесцеремонно одну папиросу сунул за ухо, вторую размял в пальцах, не торопясь прикурил.
- Я за грузом приехал, - сказал он после нескольких жадных затяжек. - А в село твое без охраны ездить пока несподручно. И тебе не советую. Так что ищи, старшой, военный грузовик, если родню повидать собрался.
Борис не стал его расспрашивать. Вмиг вспомнил про родительское письмо. Отец писал, что бандиты-националисты убили председателя сельсовета в соседнем селе, увели в лес молодую учительницу-комсомолку. Но ведь то было почти год назад.
Тут и подошел к нему Костерной с двумя автоматчиками.
- Начальник патруля капитан Костерной, - представился он. - Попрошу предъявить документы.
Солдаты-автоматчики натренированно встали по бокам Боярчука. Борис поставил на землю чемоданчик, достал удостоверение личности и предписание о демобилизации.
- Из госпиталя? - прочитал в предписании Костерной.
- Да, списали вчистую.
- А было желание послужить еще? - Костерной внимательно разглядывал круглолицего приезжего.
- Другому, оказывается, не обучен.
- В разведке давно? - быстро спросил капитан.
- С весны сорок третьего, - не подозревая подвоха, ответил Боярчук.
Капитан полистал удостоверение, нашел нужную запись, удовлетворенно хмыкнул и совсем неожиданно сказал:
- Придется вам пройти с нами.
- А в чем дело?
- Вопросы будем задавать потом. Прошу следовать за мной. - Кивнув автоматчикам, он пошел через парк к крытому брезентом "доджу", который тут же бесшумно покатился к ним навстречу.
Только через полчаса, уже в кабинете Ченцова, Боярчук понял, насколько далеки были его мысли о счастливом житие дома от той суровой реальности, которая открылась ему в словах подполковника.
- Обстановка в районе сложная, - неторопливо рассказывал Василий Васильевич, искоса поглядывая на сидевшего на подоконнике Костерного. - Трудностей очень много. Оттого и ошибок много. А каждый промах на руку врагам. Бандеровцы прикрываются потрепанной идеей самостийности. В лесах скрываются люди, которые по своей неграмотности, незнанию истинной правды о Советской власти поддались самостийникам. Многих крестьян бандеровцы под страхом смерти заставили уйти в банды. К таким прошлой весной обратился ЦК Компартии Украины с предложением сложить оружие и стать честными тружениками. Тот, кто сделает это, не понесет никакого наказания, если не повинен в особо тяжелых преступлениях. Такая амнистия как нож в сердце пропаганды оуновцев. Вот они и злобствуют, беснуются, предчувствуя, что рано или поздно обманутые, колеблющиеся, запуганные отшатнутся от них. В лесах останется лишь горсть отщепенцев, гитлеровских холуев, которым грозит неминуемая гибель. Народ не простит им предательства и жестокости.
- Ваш отец работает на железной дороге? - спросил Костерной.
- Машинистом. Правда, я давно не получал писем.
- Мы не можем настаивать, но было бы неплохо, если вы поработаете вместе с отцом. У бандеровцев сейчас повышенный интерес к железной дороге. Поток грузов возрастает. Им нужны свои информаторы.
- Мне они вряд ли поверят.
- Конечно, не поверят, - согласился Ченцов. - А вот прощупывать станут обязательно. Тут и нужно показать себя.
- Приехал служивый из армии, жениться хочет, а денег нет, чтобы свой дом ставить, свое хозяйство завести, - подсказывал в тон начальнику Костерной. - Вроде офицер, а в артель не торопится записываться. Все больше о собственном хуторке мечтает. Устал от всего на свете. Уединения ищет, тишины, покоя, в достатке, разумеется.
- А получится? - с недоверием спросил Борис. - Я ведь не артист, а дивизионный разведчик. Лучше дайте мне троих ребят посмышленнее, я с ними такой шорох наведу у этих гадов, что чертям тошно будет.
- Это не к немцам в тыл ходить, - усмехнулся Ченцов. - У бандеровцев конспирация получше будет. Здесь им каждый бугорок знаком, каждого жителя, почитай, в лицо знают. Тебя с ребятами заметят раньше, чем ты до леса дойдешь.
- Ну, это еще бабушка надвое сказала! - Не кипятитесь, Боярчук! - Костерной пересел к столу. - Шорох мы и сами сможем навести. А установить прямую связь с Сидором или Грозой - дело посерьезнее. Тут одной храбрости мало.
- Подумать надо, - насупился Борис.
- Подумай, подумай, - Костерной явно, начинал нервничать… - И прежде всего вот о чем: пришел солдат с фронта, всю войну протопал, холодный и голодный, раненый-перераненый, но пришел. Живой! Домой! Вся грудь в медалях за храбрость и нашивках за пролитую кровь. А утром… нашли солдата с простреленной головой у того крыльца, к которому он четыре года шел. И жена, и детишки его рядом лежали. На всех пули хватило.
- Агитировать меня не надо, - хмуря густые брови, выговорил Борис.
- Ладно, - примирительно сказал Ченцов, - не будем пороть горячку. Поезжайте, Боярчук, домой, отдохните пару деньков, осмотритесь. Связи с нами не ищите, помните, что в эти дни к вам, кроме нас, и другие присматриваться будут.
- Я могу идти?
- Обиделся? Ишь ты! - Костерной даже руками всплеснул.
- Обождите с часок, пообедайте в буфете, - посоветовал Ченцов. - В Здолбицу пойдет наша машина с солдатами. Я дам команду, чтобы вас прихватили.
- С почетным эскортом, - невесело усмехнулся Борис.
- Ждем в гости Грозу, - совершенно серьезно ответил Ченцов. - Не забудьте по приезде взять оружие в местном отряде самообороны и не ночуйте первое время в родительской хате.
- Операция "Гроза над Здолбицей"? - Боярчук встал и одернул привычным жестом гимнастерку. - Так, что ли?
- Попал в яблочко. Принимается. - Ченцов протянул через стол руку старшему лейтенанту.
- Разрешите выполнять? - неожиданно взял под козырек Борис.
- Выполняйте!
- Давно бы так, - не удержался Костерной и осекся, перехватив строгий взгляд подполковника.