Александр Васильев - В начале дня стр 3.

- Меня зовут Нечаев, Нечаев Петр.

- Очень приятно… Но, может быть, мы сядем?

Она слегка улыбнулась и села на диван. Петр тоже сел. "А глаза у нее не синие, - отметил про себя он, - и не карие, а золотистые. И ласковые…"

- Где же письмо, давайте?

Он расстегнул планшетку, торопливо достал письмо.

- Здесь, на конверте, даже план нарисован, как вас найти.

- Оригинально! - Тамара усмехнулась.

Она быстро пробежала глазами коротенькую записочку. Подруга просила отвести лейтенанта к ее маме, чтобы он рассказал подробно об их с Федей житье-бытье, посколько в письмах ("Не маленькая, сама понимаешь") многого писать нельзя. "Кстати, - добавляла она в конце, - это тот самый наш сосед, которому ты понравилась на фотокарточке".

"Ах, вот в чем дело!" Тамара разгадала нехитрый замысел подруги: Лера решила познакомить ее с этим лейтенантом и теперь старается, придумывает всякие уловки. А он… Уж не рассчитывает ли на скорую победу? Но кажется, он не похож на повесу. На вид он, скорее, человек серьезный, обстоятельный, только немножко смешной.

Лейтенант рассказал о себе, поглядывая то на Тамару, то на ее родителей.

- Я ведь по происхождению не городской - деревенский. Алтайские мы. - Он достал несколько любительских фотографий. - Вот мои старички. Сам снимал. Папаша - красный партизан, член партии, большого ума человек, хотя и не шибко грамотный. Таежник. На все руки мастер - и печь сложить, и крышу покрыть. На охоту до сих пор ходит, белку из винтовки бьет. А это мамаша, домохозяйка. Все с детьми да с детьми. Видите, их сколько! С этим братом, Павлом, мы погодки, даже одни сапоги на двоих носили. Когда на улице грязь, то друг друга на закорках через лужи переносили. А сейчас - оба командиры.

- А жена или невеста у вас есть? - полюбопытствовала мать.

- Нет.

- И не было? Петр замялся.

- Была одна… Не невеста, а так, знакомая. Только давно. Вот!

Он показал фотокарточку неулыбчивой белокурой девушки. Тамара из вежливости тоже взглянула мельком.

- Храните? Значит, любили.

- На границе обо всех вспоминаешь. Но любви у меня не было. - Он испытующе посмотрел на нее. - А у вас, есть кто-нибудь… близкий вашему сердцу?

- Конечно. Даже несколько.

- Она шутит, - поспешно вставила мать.

- Почему же? А ты, а папа?

- Я о других.

- Есть и другие.

Она отодвинулась от него. Помолчали. Лейтенант тронул ее руку:

- Вы меня проводите… до Лериной мамы?

- Может быть, я лучше вам расскажу, как туда пройти?

- Иди! - строго сказал отец. - Он же наш гость. Только не задерживайтесь, оба приходите к обеду.

"Этого еще не хватало!" - подумала Тамара. А лейтенант просиял.

Они вышли на улицу.

Наконец-то вдвоем, без свидетелей! Как он ждал этой минуты. Сейчас он скажет ей одну из тех пламенных речей, которые придумывал бессонными ночами. Но робость, проклятая робость, которую он ненавидел в себе, словно сковала язык. Все пылкие речи вылетели из головы, осталась какая-то жалкая труха. Он вспомнил наставления Леры: "Говори о книгах, о кинофильмах - она девка начитанная, грамотная".

А Тамара шла и, казалось, не замечала его, чему-то рассеянно улыбнулась. "Где сейчас Сережа? Неужели все еще в командировке?" Она вдруг подумала о нем, проходя через скверик и посмотрела на скамью у фонтана, которую они звали "нашей".

- О чем вы думаете?

- Угадайте. Вы же пограничник.

- Пограничник должен угадывать только мысли врага. А вы… вы для меня… - Он даже задохнулся, - так она была хороша в своей синей шубке и синем беретике, с розовыми от мороза щеками, темными локонами, припорошенными легким пушистым снежком.

Девушка засмеялась махнула рукой. Они вышли на оживленный Буденновский проспект, уже весь белый от снега.

- Вон там, - показала Тамара, - видите гостиница "Ростов", а рядом, под куполом дом, где живет Лерина мать. Первый подъезд, третий этаж.

- А вы?

Она посмотрела на его обиженное лицо.

- Не сердитесь. Сегодня к нам могут прийти гости, мне надо сходить в парикмахерскую. Вы же видите, какая я растрепа.

- Послушайте, Тамара! - Он удержал ее и, зардевшись, взглянул на нее так, что она испугалась. - Сколько вам нужно знать человека, чтобы выйти… чтобы заключить с ним брачный союз?

- Года два-три… Собственно, зачем это вам?

Она вырвалась и быстро пошла в другую сторону. "Оглянется или нет?" Ее невысокая стройная фигурка мелькала в толпе, как синий огонек. "Если не оглянется - все пропало". Она оглянулась и махнула рукой. Все в порядке!

Он посмотрел на идущих мимо людей, на деревья, запорошенные снегом, вдохнул свежий, пахнущий миндалем и фиалками воздух и засмеялся: "Два-три года!" А у него в запасе всего семь дней: пятнадцатого он должен быть в Перемышле.

* * *

Если бы люди могли читать мысли друг друга…

Тамара оглянулась просто потому, что почувствовала на себе взгляд этого чудака, и с досадой махнула рукой: идите же! Не придала она значения и его вопросу "о брачном союзе". Как и большинство девушек, Тамара могла бы понять того, кто бы сам понравился ей с первого взгляда. Но появление незнакомого лейтенанта, как и его ухаживания казались нелепыми и смешными.

"Больше я с ним никуда не пойду!" - сказала она родителям. Тамара вернулась сердитая и растроенная: в парикмахерской пришлось выждать большую очередь; телефон у Саркисовых, куда она позвонила с почтамта, молчал, по-видимому Сережа еще не приехал. "Я несчастная! - думала Тамара. - Так ждала праздника, мечтала провести его в какой-нибудь веселой интересной компании… А тут придется сидеть дома, в общества долговязого лейтенанта. Хотя бы он не пришел!"

Но лейтенант пришел - выбритый, сияющий, со свертком в руке. Отозвал на кухню Екатерину Авраамовну и о чем-то долго шептался с ней. Мать вышла оттуда смущенная, с красными пятнами на щеках. "Тамарочка, - сказала она, - ты развлекай Петю. Спой что-нибудь или хотя бы заведи граммофон". Петь Тамара конечно, не стала, а граммофон завела. Лейтенант пригласил ее танцевать. Отодвинули стол, сделали два-три круга и уселись на диван. "Расскажите про шпионов", - попросила сестра Оленька. Отец шикнул на нее, но лейтенант оживился и рассказал несколько случаев из пограничной жизни, предупредив, что о них уже писали в газетах. Он говорил, увлекаясь и не отрывая глаз от Тамары. Она тоже смотрела на него с интересом, вероятно, потому, что впервые подумала о его трудной и опасной службе и представила, как должно быть он одинок в далеком, чужом городе в пустой квартире, куда часто возвращается уставший, промокший до нитки. Перед ней был необыкновенный человек, герой. А она смеялась над ним!

Тамара стала рассматривать его лицо - пристально, как бы определяя, что же в нем героического? Нет, это было заурядное лицо сельского парня - скуластое, с пухлыми обветренными губами, с жестким ежиком темно-русых волос. Ничего примечательного, только, пожалуй, глаза - темно-карие с искринкой, живые, сообразительные. Как они много видели!

Лейтенант ушел поздно, сказав, что поселился в гостинице "Ростов" и что завтра, если Тамара не возражает, он зайдет за ней и они пойдут в театр. "Завтра не могу - у меня ночное дежурство". - "В таком случае разрешите зайти и проводить вас на службу?"

Сейчас он опять был прежний - угловатый, смешной. Тамара хотела отказать. "Вдруг знакомые увидят, скажут Сереже". Но передумала. "Пусть Сережа немного поревнует, в следующий раз не будет задерживаться в командировке!"

Лейтенант просиял.

- Так, значит, завтра в пять ноль-ноль!

Он ушел довольный и весело, заговорщически подмигнул матери. Тамара вспомнила об оставленном свертке. "Что он тебе принес?" - недовольно спросила она. "Это не мне, - призналась мать. - Тебе".

"Нет, он сошел с ума!" - говорила себе девушка. Она пыталась сердиться и не могла: таким красивым и необычным был этот подарок. Неизвестный чеканщик когда-то постарался, словно зная, что украшения достанутся именно ей. И простенькое колье, и серьги - все так шло к ней. А перстенек! Именно о таком она мечтала. Нет, наверное, он и в самом деле может угадывать мысли, и не только врагов.

Тамара, глядя в зеркало, невольно любовалась собой. Сейчас она была похожа на всех своих кинокумиров сразу - на Тарасову, Марецкую, Зою Федорову. Подружки увидят - умрут от зависти!

И вдруг мысль, которая неприятно уколола ее вначале, вернулась и разом стерла улыбку с лица, потушила блеск глаз. Тамара сняла с себя украшения и сложила их обратно в коробку. Какое она имеет право брать этот подарок да еще хвастаться? И кто ей лейтенант? Завтра же она скажет ему, чтобы он больше не приходил. Нет, пожалуй, это слишком грубо! А она не должна грубить, тем более человеку, который служит на границе, защищает Родину. И все равно: как он смеет? За кого он принимает ее. Впрочем, она сама виновата: не сказала ему прямо о Сереже и своей любви к нему.

"Любви?" Тамара на мгновение задумалась, как лучше назвать свое чувство к Сергею. А может быть, между ними пока еще не любовь, а просто дружба? Пусть так, но лейтенант должен понять, что "третий - лишний", и удалиться. А Сережа - хороший, хороший, хороший. И если бы сейчас не был в командировке, то она не разрешила бы лейтенанту прийти, и вообще… Но за что лейтенант так полюбил ее? Или он притворяется, играет? Нет, такой человек притворяться не может. Он тоже хороший. Ей почему-то вспомнилось, как он на улице читал стихи - громко во весь голос. Сережа так не вел бы себя. Нет, этот лейтенант большой чудак. Едва они познакомились, как он уже заговорил о "брачном союзе", и подарок принес…