Меж давнишней дружбой и встречей на берегу Невы в тот осенний вечер прошли годы. Непонятно, как он узнал ее? Она стояла на гранитных ступенях почти у самой воды и думала, как много тайн хранит эта мрачная река, сколько страшного должно быть там, под водой. Ее мучила тошнота, мучила тоска: мать, к которой Маша приехала за советом, за добрым словом, в поддержке отказала. Аглая Васильевна недавно перебралась в Ленинград - вышла замуж. Развод с отцом, долгие годы одиночества,- матери хотелось счастья, Маша понимала. И все же ей было больно.
Вдруг ее крепко схватили за плечи. Высокий мужчина повернул ее к себе. Она рванулась из его рук. "Муся!" - воскликнул он, просияв. Непостижимо, как он мог узнать? Но - узнал. Теперь узнала и она: "Коля!" "Ты думал: сейчас эта женщина утопится?" - спрашивала потом Маша.
Зашли в кафе на Невском. Николай сказал, что приезжал работать в библиотеках. Маше хотелось скорее уйти: от запаха еды ее мутило. Выпили чаю с лимоном, от пирожных она отказалась.
На улице стало легче, они разговорились. Коротко он рассказал о себе: кончил географический, после четвертого курса серьезно болел, простудившись в экспедиции, потерял год, а сейчас в аспирантуре. "Много было невеселого, трудного. Преодолелось, прошло..." Потом стали вспоминать детство, Маша повеселела.
Когда им было пять-шесть лет, они жили в трехэтажном доме на Никитском бульваре. Муся гуляла с няней, Коля - с матерью. У нее был большой живот, она часто сердилась и кричала на мальчика. Няня сказала, что у Коли скоро будет братец или сестричка, а мама сердитая потому, что у нее муж сидит в тюрьме. Муся узнала от своей мамы за что: Колин отец против царя. Потом дети гуляли вдвоем с Мусиной няней, и мама разрешила Коле приходить к ним играть.
Дети играли в "папы-мамы": накрывали байковым одеялом спинки стульев, ставили под крышу кукольную мебель, кроватки, ванночку, плиту, рассаживали своих детей - кукол, мишку, зайца. Муся и Коля копошились в своем доме - готовили обед, купали ребят, укладывали спать.
Шла большая война - первая мировая. Воевала и Россия. Но на Никитском жизнь шла мирно, и спокойно играли дети в своем доме под байковой крышей.
Машин отец был хирург, военный врач в прифронтовом госпитале. "Его не убьют?" - спрашивала Муся у мамы. "Нет, деточка, он под защитой Красного Креста". Мусе представлялся громадный крест, сложенный из кирпича. Мама объяснила, что Красный Крест - это знак всемирной ор-га-ни-за-ци-и, спасающей раненых, больных и пострадавших от войны.
Муся запомнила из этой беседы два новых слова... "ор-га-ни-зация" и "ми-ло-сердие".
И вдруг все кончилось - игры, прогулки, дружба.
Однажды Коля пришел подстриженный, в новом матросском костюмчике, сказал, что играть не может, зашел проститься. "Мы завтра уезжаем к бабушке в Уфу",- губы у него скривились, но он не заплакал, удержался. Няня принялась расспрашивать - как, что да почему, а Муся вдруг крикнула: "Ну и пускай, ну и уезжай",- и запрыгала на одной ножке по комнате, пока няня не прикрикнула.
На следующий день вышли на прогулку, на лестнице валялись бумажки, стружка, обрывки веревок. "Уехали",- сказала няня, и Муся расплакалась так, что гулять не пошли.
И еще вспоминались им разные подробности их жизни на Никитском. Игра в "робинзонов" с кораблекрушением, когда разбили вазу, "госпиталь" с котятами, которые не хотели лечиться и прятались под диван. И как однажды, услыхав звонок (мама пришла за Колей), они залезли в шкаф, их насилу нашли.
Разговаривая, прошли через Марсово поле, мимо Михайловского замка, дошли до Таврического дворца, здесь неподалеку жила Аглая Васильевна. Маша попросила Николая подняться, показаться матери. Аглая Васильевна почему-то решила, что этот красивый смуглолицый мужчина и есть "тот самый",- была неприязненна, руки не подала, а когда Маша наконец растолковала, кого она встретила, мать уже не смогла изменить сухого тона, и Николай поторопился уйти.
С Машей он договорился ехать в Москву вместе, он возьмет билеты, заедет за ней на такси.
Через день они вернулись в Москву, а через месяц поженились.
Они не были близки, хотя и жили вместе. Их тянуло друг к другу, но Николай сказал ласково и твердо:
"Пока он не родится, ничего такого не может быть". Маша запрет приняла. Порой она думала, что напрасно они поселились вместе, но она сама предложила Николаю жить у нее - его "жилплощадь" для жилья не годилась.
За эти годы отец Николая, Иван Николаевич, успел похоронить первую жену, снова женился, родил еще сына и уже разошелся со второй женой, влюбившись без памяти в свою аспирантку, красавицу Стеллу Нерич.
Покинутая жена, Августа Францевна, торопилась с разводом, с разменом. Себе и бывшему мужу она нашла хорошие комнаты в центре, а детям его от первого брака - Николаю и Рите - досталась комнатешка с чуланом в деревянной развалюхе, в соседстве с мужиком-пьяницей и двумя уличными девками, в Марьиной роще, известной своими притонами и бандитами. Рита вскоре уехала.
Необычный был их брак, по-Машиному, "странный", но когда Аглая Васильевна сказала как-то "фиктивный", Маша рассердилась. Она привязывалась к Николаю все крепче, ревновала его к отдельной, без нее жизни: он заканчивал аспирантуру, работал над диссертацией, он мог уходить и возвращаться, когда хочет, иногда не прийти ночевать, у него были друзья, которых она не знала. Он был свободен, не принадлежал ей. Ей казалось, он забывает о ней, оставляя подолгу одну. Может ли быть такая любовь? А что будет, когда родится ребенок, не разъединит ли он их?
На ее тревожные сомнения Николай ответил:
- У нас любовь началась необычно, не с того конца, что ли, и поэтому нам трудно. Но ты вспомни наши детские игры,- там и было начало, а все самое серьезное у нас впереди.
Когда Николай записывал в загсе новорожденную девочку, Екатерину Николаевну Пылаеву, он знал: Маша с Катенькой - его семья, теперь он отец.
Маше казалось, что она любит Николая сильнее, чем он ее. Его сдержанность она принимала за холодность. Теперь, с высоты своего возраста, Мария Николаевна понимает: это было бережение чувств, чистое, благоговейное отношение к женщине.
Легко с ним не было. Он был требователен, порой строг. А она не всегда понимала его: некоторые поступки Николая казались ей странными, вызывали протест. Например, он легко отдавал вещи, деньги, мог отдать половину аспирантской стипендии. На его внимание, помощь могли рассчитывать не только друзья и родные, но и чужие. А ей было жаль отдавать, они сами нуждались во многом, денег всегда было в обрез, едва хватало на самое необходимое. Он успокаивал: "Там это нужнее". Трудно было привечать людей, которых время от времени он приводил домой - переночевать, а то и побыть дня два-три. У нее не хватало денег на обед, он говорил: "Свари что-нибудь попроще". Он всегда бросался туда, где плохо: поддерживать, утешать. То навещал в больнице, то помогал в похоронах, то просто шел к тому, кто захандрил.
Огорчало Машу холодное отношение старого Пылаева. Отец нравился Маше: могутный красивый старик с пронзительным взглядом серых глаз, пшеничными усами с проседью, седой густой шевелюрой и крепкими мужицкими руками. Когда Николай привел ее, он оглядел Машу откровенно, одобрительно хмыкнул, он знал толк в женщинах, он любил женщин. Но, непонятно почему, быстро потерял к ней всякий интерес. Маша решила: он подозревает, что сын попал в ловушку. Но откуда он мог узнать о Кате, да и мысли такие мало подходили Пылаеву - он свободно смотрел на отношения полов.
Иван Николаевич Пылаев - большой ученый, основоположник одной из отраслей географии, в прошлом революционер-подпольщик, большевик, принадлежал к Деятелям с большой буквы. Умный, энергичный, работающий с размахом, способный поднять и везти целый воз дел, обязанностей и должностей, в людях, однако, он разбирался плохо и в обыденной жизни был беспомощен.
От третьей жены, Стеллы, у Пылаева было двое малышей-погодков. Он гордился поздним отцовством, детишек любил, прощал им озорство и то, что они называли его дедом. Этому научила их Стелла, считавшая свой брак ошибкой. Держали ее дети, но ими она занималась мало, а домом и вовсе не хотела заниматься. Уже давно это была профессорская квартира, полученная Пылаевым почти одновременно с орденом Трудового Красного Знамени. Домработница, старая Гаша, изнемогала в трудах, поддерживая самый поверхностный порядок, ругала Стеллу и жалела хозяина.
Профессорский дом содержался на широкую ногу, в нем постоянно бывал народ: ученики - студенты, аспиранты, молодые ученые; приезжие - из других городов, из других стран; деловые визитеры, поклонницы. По нескольку раз в день заваривали чай, кофе, в разное время подавался обед.
Забыв все обиды, пришла на помощь умница Августа Францевна - вторая, оставленная жена: она была матерью сына Пылаева, хотела, чтобы Валя рос с отцом. Практичная, деловая, она взяла на себя заботы о доме, о семье, уделяла внимание маленьким Пылаевым, заботилась о бывшем муже.
Августа Францевна сделалась в пылаевском доме необходимейшим человеком. Пылаев упросил ее приходить почаще, не бросать его на произвол судьбы, умилялся ее верности, нежно звал Густенькой. И Августа Францевна забрала в руки дом и все материальные заботы и дела Пылаева.
Содержать две семьи было непросто, но могучий старик говорил, посмеиваясь: "Каждый мужчина может иметь столько жен и детей, сколько он в состоянии прокормить, таков закон, дарованный нам аллахом".
Гаша уверяла, что у Ивана Николаевича есть еще и любовница - косоглазая секретарша с его кафедры. Стелла и Августа, которые быстро сдружились, пересмеивались открыто, а старый хитро улыбался и не возражал.