- А ты боишься старую избу раскатать, - улыбнулся Носков. - Дед твой этот самый дом шесть десятков лет назад по брёвнышку сложил. Своими собственными руками…
- Наверное, я не в деда пошёл.
- А на вид - вылитый Андрей Иваныч… И борода такая же. Только у него, понятно, седая… Пенсия - то у твоего деда была не ахти какая. Маленькая пенсия. По рублю старик откладывал на ремонт дома… Знал, что умрёт, а до последнего дня откладывал. Не для себя, понятно.
- Для кого же?
Кирилл Евграфович встал с брёвен, отряхнул галифе.
- Не люблю я заколоченных домов, - сказал он. - Сколько на моем веку людей свои дома заколачивали! Вот как ты. А глядишь, через год - два снова возвращаются… Пустой дом для меня что покойник. Стоит, глядит на тебя мёртвыми глазами, аж с души воротит. Нехорошо, когда люди свои дома заколачивают…
Кирилл Евграфович пожал Артёму руку. Выйдя на дорогу, поправил свою зеленую командирскую фуражку и неторопливо зашагал по улице. Широченные галифе полоскались, будто паруса. Казалось, налети сильный ветер - и Кирилл Евграфович Носков птицей взмоет в вечернее небо.
Артём задумчиво сидел на брёвнах, года два назад заботливо заготовленных дедом для этой самой избы, окна которой он только что заколотил. На небе зажглись звезды. Из - за леса вверх по вершинам деревьев выкатилась огромная красная луна. Узкая, как синее веретено, туча перерезала луну как раз посередине. Там, где село солнце, небо было ещё чистое и прозрачное. Небольшое облако уносило с собой последний багровый отблеск.
2
Доски с треском отскакивали от окон. Приколотил их Артём на совесть, и теперь не так - то просто было сбить. А из поселкового, наверное, смотрит Кирилл Евграфович и ухмыляется. Последняя доска не поддавалась, и тогда Артём обеими руками ухватился за край, изо всей силы дёрнул и вместе с доской полетел с лестницы на невскопанную грядку. И тут же услышал девичий смех.
Отряхнувшись, Артём оглянулся: у колодца никого не было, лишь раскачивался конец железной цепи. Колодец и забор отделяли участок Абрамова от детсада, вдоль забора росли вишни. Они просыпали на землю свои белые лепестки. Ещё дальше, за кухней, большая зелёная лужайка с деревянными лошадками, качелями, горкой. Высокая худощавая воспитательница густым мужественным голосом строго вопрошала: "Гуси, гуси?" Дети нестройным хором отвечали: "Га - га - га!" И дальше: "Есть хотите?" - "Да - да - да!" - "Так идите!" - "Нам нельзя… Серый волк под горой, не пускает нас домой".
Устроившись на перевёрнутом ящике, Артём раскрыл альбом и стал рассматривать наброски. Солнце припекало макушку. На проводах примолкли ласточки. А стрижи, как всегда без отдыха, стремительно носились над башней. Было тепло, но далеко на юго - западе собирались тучи. Неповоротливые, как морские линкоры, они медленно разворачивались на горизонте, готовясь к бою.
За спиной снова раздался тихий смех, шорох, движение ветвей. Кто - то прячется за колодцем. Артём размашисто подправлял карандашом рисунки и не оглядывался. Он решил застигнуть насмешницу врасплох. Когда минут через пять он неожиданно повернулся, то увидел… Татьяну Васильевну. Учительница без улыбки смотрела на него. Стройная, в коротком ситцевом платье, из - под которого белеют круглые коленки. Непохоже было, чтобы она смутилась.
- Я ведро упустила, - сказала она. - Достаньте, пожалуйста.
Артём подошёл к колодцу. Глубина метров семь. В черном проёме жирно поблёскивала вода. Из щелей бревенчатого сруба тянулись к свету тощие бледные растения. Бревна осклизли и поросли мохом.
- Я должен лезть туда? - спросил Артём.
- В прошлом году я тоже упустила ведро, так Лёша - монтёр забрался и достал… - она улыбнулась. - . Правда, потребовал маленькую, говорит, там очень холодно, как бы не простудиться.
- Ну, раз Лёша достал…
Артём стащил майку, джинсы. Остался в одних коротких трусах. Тело у него крепкое, мускулистое. Он уже успел немного загореть. Таня опустила длинные черные ресницы, на губах улыбка.
- Неужели и вправду полезете? - спросила она. - Вы ведь показали мне дорогу в лесу…
Таня фыркнула.
- Так вот услуга за услугу.
Артём подёргал за трос, но решил не обвязываться: обдерёшь все бока. Можно спуститься и так, цепляясь руками и ногами за выступы и пазы в брёвнах. С малолетства он любил забираться на деревья и столбы; однажды даже поднялся по отвесной кирпичной стене на второй этаж, но вот опускаться в глубокие колодцы никогда не приходилось.
Мрачной гнилью пахнуло от влажных стен, когда он залез в колодец. Тело напружинилось, вздулись мышцы. Бревна были скользкие, и приводилось напрягать все силы, чтобы не сорваться. Когда голова скрылась в колодце, Таня нагнулась над срубом.
- Я никакого ведра не опускала…
В голубом квадратном проёме белеет её лицо, блестят глаза, колышутся черные волосы.
- Оно тут, в крапиве… - её лицо исчезло, и над головой Артёма появилось смятое с одного бока цинковое ведро.
- Я выкупаюсь, - сказал Артём, глядя из колодца в её большие глаза.
- Вылезайте, - строго сказала она. - В колодцах не купаются.
Когда широкие плечи Артёма показались над срубом, Таня подхватила его под руку, помогая выбраться.
- Помните, у Гарина - Михайловского, как маленький Тема доставал свою Жучку из колодца? - сказала она.
- Ну и как? Достал? - спросил Артём, одеваясь.
- Я и сама не знаю, зачем вам сказала, что уронила ведро в колодец…
- Достал Тема Жучку - то или нет?
- Достал…
- Ну и прекрасно, - сказал Артём. - А то мне всю ночь снилась бы бедная Жучка…
- Покажите, что вы рисуете?
- Неинтересно…
- Зачем же рисовать, если это неинтересно?
- Хотите - вас напишу? - предложил Артём.
- Нет, - сказала она.
Артём раскрыл альбом и, взглянув на чистый лист, сказал:
- Я вас уже написал…
Таня захлопнула крышку и, нырнув под барабан с тросом, очутилась на участке Артёма.
- Покажите! - потребовала она, видя, что он прикрыл рукой альбом. - Наверное, уродка? Да?
- Наоборот, красивая…
Таня подошла ещё ближе и, глядя ему в глаза, попросила:
- Ну, пожалуйста!
Артём раскрыл альбом: там ничего не было.
- Я не люблю, когда меня обманывают, - сказала она и, резко повернувшись, тем же образом перелезла через колодец.
- Вы любите сами обманывать, - поддел Артём.
Сердито загремев ведром, Таня прицепила его к тросу и, придерживая весело закрутившуюся, отполированную вертушку, опустила в колодец. Послышался всплеск - это ведро ушло на дно. Артём хотел было помочь, но она отрицательно покачала головой.
- Далеко вам за водой ходить, - сказал Артём, причём без всякого умысла.
Она мельком с усмешкой взглянула на него и взяла ведро за дужку. Покачиваясь, понесла к детсадовской кухне.
- Здесь сестра моя работает, - не оборачиваясь, сказала она. - Я ей иногда помогаю… А вы подумали, что я пришла на вас посмотреть?
- Приходите ещё, ладно?
- Зачем, интересно?
- За водой, конечно, - сказал Артём.
Она через плечо бросила на него насмешливый взгляд и, ничего не ответив, скрылась в дверях кухни.
Глухо и грозно заворчал гром. Солнце наполовину скрылось за сизыми, с поволокой облаками - гонцами грозы. Стрижи спустились с небес и не так уж рьяно кружили над самым куполом башни. Туча наглухо закрыла полнеба. Она была какая - то необычная: надвигалась из - за бора, клубилась, заворачивалась внутрь, втягивая туда зазевавшиеся облака, поминутно меняла оттенки. Но пока ни одна молния не отпечаталась на её рыхлом боку.
Посёлок притих перед большой грозой.
Обычно гроза обходит Смехово стороной. Засинеет вокруг, молнии то тут, то там полосуют, раздирают небо, грохочет, сотрясая землю, гром, а дождя нет. В каких - нибудь полутора километрах под косыми струями дождя полегла высокая трава, пляшут фонтанчики на шоссе, глядишь - уже побежали по канавам да тропинкам ручьи, а в селе сухо. Не хочет почему - то дождь проливаться над Смеховом.
Может быть, старухи у бога вымолили дождь или колдуньи наколдовали, но на этот раз туча остановилась как раз над Смеховом.
Капли яростно застучали по крышам домов, свёртываясь в пыли, дробно упали на дорогу. Красная крыша водонапорной башни загудела, как колокол. Голубоватый яркий грозовой разряд один, второй и третий раз будто играючи соприкоснулся с растопыренной лапой громоотвода. Треск, ослепительная зелёная вспышка - и враз присмиревшая молния огненной змеёй утекла по витому проводу в землю.
Артём стоял под навесом и смотрел на башню, дожидаясь ещё одного разряда. Ударило где - то рядом, за старым клубом. С застрехи вразнобой брызгали струи. Дождь плясал на потемневших брёвнах, лопотал в лопухах, звучно долдонил в дно перевёрнутого у колодца ведра. Какая - то глупая курица, застигнутая врасплох, спрятала голову под большую щепку. Дождь молотил по перьям, хвост вздрагивал, но курица терпеливо стояла на полусогнутых скрюченных ногах и не двигалась.
Майская щедрая туча зараз рассчиталась за все долги.