Обратной дороги нет - Смирнов Виктор

Повесть В. Смирнова и И. Болгарина рассказывает о героических делах советских партизан в годы Великой Отечественной войны.

Содержание:

• День первый - ЧЕЛОВЕК ИЗ БОЛОТА 1

• День второй - ОБОЗ ВЫХОДИТ 3

• День третий - ЗАПИСКА В "ПОЧТОВОМ ЯЩИКЕ" 4

• День четвёртый - "ВСЁ ИДЁТ ХОРОШО" 6

• День пятый - ГОНТА ПОКАЗЫВАЕТ ХАРАКТЕР 8

• День шестой БОЙ В ЧЕРНОКОРОВИЧАХ 9

• День шестой - ИЗМЕНА 11

• День шестой - ТОПОРКОВ РАСКРЫВАЕТ ТАЙНУ 13

• День седьмой - ЗАПАДНЯ 15

• День восьмой - ЖРЕБИЙ 17

• День девятый - В СЕЛЕ ВЕРБИЛКИ 18

• День десятый - ЛЕСНОЙ КОРДОН. ВСТРЕЧА СО ЩИПЛЮКОМ 21

• День одиннадцатый - САМЫЙ ТРУДНЫЙ ДЕНЬ 23

• День двенадцатый - ПОСЛЕДНИЙ 24

• ОБ АВТОРАХ - Суровая правда войны 27

• Примечания 29

Виктор Васильевич Смирнов
Игорь Яковлевич Болгарин
Обратной дороги нет
Повесть

День первый
ЧЕЛОВЕК ИЗ БОЛОТА

Он бежал и бежал, хватая руками стволы низкорослых деревьев, кустарник, падая, давясь кашлем и снова вставая, бежал всё дальше и дальше в глубь спасительного леса.

Ноги и руки безостановочно работали, лёгкие со свистом и хрипом вбирали воздух, а голова его была заполнена одним лишь видением, одной картиной, которая повторялась назойливо, безостановочно, как музыкальная фраза в испорченной грампластинке.

Он видел длинные серые бараки и бетонные шестиугольные плиты на плацу, видел шеренгу мокрых, съёжившихся под дождём людей в гимнастёрках, фланельках и ватниках, видел насторожённые злые глаза овчарок, сидевших у ног солдат-проводников, и фигуру высокого офицера в длинной шинели, который шёл вдоль шеренги, вглядываясь в лица.

И слышал слова: "Erster, zweiter, dritter, vierter, fünfter!.. Fünfter, vortreten!.. Fünfter, vortreten!.. Fünfter!.. Fünfter!.."

И в длинной шеренге людей каждый пятый, склонив голову и не глядя на товарищей, делал шаг вперёд.

1

Было тихо, как бывает в Полесье только в конце октября, когда серое тяжёлое небо никнет к земле, когда смолкают оставшиеся хозяйничать в лесу сойки и синицы и слышен лишь комариный капельный звон, который, едва привыкнет ухо, воспринимается как самая глубокая тишина.

Лес словно бы вымер. Но внимательный глаз, осматривающий чахлый березнячок, который спускался к болоту и переходил в осиновое редколесье, различил бы на пригорке небольшой песчаный бруствер, над которым торчал, как палка, дырчатый кожух немецкого пулемёта: чёрный дульный зрачок высматривал что-то в низине. За бруствером виднелись трое разношерстно одетых, промокших людей, прижавшихся друг к другу, словно птенцы в гнезде.

Человек, сидевший у самого пулемёта, был старшим в группе, и это чувствовалось сразу по тому хотя бы, как он хмурил густые, сцепившиеся у переносицы брови или, оглядывая товарищей, тяжело и властно поворачивал голову, сидевшую в плечах, обтянутых облезшей кожаной курткой, плотно, как ядро в крепостной стене. Лицо у него было скуластое, простое, но с той значительностью, которая приобретается определённым начальственным опытом.

По правую руку пулемётчика сидел узкоглазый старик, с бородкой, тощей, как стёртый веник. В брезентовом дождевике с капюшоном, неторопливый, даже задумчивый, он походил на сторожа или пасечника, а это, как известно, большие философы и миролюбцы; вот только винтовка с оптическим прицелом, лежавшая рядом со стариком, разрушала идиллическую цельность образа.

Третьим был подросток, щуплый представитель того многочисленного партизанского поколения, которое разом, минуя юность, шагнуло из детства в трудный взрослый мир и, не научившись ещё задумываться ни о прошлом, ни о будущем, не тяготясь семейными заботами, воевало отчаянно, без оглядки.

- Скоро сменяться-то? - спросил подросток у старшого. - В ушах хлюпает!

Пулемётчик невозмутимо рассматривал в бинокль болотце.

- Каши горячей я бы съел… - продолжал подросток.

Старик достал из-под дождевика ржаную краюху:

- Пожуй!

- А ну тихо! - приказал старшой.

Он углядел на той стороне болота, на пригорочке, двух фашистских солдат в егерских куртках с изображением эдельвейсов на рукавах. Их кепи то и дело обращались друг к другу: немцы болтали. А правее…

- Погляди, Андреев. - Пулемётчик протянул старику бинокль: - Вот, под ольхой…

- Два егерька фрицевых, - сказал зоркоглазый Андреев, отстраняя бинокль. - Мы их сторожим, а они нас.

- А теперь правее, где осинничек…

И старшой вновь поднёс к глазам бинокль. Неподалёку от егерей, где зыбкое болото, поросшее острым резаком, уходило под обманчиво плотный мшистый ковёр с буграми кочек, зашевелилась высокая трава. Всё застыло под тихим дождём, но трава шевелилась.

- Не иначе опять тропу щупают, - прошептал Андреев.

К болоту выполз человек.

Он был в рваном ватнике и таких же рваных штанах-галифе, босой, с обритой головой на тонкой шее. Человек приподнялся, заметил неподалёку егерей и приник к земле.

Распластавшись на мшанике, который хоть и подавался под тяжестью тела, но всё же удерживал его, человек осторожно пополз в сторону партизан.

- Точно, ищет, - сказал пулемётчик и успокоенно вздохнул. - Третий за неделю… Скоро заверещит.

Андреев не ответил. Он подался вперёд, выставив бородку, и пристально наблюдал за болотом.

- Во! - сказал оживившийся подросток, заметив, что рука ползущего проткнула тонкий мшаный настил и ушла в болото.

Но человек, испуганно выдернув руку, продолжал ползти по мшанику. Он утопал в податливом, зыбучем полотне, как в перине. Изредка, когда фонтанчики тёмной воды пробивались на поверхность, он замирал, а затем снова полз.

- Настырный фашист, - заметил подросток.

- Это не фашисты тропу ищут, Назар! - солидно пояснил пулемётчик. - Это они полицаев посылают. Им чего остаётся, полицаям-предателям?

- Германцы себя жалеют, точно, - отозвался Андреев. - Экономисты, бухгалтера! Это у нас дебет с кредитом не сходится… Верно, Гонта?

- Разговорчики брось, дедок! - Пулемётчик указал глазами на подростка.

- Дай-ка я ему врежу из снайперской, - предложил Андрееву подросток по имени Назар. - Не пожалей, дед! - И шмыгнул носом.

- Стрелять не велено, пока Ванченко не вернётся, - буркнул Гонта. - Стихни.

Человек дополз до края мшаника, где начиналась открытая вода, и поднял голову. Лицо его, заросшее щетиной, покрытое грязью, было узко и темно, как старинный иконный лик. Только глаза светились в глубоких впадинах.

Он посмотрел в сторону егерей и, зачерпнув тёмной гнилой воды, поднёс пригоршню ко рту, напился.

- Сдаётся, не полицай это… и не фашист, - сказал Андреев и ещё дальше выдвинул над бруствером свою тощую бородку. - Те кормленые. Те давно провалились бы в болото.

Человек осторожно сполз с мшаника в воду. Тёмная вода охватила его по грудь.

Он сделал первый шаг и тут же глубоко ушёл в жижу. Рванувшись в сторону, он продвинулся немного, с трудом преодолевая сопротивление вязкого болота.

- Щупает, - сказал Гонта. - Далась им эта тропа!

Человек оступился. Болото тут же схватило его за плечи.

Он выбросил руки, стараясь зацепиться за кочку, плававшую неподалёку, но та податливо ушла вниз.

Он раскрыл рот в беззвучном крике, откинул голову, стараясь податься назад.

- Не шумит! - взволнованно сказал Андреев, высунувшись из окопчика. - Те двое вон как кричали! Своих звали.

- Погоди, и этот позовёт, - возразил Гонта. - Ещё не приспичило.

Тот, кого они считали разведчиком тропы, барахтался, увязал в трясине, всего в ста метрах от егерей-дозорных. Он молчал. Болото уже накрыло его плечи липкой, слизистой ладонью.

Выбившись из сил, он на какое-то мгновение прекратил борьбу, застыл. Голова его торчала из болота, как некий диковинный плод. Трясина уже коснулась подбородка. Она как будто вспухала. Она поднималась, как подопревшее тесто.

- Может, он немцев боится? - спросил старик и наполовину вылез из окопчика. - Вытащить бы его, а?

- Рано… - остановил его Гонта. - Ещё, может, закричит…

Шёл дождь. Человек молчал. Неподалёку от него беззаботно покачивались кепочки егерей.

Болото подползло к губам, но человек не сопротивлялся, он глядел перед собой в ту сторону, где, скрытые кустами, невидимые для него, сидели партизаны.

Он умирал молча.

- Давай! - сказал Гонта. - Может, и вправду наш. В случае чего я прикрою. - И он взялся за рукоять пулемёта.

Андреев и Назар юркнули в траву и через мгновение были уже в болоте.